Далее Давыдов сообщает: «Багратион, которого неприятель теснил так упорно, так неотступно, числом столь несоизмеримым с его силами, начал оставлять Эйлау шаг за шагом. При выходе из города к стороне позиции (армии. — Е. А.) он встретил главнокомандующего (Беннигсена. — Е. А.), который, подкрепя его полною пехотною дивизиею, приказал ему снова овладеть городом во что бы то ни стало, потому что обладание им входило в состав тактических его предначертаний. И подлинно, независимо от других уважений, город находился только в семистах шагах от правого фланга боевой нашей линии. Багратион безмолвно слез с лошади, стал во главе передовой колонны и повел ее обратно в Эйлау. Все другие колонны пошли за ним спокойно и без шума, но при вступлении в улицы все заревело “Ура!”, ударило в штыки — и мы овладели Эйлау. Ночь прекратила битву. Город остался за нами»31. В этом описании мы видим «обыкновенное мужество» Багратиона, который выполнил свой долг, как, впрочем, при необходимости, выполняли его и другие генералы — его боевые товарищи. Правда, в отличие от Давыдова, ни Беннигсен, ни Ермолов не подтверждают вышесказанного, упоминая только о том, что городок брал генерал Сомов с подошедшей 4-й дивизией32. Однако без Багратиона всего этого произойти не могло.
Как бы то ни было, действиями под Прейсиш-Эйлау Багратион завершил свою миссию командующего арьергардом. Вскоре подчиненные ему войска слились со стоящей в позиции армией. Багратион уехал в Главную квартиру, расположенную за позицией, занятой армией. А в это время в Прейсиш-Эйлау, в стане русского воинства, началось веселье («разброд по улицам и по домам большей части войска, которое предалось своевольству и безначалию»). Выглядело это всегда неприглядно, и попытки офицеров привести в чувство своих солдат обернулись тем, что французы внезапно захватили город, и это серьезно повлияло на ход крупномасштабного сражения, развернувшегося на следующий день. Правда, Беннигсен в своих записках утверждает, что город был оставлен по его приказу73. Но это противоречило всем его тактическим построениям, ибо, захватив Прейсиш-Эйлау, французы смогли укрыться за зданиями города и беспрепятственно накапливать силы для атак на русские позиции. Допустить этого по своей воле Беннигсен не мог.
Впрочем, у него были и другие проблемы. Он расположил армию на позиции, которую не назовешь удобной. Если по центру русская армия заняла высоты, с которых ее орудия вели успешный обстрел наступающего неприятеля, то фланги были, наоборот, слабо прикрыты рельефом местности. Справа стояли дивизии Тучкова, в центре — Сакена, слева — Остермана-Толстого. В резерве находились дивизия Каменского и две дивизии Дохтурова, при котором был, как младший из наличных генерал-лейтенантов, Багратион. Как уже сказано выше, после расформирования арьергарда, он остался не у дел. Численность русских сил составляла около 70 тысяч. Кроме того, ожидался подход прусского отряда генерала Лестока. У французов было около 80 тысяч человек, хотя Беннигсен настаивал, что у Наполеона было несравненно больше войск, чем у него.
Сражение, начатое арьергардным боем за Прейсиш-Эйлау, продолжилось утром 27 января и проходило в тяжелейших условиях. Хотя мороз в тот день был небольшим — около 4 градусов ниже нуля, поле сражения устилал толстый слой свежевыпавшего снега. Небо было закрыто тучами, и порой противники теряли друг друга из виду — так внезапно опускалась темнота или начинал валить густой снег. Беннигсен, хорошо изучивший тактические построения Наполеона, применил его собственное оружие: зная, что император французов действует в атаке густыми колоннами, Беннигсен пришел к выводу, что «для успешного сопротивления атакам таких больших колонн не существует другого начала, как действовать такими же массами, как и французы, и всегда иметь под рукою наготове сильные резервы»54. Поэтому во второй линии полки стояли в развернутых батальонных колоннах, которые могли быстро построиться в единую и сильную колонну и двинуться в бой.
Замысел Наполеона состоял в том, чтобы, используя взятый Прейсиш-Эйлау для накопления сил, атаковать из него русский центр, но делать это без особой страсти, главным образом для того, чтобы связать русские силы в центре. Между тем главная задача возлагалась на маршалов Даву и подходящего с юго-востока к месту сражения Нея. Они должны были отрезать армию Беннигсена от русской границы (справа, Даву) и от Кенигсберга (слева, Ней) и взять ее в клещи. Основная фаза сражения началась трехчасовой артиллерийской подготовкой, после чего французы пошли в атаку на русский Центр. Как раз в это время началась сильная метель, ветер дул в лицо солдатам корпуса маршала Ожеро, и из-за густого снега, шедшего непроглядной пеленой, войска вдруг потеряли ориентировку. Когда же на минуту погода прояснилась, то оказалось, что французская колонна находится в непосредственной близости от русской центральной батареи, готовой к бою. Пушки тотчас открыли огонь прямой наводкой, а потом русские солдаты бросились в штыки. Как писал Ермолов, первым «с ужаснейшим ожесточением, изъявленным громким хохотом, Владимирский мушкетерский полк бросается в штыки». Французы не дрогнули и, оправившись от неожиданности, сами, увязая в глубоком снегу, рванули навстречу русским колоннам. Как вспоминал Давыдов, «произошла схватка, дотоле невиданная. Более двадцати тысяч человек с обеих сторон вонзали трехгранное острие друг в друга. Толпы валились. Я был очевидным свидетелем этого гомерического побоища и скажу поистине, что в продолжение шестнадцати кампаний моей службы, в продолжение всей эпохи войн наполеоновских, справедливо наименованной эпопеею нашего века, я подобного побоища не видывал! Около получаса не было слышно ни пушечных, ни ружейных выстрелов ни в средине, ни вокруг его: слышен был только какой-то невыразимый гул перемешавшихся и резавших без пощады тысячей храбрых. Груды мертвых тел осыпались свежими грудами, люди падали один на других сотнями так, что вся эта часть поля сражения вскоре уподобилась высокому парапету вдруг воздвигнутого укрепления. Наконец, наша взяла! Корпус Ожеро был опрокинут и жарко преследован нашею пехотою и прискакавшим генерал-лейтенантом князем Голицыным с центральной конницей на подпору пехоты»35.
Внимательно наблюдавший за происходящим на поле боя Мюрат бросил в бой своих кавалеристов, и они, в свою очередь, опрокинули нашу конницу. Завязалась жаркая кавалерийская сеча с характерной быстротечностью столкновений, в которых участвовали наши и французские кирасиры, драгуны, а также казаки и гвардейские конные егеря маршала Бессера. В полдень к месту сражения подошел с 25-тысячным корпусом маршал Даву и тотчас направил свой удар на левый фланг русской позиции, выбив войска генерала Багговута из деревни Серпален. Багговут отошел к другой, находившейся прямо на нашей позиции, деревне Саусгартен, которую вскоре по приказу командующего левым флангом Остермана пришлось также оставить — столь был силен натиск Даву. Тогда наступил критический момент для всей русской армии, ибо прорыв в этом месте означал бы для нее катастрофу. Почувствовав смертельную опасность для своей армии, Беннигсен начал перебрасывать на помощь Остерману свежие полки резерва, а также снимать силы с правого фланга. Русская линия, первоначально почти прямая, теперь, под давлением Даву, круто изогнулась, как лук, но не сломалась, а держалась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
