Луна, чьим истинным именем было Декак-Натаэ-Цах, появился еще раз, и даже маска была не в состоянии скрыть страшного уродства его лица — Луна действительно напоминал луну. Мне кажется, он оценил иронию. Он рассказывал мне о землях, лежащих в Стране Мертвых, где я уже побывал. Но в его глазах они были совершенно другими. Он предположил, что двое путешественников испытывают в Лешэ совершенно разные ощущения и видят там все совершенно по-разному. Как ему показалось, он проник в самое сердце Всепожирающего Бога, но там его ослепил свет и оглушил гром.
Устав от всего этого, я подумал о себе. Я велел Луне уйти, и он подчинился.
— Отец, — произнес я вслух. — Ваштэм, которого я убил, приди ко мне. Я призываю тебя.
И снова мы отправились в путь. Он говорил сквозь — маску, повторяя слова Тально.
— Ты не можешь повелевать теми, кто внутри тебя, Секенр, пока не научишься повелевать самим собой. Вначале избавься от ощущений: от ярости, гнева, горя, любви, одиночества, радости, жалости — в общем, от всего. Это всего лишь камни, висящие у тебя на шее. Избавься от них.
— Отец?
— Сын.
Мы остановились на краю зарослей тростника. Повсюду вокруг нас бродили болотные птицы размытых форм, они ныряли и погружались в ил на дне Великой Реки, а их острые клювы и осмысленные глаза напоминали человеческие лица.
Он возложил руки мне на плечи и пристально посмотрел мне в глаза. И снова из глазниц серебряной маски закапала кровь. Его прикосновения были быстрыми и очень сдержанными. Я задрожал, у меня перехватило дыхание.
— Ты все еще любишь меня, Секенр? — спросил он наконец.
Я был поражен до глубины души. Лишь несколько секунд спустя я смог ответить:
— Почему тебя по-прежнему волнует это? Мне казалось, ты уже со всем смирился?
— Просто ответь на мой вопрос.
— Я больше не знаю.
— Подобное колебание грозит тебе смертью, мой мальчик. Определись.
— Я не могу. Пока не могу.
— Ах.
Он взял меня за руку, и мы прошли еще немного, и вокруг нас по воде расходилась рябь. Впереди я различал дом в тростниках, черный на фоне еще светлого неба, похожий на громадного паука, затаившегося на берегу Великой Реки.
— Отец, ты должен открыть мне свою тайну. Над чем ты работал? К чему ты стремился?
— Все обстояло в точности так, как ты сказал. Я хотел освободиться от страха.
Я застыл на месте, заставив остановиться и его.
— И это все?
Его реакция поразила меня. Он схватил мои руки и стиснул их до боли, затем упал на колени, глядя мне в лицо, и вынудил меня встать на колени рядом с ним. Отпустив меня наконец, он положил ладони на воду, словно что-то там искал.
— Все? — закричал он, и его голос поднялся на такую высоту, что, казалось, вот-вот сорвется. — Все? Да, все. Но и этого вполне достаточно. Так как, знаешь ли, я нашел путь.
— Что?
Он по-прежнему шарил по гладкой поверхности воды. Озадаченный, я так и остался неподвижно стоять на коленях.
— Я достиг того, — торжественно возвестил он, — что другие просто видели издалека. Я убивал выборочно, строго по определенной схеме, вбирая в себя всех, кто продвинулся дальше меня. Таким образом я смог строить свое здание на фундаменте, заложенным многими — и с каждым из них я вначале сближался, старался подружиться, мы долго работали вместе, как коллеги и соратники, а потом я убивал их. Да. Именно так я и действовал. Я предал их всех: и тех, кто внутри меня, и тех, кто в бутылках — а последних гораздо больше. Никогда не доверяй чародеям, Секенр.
— Но ты же чародей, отец.
— Так же, как и ты, Секенр. Ну, вот мы и пришли.
— Что это?..
Громко охнув от натуги, он распахнул громадную дверь прямо в поверхности воды — за ней слабо светился прямоугольник. Вода медленно стекала с его граней, со стуком разбрызгиваясь где-то далеко внизу.
— Пойдем, — сказал он. На четвереньках я подполз туда, где он начал спуск, а его маска в форме полной луны отражалась в темной воде. Затем я начал очень осторожно входить в дверной проем, пытаясь нащупать ногой опору, и рухнул, сам не зная, с какой высоты.
Отец поймал меня, и я, как ребенок, упал в его подставленные руки.
Вскоре мои глаза привыкли к темноте. В рассеянном полусвете я рассмотрел, что мы вдвоем сидим верхом на громадной каменной скульптуре Сюрат-Кемада, закрепленной на стене вертикально рылом вниз.
Воспоминания — а я прежде уже бывал в этом месте — возвращались очень медленно, пока я бродил по дому: лестница со стертыми ступеньками, извивавшаяся и извивавшаяся по кругу — ее пролеты временами обрывались прямо в воздухе — опрокинутые книжные полки, груды штукатурки, попадавших сверху бревен набросанных в беспорядке костей и разбитых бутылок Окошки с цветными стеклами, украшенные рыбами и птицами, свободно парили там, где положено быть потолку, по обе стороны двери, сквозь которую мы только что прошли.
Фонарь по-прежнему свисал с зуба бога, но уже давно потух и проржавел насквозь. Во всем остальном, с тех пор, как я здесь побывал, в доме изменилось очень немногое.
— Отец, тебе знакомо это место?
— Да, я прекрасно знаю его.
— А что за человек жил здесь, Аукин, сын Невата?
Отец без труда спрыгнул со скульптуры и оказался в верхней части кабинета, а затем спустился на заваленный мусором пол, который прежде был стеной. Дом Аукина каким-то непонятным образом перевернулся на бок. Я последовал за ним, стараясь не наступать на разбитое стекло.
— Не имею ни малейшего понятия. Я… много раз терял память и контроль над событиями с тех пор, как встречался с ним в последний раз.
— Когда ты приходил к нему?
— Многократно.
— Почему?
Он повернулся ко мне, и даже маска не могла скрыть того, что он рассержен.
— По причинам, которые тебя не касаются. Теперь настала моя очередь рассердиться. Я схватил его за руку.
— Я добрался до Школы Теней! — закричал я. — Мне придется прилагать все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы выжить среди множества других чародеев, причем каждый из них будет готов в любой момент сожрать меня, подобно налиму, в стаю которого случайно заплыла мелкая рыбешка. Меня будут экзаменовать, проверять и испытывать. Отец, только если ты расскажешь мне всю правду, расскажешь все, что знаешь, только если между нами больше не останется никаких тайн, только если я пойму, над чем ты работал и почему все остальные так боялись тебя, лишь в этом случае я смогу не дать им убить меня сразу же, на месте. А если я окончу свои дни в чьей-то бутылке, что же будет тогда с тобой?
Он вырвался, но потом все же ласково взял меня за руку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
