Думе в первые революционные часы и встретил Набокова в «крайне скептическом» настроении.
5. Последний штрих
…Все вновь собрались в Таврическом дворце для выработки формы опубликования двух отречений. Случайно присутствовавший при обсуждении проф. Ломоносов (он привез «подлинник» манифеста Николая II, полученный от Гучкова и находившийся в мин. пут. сообщ., и ждал официального текста актов отречения, так как печатать его должна была типография министерства) изобразил в воспоминаниях обстановку, в которой происходило обсуждение, – вероятно, несколько карикатурно. «“Как назвать эти документы? По существу это суть манифесты двух императоров”, – заявил Милюков. – “Но Николай придал своему отречению иную форму, форму телеграммы на имя начальника штаба. Мы не можем менять эту форму”, – возразил Набоков. “Пожалуй. Но решающее значение имеет отречение Мих. Ал. Оно написано вашей рукой, Вл. Дм., и мы можем его вставить в любую рамку. Пишите: “Мы, милостью Божией, Михаил II, Император и Самодержец Всероссийский… объявляем верным подданным нашим…” – “Позвольте… да ведь он не царствовал…” Начался горячий спор… Милюков и Набоков с пеной у рта доказывали, что отречение Михаила только тогда имеет юридический смысл, если признать, что он был императором… Полночь застала нас за этим спором. Наконец, около 2 час. ночи соглашение было достигнуто. Набоков написал на двух кусочках бумаги названия актов: 1. Акт об отречении Государя Императора Николая II от престола Государства Российского в пользу вел. кн. Михаила Александровича. 2. Акт об отказе вел. кн. Мих. Ал. от восприятия верховной власти и о признании им всей полноты власти за Временным правительством, возникшим по почину Гос. Думы».
«Над этими строками, – язвительно замечает мемуарист, – можно поставить заглавие: “Результат первых шести часов работы первого Временного правительства”»294. Некоторая доля истины в этой иронии имеется: только в 3 часа 50 мин. ночи 4 марта из Петербурга пошло в Ставку столь нервно ожидавшееся там официальное уведомление об отказе Мих. Алек. «восприять верховную власть впредь до определения Учредительным собранием формы правления».
Вокруг имени вел. кн. Михаила в роковые дни создались уже обычные легенды. Помещаемые ниже отрывки из записей А. С. Матвеева (управляющего делами вел. кн.) определяют довольно точно, по крайней мере, даты, касающиеся пребывания Мих. Ал. в Петербурге.
Великий князь Михаил Александрович в дни переворота
25 февраля, в субботу, предполагался приезд из Гатчины в Петербург вел. кн. Михаила Александровича. В этот день был назначен на 7 час. вечера обед у гр. И.И. Капниста, на Сергиевской улице (Капнист – член Государственной Думы), и затем предполагалась поездка в Михайловский театр на французский спектакль.
Проезжая к гр. Капнист, вел. кн. обратил внимание на большое скопление народа в направлении Невского проспекта, а потому, по приезде на Сергиевскую, поручил мне справиться по телефону у петербургского градоначальника (ген.-м. Балк) о положении в Петрограде. Градоначальник ответил, что в городе тревожно, на Невском проспекте была стрельба, и что при стрельбе убит полицейский пристав. Мой доклад о событиях в Петрограде произвел на вел. кн. очень тяжелое впечатление, и он сейчас же отказался от мысли поехать в театр. По окончании обеда лица, принимавшие в нем участие, поехали в театр, а М. А. поехал со мной ко мне на квартиру; оставаясь у меня, М. А. писал письма своим знакомым и, между прочим, ген. Брусилову. Вел. кн. оставался у меня до 12 час. ночи; в указанное время подъехал к дому автомобиль с Н.С. Брасовой и Н.Н. Джонсоном, возвратившимися из театра. М. А. вошел в автомобиль и уехал в Гатчину. На другой день, 26 февраля, в воскресенье, вел. кн. Михаил Александрович предполагал приехать в Петроград и вместе с вел. кн. Ксенией Александровной быть в 2 часа дня в Петропавловском соборе на панихиде у гробницы имп. Александра III. В этот день, в 10 час. утра, я справился по телефону у градоначальника о безопасности следования вел. кн. с Варшавского вокзала в Петропавловский собор. Градоначальник сообщил, что путь следования безопасен, о чем я и доложил по телефону в Гатчину. 26 февраля М.А. я не видел, но знаю, что он благополучно побывал у Кс. Ал. и в Петропавловском соборе, а затем возвратился в Гатчину.
27 февраля, в понедельник, я отправился в обычное время в Управление делами вел. кн. М.А.; на улицах было большое оживление, а местами были заметны даже отдельные группы; вообще же чувствовалось очень тревожное настроение. Из Управления делами я вышел в 31/2 ч. дня. Возвращался я домой в автомобиле, которому местами приходилось ехать очень медленно из-за народа, которого особенно было много на Благовещенской площади. По приезде домой я говорил по телефону с шофером Козловским, который сообщил мне, что ему приказано по телефону из Гатчины подать автомобиль на Варшавский вокзал для встречи вел. кн. М.А.; сообщая об этом, Козловский добавил: известно ли вел. кн. о тревожном настроении в Петрограде. Так как о приезде вел. кн. в Петроград мне не было известно, то сейчас же после разговора с Козловским я позвонил в Гатчину и узнал, что Мих. Ал. уже выехал в Петроград с Н.Н. Джонсоном после телефонного разговора из Петрограда с председателем Государственной Думы Родзянко. Около 8 час. вечера позвонил ко мне Н.Н. Джонсон и сообщил, что М.А. находится в Мариинском дворце на совещании с видными членами Государственной Думы и другими, по вызову М.В. Родзянко. Н.Н. Джонсон говорил из вестибюля Мариинского дворца.
В двенадцатом часу ночи позвонил ко мне, по приказанию Н.Н. Джонсона, шофер Козловский и сообщил мне, что вел. кн. М. А. находится у военного министра, в его доме на Мойке, причем сообщил мне об этом иносказательно, видимо, опасаясь при разговоре по телефону открыть местопребывание вел. кн.; вместе с тем Козловский добавил, что автомобиль вел. кн. спрятан во дворе дома. В четвертом часу ночи на 28-е февраля ко мне позвонил Н.Н. Джонсон и сообщил, что вел. кн. находится с ним в Зимнем дворце и что пришлось остаться в Петрограде, вследствие невозможности проехать из дома военного министра на Варшавский вокзал, из-за большого количества народа на улице. В восьмом часу
