Но разве Хельман ничего не сообщил Шульце-Бойзену о работе команды Фаука?
Конечно же сообщил. 27 августа 1942 года, во время прогулки на яхте по озеру Ванзе Хельман сказал Шульце-Бойзену, что функабвер подобрал ключи к шифрпередачам, которые советские агенты вели из Германии и с оккупированных территорий. Шульце-Бойзен попросил Хельмана срочно проверить, не прочитаны ли какие-нибудь шифровки, ставящие под подозрение членов его группы.
Всего сорок восемь часов понадобилось Хельману для выполнения этого последнего задания Шульце-Бойзена. Тщательно пролистав все папки с дешифровками, Хельман наткнулся на копию шифртелеграммы из Москвы от 10 октября 1941 года. В ней он с ужасом увидел фамилию и адрес Шульце-Бойзена.
Известно, что вечером в субботу 29 августа 1942 года в служебных помещениях функабвера царила ужасная суета. Фаук и его подчиненные перебирались в более просторные комнаты. Переезжали по-настоящему весело, с огоньком, но после того, как все разместились, Фаук вновь стал строгим начальником. Он объявил, что на следующий день, в воскресенье, придется поработать, чтобы наверстать потерянное в субботу время. Все были огорчены. За исключением Хельмана, самого усердного и дисциплинированного работника. Но он договорился с друзьями совершить в воскресенье прогулку на яхте, и ему нужно было предупредить их о неожиданно возникшем препятствии. По телефону, установленному только что в кабинете Фаука, Хельман позвонил в Берлин. А поскольку его друзей не оказалось дома, Хорст попросил ответившую на звонок служанку передать, чтобы ему перезвонили как можно скорее. И назвал номер Фаука, так как его собственный аппарат в новом кабинете еще не был подключен.
На следующий день около 9 часов утра телефонный звонок оторвал Фаука от работы. Он поднял трубку и услышал следующие слова: «У телефона Шульце-Бойзен. Вы хотели поговорить со мной?» Фаук, которому руководство Абвера под большим секретом сообщило подлинные имена тех, кого он помог разоблачить, просто оцепенел: «Алло? Извините, меня… я не расслышал…» — «Это Шульце-Бойзен. Вы просили, чтобы я срочно перезвонил вам. В чем дело?» — «Извините… в общем… видите ли… не могли бы вы сказать мне, как пишется ваша фамилия, через «у» или через «ю»?» — «Через «у», разумеется. Я, кажется, ошибся номером. Вы мне не звонили?» — «Н-нет… не припоминаю…» — «Прислуга, видимо, ошиблась. Неточно записала номер. Извините». — «Пожалуйста».
Когда Фаук доложил своим начальникам о состоявшемся разговоре по телефону с Шульце-Бойзеном, они решили, что напряженная работа доконала профессора: ему стали мерещиться голоса. С Фауком завели разговор об отдыхе, но он упрямо отрицал слуховые галлюцинации. И в конце концов поборол скептицизм своих руководителей, упомянув о вопросе, касавшемся написании имени. С тех пор, как Фаук узнал о Шульце-Бойзене, проблема «у» или «ю» стала для него сущим наваждением. В состоянии замешательства, в которое его поверг неожиданный звонок, вопрос невольно сорвался у него с языка.
Это звучало убедительно и означало крах. Шульце-Бойзен, видимо встревоженный слежкой, хотел прозондировать почву звонком в функабвер. И вопрос Фаука послужил для Шульце-Бойзена дополнительным подтверждением его разоблачения.
Шульце-Бойзен был арестован в тот же день после полудня. Хельман не смог предупредить его о грозившей опасности. Содержание дешифрованного сообщения от 10 октября 1941 года все еще было глубокой тайной за пределами узкого круга руководителей Абвера.
«БОЛЬШАЯ ИГРА»
24 ноября 1942 года был арестован один из руководителей «Красного оркестра» Леопольд Треппер. Немцы решили привлечь Треппера к развертыванию радиоигры небывалого масштаба. Но для этого им необходимо было его добровольное сотрудничество: только Треппер мог придать радиограммам немцев тот почерк, который не вызвал бы подозрений у Москвы. На предложение об участии в радиоигре Треппер ответил согласием, и «Большая игра», как окрестили ее немцы, началась.
Немцы знали, что свои самые важные сообщения Треппер пересылал с помощью передатчиков Французской коммунистической партии (ФКП), и любой ценой хотели отыскать нить, ведущую к ним. Первым звеном в цепи, которая могла привести к ФКП, была некая Жюльетта, старая активистка коммунистического движения Франции. Треппер получил от немцев текст, который Жюльетта должна была передать руководству ФКП, чтобы его радировали в Москву. Трудной проблемой оказалось зашифрование этой радиограммы. По логике вещей, ее следовало засекретить с помощью шифра, который использовался для передач по «партийному» каналу связи с Москвой. Когда от Треппера потребовали выдать этот шифр, он расхохотался и воскликнул: «Неужели разведчик такого масштаба, как я, тратит время на такие мелочи, как шифрование?» За неимением лучшего радиограмму зашифровали, применив брюссельский шифр «Красного оркестра».
Пользуясь невнимательностью охраны, Треппер составил свое собственное донесение в Москву. Там он тщательно изложил подробности ареста, привел список раскрытых немцами агентов, объяснил, что такое «Большая игра». В конце Треппер сообщил, что собирается бежать, и изложил несколько планов своего побега. Донесение было написано на смеси идиша, иврита и польского языка. Если бы донесение обнаружили, для его перевода пришлось бы искать трех переводчиков, а это в любом случае давало отсрочку в несколько часов. Вместе с фальсифицированной немцами радиограммой донесение Треппера попало в руки Жюльетты.
«Большая игра» закончилась 13 сентября 1943 года, когда Треппер привел в исполнение один из планов своего побега. За день до этого немцы сообщили Трепперу, что повезут его под охраной на юг Франции, где функабвер обнаружил передатчик и попутно захватил большое количество дубликатов шифрованных радиограмм. Фаук находился уже на пути во Францию, где должен был приступить к их чтению. Обнаруженная рация, по мнению функабвера, была именно той самой, с помощью которой в Москву ушла фальшивая радиограмма Треппера, доверенная Жюльетте.
Катастрофа. Если по этой рации была передана радиограмма, составленная Абвером от имени Треппера в ходе «Большой игры», то среди захваченных на юге Франции дубликатов могло отыскаться и донесение Треппера, которое он составил, чтобы сорвать немцам радиоигру, и которое Фаук быстро прочтет. Рассуждение логичное, но неверное. Французские коммунисты не доверили донесение Треппера эфиру, а отправили с курьером через Лондон в Москву. Но Треппер не мог этого знать и поэтому принял решение бежать.
А в 1945 году по иронии судьбы и Треппер, и ответственный сотрудник Главного управления имперской безопасности Хайнц Паннвиц, который руководил «Большой игрой», оказались в одной и той же тюрьме КГБ, буквально в нескольких метрах друг от друга. По возвращении в СССР советский разведчик был арестован по обвинению в предательстве. Заодно посадили за решетку и Паннвица, который стал сотрудничать с «Красным оркестром» еще во время войны, а после ее окончания, стремясь заслужить прощение за свои преступления, передал в распоряжение КГБ списки немецких агентов, работавших на территории СССР, и вскрытый немцами код, с помощью которого засекречивалась переписка между Черчиллем и Рузвельтом.
«ДЕВЯТКА» ОХОТИТСЯ ЗА ТУЗАМИ
История шпионских служб ГДР берет свое начало в 1952 году, а корни ее — в созданном тогда малоприметном Институте научно-экономических исследований, основным направлением деятельности которого стал сбор всякого рода информации. С течением времени скромный институт вырос в так называемую Службу внешней разведки ГДР, одно из подразделений ее органов государственной безопасности.
Существование спецслужб ГДР, разумеется, являло собой не более чем деталь в масштабах того противостояния, в которое были втянуты супердержавы. Но принципиальный момент состоял в том, что «холодная война» разворачивалась на территории обеих Германий. Советский Союз и Соединенные Штаты ставили задачу потеснить друг друга на важном плацдарме — в Центральной Европе, и воплощение в жизнь этой задачи не могло не стать практическим делом спецслужб их союзников.
14-й отдел Службы внешней разведки ГДР отвечал за радиошпионаж. О его успехах неизвестно ничего. Более разрекламированной в средствах массовой информации оказалась деятельность 9-го отдела, который был нацелен на нейтрализацию зарубежных шпионских операций и действовал, внедряя своих людей и вербуя агентов в спецслужбах противника. С момента создания «девятки» и до краха ГДР в 1989 году ее возглавлял Харри Шютт, который, по оценкам американских и западногерманских шпионских служб, добился поразительных результатов и сумел нанести серьезный ущерб Америке и ее союзникам. В том числе и в области радиошпионажа.
