Джеральдина слушала стоявшую перед ней женщину и чувствовала, что та говорит искренне. Хуже всего было то, что она понимала: Мэрайя Брюстер права.
Прощаясь, Мэрайя пожала ей руку и добавила:
– Виктор был хорошим человеком, мисс О'Хара, он не был таким, каким она хочет его выставить. Если нужно, я готова выступить в суде и заявить об этом. Но я проститутка, а проститутка не может считаться надежным свидетелем…
Пока они прощались, Джеральдина заметила, что по лестнице этажом ниже поднимается какой-то высокий пожилой мужчина с прилизанными седыми волосами. В руках он держал пакет. Проходя мимо, Джеральдина уловила запах лавандовой туалетной воды и сигар. Прежде чем захлопнулась дверь, она услышала звонкий смех Мэрайи.
Ее затошнило, едва она представила, что надо ложиться в постель с этим стариком. Желудок взбунтовался, но сердцем она понимала эту женщину – Мэрайю Брюстер. Она ей нравилась. Абсолютно противоположное чувство она испытывала к Матильде Эндерби.
– Тебе что, сложно хоть раз побыть хорошим мальчиком, Барри Далстон? – чеканя слова, спросила миссис Иппен.
Она еле сдерживала раздражение и из-за этого злилась. Ей нравилось думать о себе как о человеке добром и заботливом. Иногда, правда, хотелось взять и придушить подопечных, и угрызения совести слегка терзали ее. Но все дело в Барри Далстоне, а не в ней. Его сопливый нос, взъерошенные волосы, брюки с пузырями на коленках, рубашка, застегнутая наперекосяк, – все это доводило ее до белого каления.
– Но, мисс, я не люблю Симпсонов. Я люблю маму. И хочу к маме.
Он явно собирался разразиться ревом, что бесило ее еще сильнее.
– Симпсоны – очень хорошие люди, они будут заботиться о твоей маленькой сестренке. Они так добры, что пригласили тебя и Алану погулять с ними и Рози в парке развлечений. – Она попыталась улыбнуться. – Почему же ты такой неблагодарный, а?
Он посмотрел на нее своими огромными голубыми глазами и пожал плечами. Все его существо противилось решению, которое кто-то принял за него. Глядя исподлобья, он с серьезным видом сказал:
– Я хочу к маме! Почему я не могу вместо них пойти к своей маме?
Миссис Иппен посмотрела в сторону, словно ждала чуда, способного превратить Барри Далстона в хорошего послушного мальчика.
– Ты не можешь взять и поехать к маме, когда тебе вздумается. Я объясняла это уже сто раз. Твоя мама сама лишила себя права видеться с вами, когда совершила плохой поступок и полиция забрала ее в тюрьму. Ты понимаешь это?
Голос ее срывался, хотя она изо всех сил старалась себя контролировать. Барри не ответил, а продолжал молча буравить ее взглядом.
– Ты понимаешь это, Барри?
Он шмыгнул носом. Так громко и смачно, что внутри у миссис Иппен все перевернулось, и она с отвращением сморщила лицо.
– Идите вы к черту! Я хочу к маме.
Это было сказано тихо, но очень решительно. В комнату вошла Алана и, услышав слова брата, рассмеялась.
– Кончай чертыхаться, Барри! Мама надавала бы тебе подзатыльников, если бы услышала.
Она подошла к брату и за пару минут успокоила его. Миссис Иппен молча наблюдала за сценой. На ее длинном худом лице читалось отчаяние.
– Это он здесь научился ругаться, миссис. Дома нам запрещали выражаться, даже когда мы были совсем маленькими и не понимали, что значат эти слова.
– Тихо! – скомандовала миссис Иппен. Она вся напряглась и застыла. – Знаю, Алана, ты разумная девочка. Присматривай за Барри. Смотри, чтобы он хорошо вел у Симпсонов. Они были так добры…
Алана, пряча улыбку, перебила ее:
– Я знаю, миссис Иппен. Мы должны быть очень благодарны им. Мы на самом деле им благодарны. Очень-очень. Но любим мы только маму.
Миссис Иппен поняла, что проиграла, и поспешила ретироваться.
Джеральдина вошла в ресторанчик и озарила всех лучезарной улыбкой, от официантки до сидевшего в углу Колина. Джеральдина вызывала всеобщее восхищение, она легко дарила окружающим частичку себя, ее это ничуть не утруждало. Колин целый день думал о Джеральдине, о ее способности нравиться всем без исключения.
Для ужина он надел единственную приличную рубашку и брюки и с гордостью обводил глазами зал: интересно, что подумают о нем люди, видя его ужинающим в компании такой красотки.
Джеральдина села и улыбнулась. С ума сойти! Это не сказка. Она здесь, рядом с ним, и только это имело значение в данную минуту.
– Извините, я опоздала.
– Ничего, все нормально. Я тут сидел и наблюдал за посетителями.
Джеральдина усмехнулась:
– Почему-то я так и подумала, что вы придете раньше. На вас это похоже.
Он не понял, смеялась она над ним или просто сказала к слову. Джеральдина заказала бутылку хорошего вина. Они пили и весело болтали.
– Ну что, заказываем еду или выпьем еще по бокалу?
Колин просто сидел и глупо улыбался. Джеральдина снова взяла инициативу на себя и сама разлила вино по бокалам.
– Ну, что там за сплетни ходят о Матильде Эндерби? – игривым тоном спросила она. Однако Колин почувствовал, что сейчас она серьезна, как никогда, поэтому, прежде чем ответить, на пару секунд задумался.
– Мэтти была всего лишь секретарем Виктора, когда я там работал, но уже тогда о них ходили всякие сплетни. Одна из женщин, работавших в офисе, вернулась вечером, чтобы закончить работу, и застукала их в пикантной ситуации. – Он усмехнулся. – В весьма пикантной, должен сказать. Он был привязан к стулу чулками Матильды, а сама она сидела на нем верхом. Самое забавное, что после этого случая Виктор вырос в глазах своих коллег. Ранее он хотя и считался блестящим адвокатом, но слыл в то же время маменькиным сынком. Надо сказать, она определенно раскрыла в нем новые возможности…
Джеральдина не проронила ни слова. Она сидела погруженная в собственные мысли. Он помахал ей рукой:
– Эй, помните еще меня? Мы вместе ужинали и болтали?
Она покачала головой и рассмеялась.
– Извините, я задумалась. – Она залпом осушила бокал. – Что вы о ней думаете? Вы же ее видели и, я полагаю, разговаривали с ней?
Колин вздохнул:
– Вообще-то она мне никогда не нравилась. Она была хорошенькой, очень симпатичной, одевалась всегда очень откровенно – коротенькие юбочки, блузки с глубоким вырезом. Я думаю, она пропустила через себя всех мужчин, работавших в офисе, прежде чем захомутать беднягу Виктора. Ну, я имею в виду, что он стал для нее легкой добычей. Долгие годы он безропотно ухаживал за своей престарелой матерью, был скромен и робок. А в суде – настоящий лев. Вот такая метаморфоза!
– Я видела его как-то в суде. За несколько минут он разнес показания свидетеля в пух и прах. И ни разу не повысил голоса, ни разу! Блестяще.
