– Думаешь, Талли умрет? – спросила она.
Он вздохнул, и этот вздох был таким печальным, что Мара с трудом сдержала слезы.
– Я не знаю.
Она вдруг почувствовала, что рука отца – это спасательный трос. Как могла она забыть, что отец всю жизнь был для нее опорой? Всегда, даже в те времена, когда Мара ссорилась с матерью.
– Она очнется. – Мара пыталась убедить саму себя. Ее мать часто повторяла: «Не теряй веры, пока это возможно, а потом тоже продолжай верить». Но мама умерла. – Значит, мы просто ждем?
Отец кивнул.
– Я отведу мальчиков и дедушку пообедать. Ты же знаешь, что Уильяму нужно есть каждый час – иначе катастрофа. Ты голодна?
Мара покачала головой.
– Мы с Дороти пойдем выпьем кофе, – сказала Марджи, подходя к Маре. – Последние несколько часов были тяжелыми. Хочешь с нами? Выпьешь горячий шоколад.
– Я останусь с Талли, – ответила Мара.
После того как все ушли, она долго стояла у кровати крестной, облокотившись о спинку. Картины прошлого всплывали одна за другой, выстраивались в ряд. В самых счастливых днях ее детства всегда присутствовала Талли. Мара вспоминала маму и Талли на школьном спектакле; мама уже была больна, после химии у нее выпали волосы, она сидела в инвалидной коляске. Мара смотрела со сцены на двух лучших подруг и видела, как они обе плакали. Талли наклонилась к маме и вытерла ей слезы.
– Талли! – взмолилась Мара. – Пожалуйста, услышь меня! Я здесь. Это Мара, и мне так стыдно за то, что я сделала. Я хочу, чтобы ты очнулась и накричала на меня. Пожалуйста!
12 сентября 2010 г., 10:17
– Мне очень жаль, – тихо сказал доктор Бивен.
«Интересно, – подумала Дороти, – знает ли он сам, сколько раз произносил эти слова за последнюю неделю»? Но в одном они все не сомневались: доктору Бивену действительно жаль, что Талли не вышла из комы. Он по-прежнему предлагал им надежду, словно леденец, который держал в кармане на крайний случай, но надежда в его взгляде начала гаснуть. На второй день доктор Бивен назначил трахеотомию для обеспечения – как он выразился – эффективной оксигенации в легких, а в нос пациентки ввели зонд для кормления и закрепили пластырем.
Талли как будто спала. Именно это больше всего беспокоило Дороти, которая много часов провела в палате дочери. И каждую секунду ждала. Все прошедшие восемь дней она думала: «Сегодня».
Сегодня Талли очнется.
Но потом наступал вечер, в палату заползала тьма, а неестественный сон дочери все никак не прерывался.
Теперь доктор Бивен пригласил их всех для разговора. Вряд ли это могло быть добрым знаком.
Дороти стояла в углу, прислонившись спиной к стене. В своей мятой бесцветной одежде она казалась здесь лишней.
Джонни выпрямился и скрестил руки на груди; сыновья не отходили от него. О его состоянии можно было судить по мелочам: плохо выбритые щеки, криво застегнутая рубашка. Марджи выглядела совсем маленькой, сгорбленной. Прошедшая неделя измотала ее, добавила страданий в переполненное болью сердце. Бад не снимал темных очков. Дороти казалось, что его глаза за темными стеклами всегда полны слез. Но хуже всех выглядела Мара. Она была похожа на привидение: исхудавшая, нервная. Она двигалась так, словно тщательно рассчитывала каждый шаг. Большинство людей при взгляде на бледную девушку с крашеными черными волосами, в мешковатых джинсах и толстовке, видели перед собой страдающую молодую женщину, но Дороти, слишком хорошо знакомая с угрызениями совести, замечала, что Мара испытывает такие же чувства. Дороти – как и все они – надеялась на благополучный исход. Она запрещала себе думать о чем-либо ином.
– Пришло время, – сказал доктор Бивен, негромко кашлянув, чтобы привлечь к себе внимание, – поговорить о будущем. В течение восьми дней мисс Харт была без сознания. Она в целом восстановилась после острых травм, и у нее отсутствуют серьезные признаки повреждения головного мозга, однако свидетельства сознательного когнитивного процесса не отвечают медицинскому критерию для интенсивной реабилитации. Другими словами, это значит, что, несмотря на то, что она открывала глаза или – всего один раз! – кашлянула, мы полагаем, что пришло время подумать о рутинном домашнем уходе. Мы сделали все возможное, ей больше незачем оставаться в больнице.
– Она может себе позволить… – начал Джонни, но врач покачал головой.
– Дело не в деньгах, Джон. Мы лечим пациентов в критическом состоянии. Это наша работа.
Марджи поморщилась и придвинулась к Баду, муж обнял ее.
– В нашем районе есть несколько превосходных частных лечебниц. Я могу дать список…
– Нет, – громко сказала Дороти.
Она медленно подняла голову. Все смотрели на нее.
– Я… – Она с усилием сглотнула. – Я могу ухаживать за ней дома?
Под внимательным взглядом врача Дороти невольно поежилась. Она прекрасно понимала, кем выглядит в его глазах. Старая хиппи, не особенно следящая даже за собой.
Но доктор понятия не имел, через что она прошла, чтобы оказаться здесь. Она вздернула подбородок и твердо посмотрела в прищуренные глаза нейрохирурга.
– Это возможно? Я могу ухаживать за ней дома?
– Это возможно, миссис Харт, – медленно произнес он. – Но вы вряд ли способны…
Марджи поднялась со своего места.
– На что именно она неспособна?
Врач покачал головой.
– Уход за коматозным пациентом – это сложная и тяжелая работа. И зачастую одному человеку она не под силу. Именно это я имел в виду.
Джонни поддержал тещу:
– Я могу приезжать по выходным и помогать.
– Я тоже, – сказала Мара и подошла к Дороти.
Близнецы одновременно шагнули вперед; их взгляды под копнами волос были взрослыми.
– И мы.
Дороти была удивлена захлестнувшей ее бурей эмоций. Никогда еще она не вступалась за свою дочь, и никто не вступался за нее. Ей хотелось сказать Талли: «Смотри, тебя любят». Но Дороти лишь стиснула кулаки и кивнула, сдерживая горячие слезы, застилавшие взгляд.
– С нами взаимодействует фирма, специализирующаяся на уходе за коматозными пациентами на дому. Некоторым пациентам и их семьям ее услуги не по карману, но если деньги для вас не проблема, вы можете обратиться к ним. Дипломированная медсестра будет приходить ежедневно или через день, чтобы сменить у Талли катетер, проверить роговицу и взять анализы, но и в этом случае на вашу долю остается много работы, мисс Харт. Вам придется придерживаться очень строгого распорядка. Я не отдам ее на ваше попечение, если вы не уверены, что готовы взять на себя такой груз.
