Только теперь Штенгель окончательно опомнился. Подбежав к Генриху, он вырвал у него из рук один конец носилок.
- Функ, становитесь вперед, беритесь вместе с Матини,- начальническим тоном приказал он и, повернувшись к Генриху, с неожиданной теплотой в голосе сказал: - Вы вторично спасли мне жизнь, барон, и я не хочу, чтобы вы рисковали своей.
Вчетвером они быстро донесли носилки до машин и через двадцать минут были в Пармо. Здесь Функ вышел, а на его место, между графом и Штенгелем, села МарияЛуиза.
Нигде больше не задерживаясь, машина помчалась в Кастель ла Фонте.
РАСПЛАТА
Письмо, посланное Генрихом мадам Тарваль, вернулось обратно с непонятной надписью "Адресат выбыл".
Два коротких слова, написанных равнодушной рукой. Они ничего не объясняют, а лишь рождают тревогу и причиняют боль. Перерезана еще одна ниточка связывавшая его с прошлым. У него никогда не будет фотографии Моники, о которой он просил мадам Тарваль: "Адресат выбыл"... Наверно, с такой же надписью возвращались к друзьям и письма, посланные на имя Моники, пока они не узнали о ее смерти. Как это страшно!
Генрих прячет конверт в ящик стола, но два четко написанных слова стоят у него перед глазами - "адресат выбыл". Моника тоже "выбыла". Возможно, именно это слово вписал против ее фамилии Миллер. Не мог же он написать "убита", получив специальные указания Бертгольда. Какая нечеловеческая мука думать об этом, каждый день видеть Миллера, здороваться с ним, беседовать и всегда, всегда чувствовать эту нестихающую боль в сердце! Говорят, время залечивает раны. Нет, их лечит не время, а работа. Он убедился в этом. Ему значительно легче, когда он действует, когда все его мысли направлены на то, чтобы как можно скорее вырвать у врага его тайну. Генриха не ограничивают во времени, учитывая особую сложность задания. Но он сам знает, что надо действовать быстро, ведь от него зависит жизнь сотен тысяч людей. А сделано еще так мало! Пока удалось установить лишь адрес завода. Возможно, чтолибо новое принесет ему сегодняшний визит к Штенгелю.
Да, Штенгель, наконец, пригласил обер-лейтенанта к себе в гости! После того как Генрих вытащил его из реки, а особенно после всей этой истории с обменом заложниками, майор начал относиться к нему с подчеркнутым вниманием и признательностью.
Штенгель жил на одной из самых уютных улочек города, В особняке инженера Альфредо Лерро, у которого снимал две комнаты.
- Чем меньше люди будут знать об этом Лерро, тем лучше,- пояснил Штенгель гостю, когда Генрих поинтересовался личностью хозяина.
- Очевидно, какая-то персона грата? Недаром же возле его дома дежурят два автоматчика.
- Мне эта личность надоела, как назойливый комар летом! Ведь за его жизнь я отвечаю головой. Так же, как и за завод! Даже поселили здесь в качестве няньки! Правда, в какой-то мере это удобно. Я теперь столуюсь у них. Дочка Лерро - он вдовец - неплохая хозяйка. Увидав, как мой денщик уродует форель, она сама предложила мне завтракать, обедать и ужинать у них.
- Погодите, это не та ли семья, где умеют чудесно приготовлять рыбные блюда? Вы обещали меня познакомить и угостить маринованной форелью.
- Надо об этом договориться с синьориной Софьей.
- Синьорина Софья? А она хорошенькая?
- Слишком уж хочет выйти замуж, я таких боюсь, поэтому и не рассмотрел как следует. Впрочем, кажется, ничего. Только очень болтлива. Полная противоположность отцу - тот все больше молчит. Если не заговорить с ним об ихтиологии. Это, верно, единственное, что его интересует на свете. Кроме техники, конечно. Тут он кум королю, и на заводе с ним носятся, как с писаной торбой...
- Так когда же я попробую форель? И познакомлюсь с синьориной Софьей? Без женщин как-то обрастаешь мохом. Мария-Луиза не в счет, она прямо очарована вами, барон. А на нас, грешных, даже не смотрит. И я удивлен, что вас так мало волнует это внимание. Ведь красивая женщина!
Штенгель поморщился.
- Она итальянка. А я хочу, чтобы в жилах моих детей текла чисто арийская кровь.
- А замок и имущество вас не привлекают? Что же касается крови, так она у нее такая же голубая, как и у нас с вами! Старинный дворянский род!
- Я вообще связан словом с другой, но, честно говоря, в последнее время, когда события начали оборачиваться против нас, сам заколебался. По крайней мере будет надежное убежище, надежный капитал в руках, ведь недвижимое имущество и земля всегда ценность. У той, правда, связи... Но на кой черт они нужны, если все рушится?- Вы понимаете, я говорю с вами откровенно и надеюсь, что это останется между нами...
- Вы обижаете меня таким предупреждением, Штенгель. Есть вещи сами собой разумеющиеся.
Окончательно успокоившись, майор еще долго мучил Генриха, поверяя ему свои сомнения. Барон высоко ценил собственную персону и явно боялся продешевить...
Пообещав Штенгелю в следующий выходной прийти к обеду, Генрих откланялся и вышел. Холодный ветер швырял в лицо мокрый снег, и Генрих пожалел, что не приказал Курту подождать у штаба. Теперь придется добираться до замка пешком. А может, зайти к Мрллеру и попросить машину? И, размышляя по дороге, Генрих пошел к штабу СС.
Выходит, что синьор Лерро и есть именно та персона, которой надо заинтересоваться прежде всего. С ним носятся на заводе, за его безопасность Штентгель отвечает головой. И вход в особняк Лерро охраняют не эсэсовцы Миллера, а люди из внутренней охраны завода, особенно доверенные. Надо познакомиться с Лерро и вызвать его на разговор. Для этого стоит прочесть все книги по ихтиологии! В библиотеке графа, наверно, есть такие. Выходит, форель еще не сыграла свою роль, а как сказочная золотая рыбка пригодится ему!
Миллер не ожидал Генриха и даже растерялся.
- Вижу, что помешал вам, но я лишь на минуточку: моей машины здесь нет, и если можно...
- Нет, нет, я так быстро не отпущу вас, великий дипломат!запротестовал Миллер, пододвигая кресло Генриху.- Мы слишком редко видимся с вами в последнее время! Вы изменили мне вначале с Кубисом,- а теперь с этим Матини...- довольный своей остротой Миллер расхохотался и вдруг хитро прищурился.- К тому же я приготовил вам маленький сюрприз, пусть это будет моим новогодним подарком.
- И об этом сюрпризе вы вспомнили лишь через три недели после наступления нового года?
- Тысяча девятьсот сорок четвертый год - год високосный, и его положено отмечать до двадцать девятого февраля, иначе он принесет несчастье.
- Впервые слышу о такой примете...
- И все-таки она есть. А я немного суеверен, как большинство людей моей профессии. Ведь нам приходится ходить по острию ножа. Во всяком случае с госпожой Фортуной надо обращаться вежливо, чтобы она не обошла своими дарами...
- Но при чем здесь я и сюрприз, который вы мне приготовили? Складываете свои приношения у ног богини судьбы?
- А я хочу ее умилостивить, сделав доброе дело!
- Вот вы меня уже и заинтриговали, Ганс! Доброе дело и вы - как-то не сочетается...
- А услуги, которые я вам уже оказал? Забыли?
- Нет, не забыл! И даже надеюсь отблагодарить за все вместе!
- Завидный у вас характер, Генрих! Никогда нельзя понять, говорите вы серьезно или шутите. Иногда вы кажетесь мне человеком очень откровенным, беззаботным, а по временам совсем надборот: скрытным и равнодушным ко всему и ко всем...
"Плохо! Если даже этот толстокожий Миллер начинает пускаться в психологические экскурсы..."
- Меня самого начинают волновать частые смены в моем настроении. Должно быть, устал, нервы... Вы думаете, мне мало стоила эта история с обменом заложников? Слышать, как эти плебеи хохочут и свистят тебе вслед, и не иметь права и возможности отплатить за обиду! Мне казалось, что в эту минуту все мои предки, все фон Гольдринги, до десятого колена включительно, перевернулись в своих гробах.
- А вы хотели бы встретиться с этими парламентерами в другой обстановке? Хотя бы с одним из них?
- Смотря с каким,- осторожно ответил Генрих, стараясь понять, куда клонит его собеседник.
Миллер поднялся и нажал кнопку звонка.
- Сядьте, пожалуйста, спиной к двери и не оглядывайтесь, пока я не скажу.
Генрих слышал, как вошел дежурный и Миллер что-то прошептал ему на ухо. Дежурный исчез, а через несколько минут послышались чьи-то тяжелые шаги и прерывистое дыхание.
- Посадите его там. Так... а теперь выйдите. Ну, барон, можете поздороваться с вашим старым знакомым!
Генрих стремительно повернулся и, надо сказать, опешил от неожиданности: перед ним сидел партизанский парламентер со шрамом на щеке. Но в каком виде! Лицо покрыто синяками, одежда разорвана и окровавлена.
- Вижу, барон, что мой сюрприз произвел на вас впечатление. Прошу знакомиться: парламентер гарибальдийцев Антонио Ментарочи,- иронически представил Миллер.Дипломаты встречаются вновь. Правда, в необычных для дипломатов условиях. Но что поделаешь! Меняются времена, меняются и обстоятельства.
