больше полнел и довольно неважно себя чувствовал. Следствия всего этого были предсказуемы. Русским, не менее трёх раз ускользнувшим от охвата французами, наконец удалось сосредоточить свои войска в Смоленске, предоставив «Великой армии» медленно тащиться по их следу. А по мере продвижения Наполеона началось разложение его войска. Во-первых, неблагоприятную роль играла погода, поскольку периоды жуткой жары перемежались обильными ливнями. Во-вторых, логистическая ситуация вскоре превратилась в хаос, поскольку воинские части обгоняли свои продовольственные обозы и обнаруживали, что бедные, редконаселённые пограничные области, к тому же опустошённые отступавшими русскими, не могли удовлетворить их потребности. В результате из 375.000 человек, собранных Наполеоном, к моменту достижения окрестностей Смоленска было потеряно примерно 100.000 человек из-за болезней и дезертирства, вдобавок ещё 90.000 человек пришлось выделить на охрану линий сообщения императора с границей. Оставалось лишь 182.000 строевых войск, а потери лошадей в кавалерии и тягловых животных соответственно были ещё тяжелее. Но, как бы то ни было, не всё было потеряно. Хотя обеим русским армиям наконец удалось соединиться в Смоленске, они по-прежнему насчитывали не больше 120.000 человек и к тому же находились почти в таких же стеснённых обстоятельствах, как и французы. Короче, тяжёлый удар ещё мог оказаться решающим, поскольку, если бы защитники Смоленска — основная часть русской армии — были разбиты, появлялись шансы на то, что Александр всё же пойдёт на мир, так как настоящая мобилизация народа, необходимая для замены регулярных частей, была совершенно невозможной.
Но, на самом деле, победы при Смоленске не последовало, причём Наполеон и его старшие командиры проявили ещё большую неумелость в том, что позволили русским оторваться от их численно превосходящих сил и отступить на восток. Вместе с ними, вероятно, улетучился последний шанс Наполеона на победу. Поскольку Александр по-прежнему отказывался пойти на мир, у императора не оставалось никакого выбора, кроме как продолжить поход в расчёте, что, угрожая Москве, он всё же сможет вынудить русских к решающему сражению. Надежды на него, однако, почти не было, поскольку шансы императора на решающую победу стали ещё меньше после того, как последовавший марш на 280 миль на восток добавил к 20.000 человек, потерянных в Смоленске, ещё 16.000, которых он был вынужден выделить для охраны своих коммуникаций. А связано это было, в частности, с тем, что «Великая армия» впервые начала сталкиваться с нерегулярным сопротивлением. К тому времени, когда Кутузову пришлось принять решение о сражении при Бородино, шансы его выросли ещё выше: теперь армия Наполеона насчитывала не более 130.000 человек.
Даже тогда дёшево доставшаяся и сокрушительная победа могла бы ещё принести успех, и в какой-то момент казалось, что это вновь во власти императора, поскольку Кутузов не только развернул свою армию в такой позиции, что ей угрожала смертельная опасность быть обойденной с флангов с юга, отрезанной от Москвы и окружённой на берегу Москвы-реки, но и так расположил свой командный пункт, что это было по меньшей мере странно. Однако, к его счастью, в этот раз военное искусство Наполеона оказался на ещё более низком уровне. Во-первых, не имея на то никаких разумных причин, император отверг план стратегического окружения левого фланга русских и вместо этого остановился на серии массированных фронтальных атак, которые требовали предельного напряжения сил от его измотанной и деморализованной армии и не могли не привести к тяжёлым потерям, в частности потому, что после безмятежных дней 1805–1807 гг. французская тактика претерпела значительные изменения. Так, поскольку рядовой состав комплектовался новобранцами, появилась тенденция к применению грубой силы вместо мастерства: теперь французы, обычно, атаковали огромными дивизионными колоннами, которыми было трудно маневрировать и которые являли собой прекрасную мишень для артиллерии противника, — а русская артиллерия славилась хорошей прислугой, крупными калибрами и многочисленностью.
При таком плане сражения победить можно было в единственном случае — если удастся посеять панику в рядах русской армии. Но можно было ожидать чего угодно, только не этого: не говоря уже об усилиях Кутузова внушить солдатам горячие религиозные и патриотические чувства и о том, что позиция русских была столь тесной, что солдаты буквально не могли пошевелиться, русские войска были доведены до такого звероподобного состояния, что они просто не могли бежать по своему почину — как писал свидетель-британец: «У них, взятых из рабства, нет и мысли о том, чтобы действовать по своему разумению, когда рядом кто-нибудь из начальства»[290]. Вследствие этого французы столкнулись с упорнейшим сопротивлением. За яростными атаками следовали ещё более яростные контратаки, основные позиции по несколько раз переходили из рук в руки, и даже видавших виды наблюдателей потрясла свирепость схватки. Однако постепенно даже русских удалось пересилить, и к полудню их линия фронта начала давать трещины, вследствие чего Наполеона несколько раз просили бросить в бой 18.000 человек Императорской гвардии, составлявших его последний резерв. У императора, рассчитывавшего только на решающую и сокрушительную победу, не было другого выбора, кроме как ввести в сражение всех солдат, которыми он располагал, но он, настроенный на то, чтобы в целостности сохранить на будущее хотя бы одно соединение, не сделает этого, хотя просто 18.000 человек вряд ли имели бы какое-нибудь значение, если бы в тот момент не удалось полностью разгромить русских. Было ли дело в том, что император устал и был болен, но он явно либо безнадёжно ошибся в оценке реальной ситуации, либо его просто оставило мужество.
Ранним вечером сражение постепенно приблизилось к концу, поскольку французам удалось выбить русских со всех занимаемых ими позиций и нанести ужасающий урон большей части их формирований[291]. Пали двадцать три генерала, примерно 44.000 убитых и раненых, множество солдат, отбившихся от своих частей, артиллерия осталась без боеприпасов и в значительной мере лишилась материальной части, а уцелевшие выбиты из колеи и измотаны. Но и французы были не в лучшей форме. Их потери составляли не меньше 28.000 человек, и они тоже были совершенно обессилены. Хотя, может быть, ещё одного усилия хватило бы, чтобы разгромить Кутузова, но ему фактически удалось ускользнуть и организовать более или менее упорядоченное отступление.
Итак, несмотря на все усилия Наполеона, основная русская армия осталась невредимой, и теперь война была окончательно проиграна. Хотя французы без боя заняли Москву, Наполеон был не способен на большее — как язвительно заметил Клаузевиц:
«Он добрался до Москвы с 90.000 человек, в то время как ему надо было прийти туда с 200.000»
