– Это не Гариб, это я, – сказала я, хотя он уже и сам отлично это видел.
Жесткая кожаная повязка охватывала его лоб, а лицо было искажено раздражением и недовольством, которых он не в силах был скрыть.
– Разве я сказал, что вы нужны мне, мадам? – ледяным тоном спросил он.
Я не понимала, что происходит, но внезапное чувство нежности проснулось во мне к этому человеку, который считал себя настолько сильным, что не желал ни от кого принимать сочувствия.
– Александр… – проговорила я, впервые произнеся это имя вслух, – Александр, послушайте меня… Я ведь уже не та, что два месяца назад. Почему вы молчите? Что вас тревожит?
– Проклятье! Какого черта вы пришли сюда?!
– Гариб сказал, что вы больны, и я…
– Вы пришли узнать о моем здоровье. Весьма трогательно, мадам, весьма. Но я не умер, как видите, я жив, вы не станете вдовой. Полагаю, все ваши вопросы разрешились?
– Послушайте, – прошептала я, не обращая внимания на его грубость, хотя она и ранила меня в самое сердце. – Я хотела бы помочь вам. Вы ведь вовсе не такой сухой, каким хотите казаться, вы все чувствуете и понимаете. И я так благодарна вам за сына… Я бы все отдала, лишь бы вы стали мне доверять!
– По-ра-зительно.
Я отступила, ошеломленная этим холодным и даже насмешливым словом. Александр, приподнявшись, повернулся ко мне, его пальцы, вжавшиеся в локотники, побелели. Меня поразило его лицо: почерневшее, с заострившимися чертами. Глаза его просто пылали, рот был изогнут невероятным раздражением.
– Я не хочу быть груб, мадам, но единственное, чего я сейчас желаю, – это того, чтобы вы меня не беспокоили!
Его лицо, его поза – все свидетельствовало о том, что мой уход был бы для него величайшим облегчением и счастьем. Он что, ненавидит меня? Или я была недостаточно тактична?
– Уходите! Черт побери! Ну?!
При первых же гневных нотках, появившихся в его голосе, дог вскочил и зарычал на меня. У этой собаки не тело, а сплошные мускулы. Это было для меня последней каплей. Потрясенная, я бросилась к двери и громко захлопнула ее за собой.
Быстрее ветра я поднялась по лестнице, почти рыдая и чувствуя себя оскорбленной до глубины души. Он просто сухарь! Так обойтись со мной! И именно тогда, когда я все готова была ему отдать – и тепло души, и тело, и все мое сочувствие! Он просто убил меня. Я его теперь ненавижу!
– Госпожа! Госпожа! – восклицал, поднимаясь следом за мной, индус – Вы нехорошее время выбрали! Хозяин болен, госпожа! Он потому такой, что…
Я повернула к нему бледное лицо. В глазах у меня стояли злые слезы.
– Замолчи! – воскликнула я в бешенстве. – Черт бы побрал и тебя, и твоего хозяина! И я ничего о нем не хочу знать, ничего!
Меня ждала роскошная голубая спальня и возможность плакать как угодно долго, будучи уверенной, что меня никто не побеспокоит, а уж меньше всего – мой муж, герцог дю Шатлэ.
Для него нет ничего неприятнее, чем видеть меня. Ей Богу, как это все понять, я не знала.
Несколько часов спустя теплая рука коснулась моих волос. Уже зная, кто это, я на ощупь нашла эту руку и прижалась к ней губами. Маргарита… Она для меня лучше матери.
– Хорошо, что ты пришла… Я была груба, прости меня.
– Да ведь это пустяки, милочка.
Она обеспокоенно склонилась надо мной.
– Вы плакали прямо навзрыд… Что он такое сделал с вами, этот проклятый герцог?
– Ничего. – Ярость снова охватила меня. – Он просто терпеть меня не может, а больше ничего! Должно быть, я внушаю ему отвращение.
Губы Маргариты дрогнули в улыбке.
– Отвращение? Да вы с ума сошли! Вы же так красивы, голубушка… Ну, разве вы забыли об этом?
– Нетрудно забыть, если он так явно демонстрирует свою ненависть!
Я вскочила с постели, отбросила назад золотистые волосы и испытывающе взглянула на себя в зеркало:
– Не знаю, может быть, я и хороша собой, может быть, я и нравлюсь другим мужчинам, но уж ему-то точно нет! Он не хочет встречаться со мной, не разговаривает, ничем не делится и, уж конечно, не спит со мной!
– Не спит?
Потрясенная Маргарита даже не способна была отметить, что я употребила не совсем приличное для герцогини слово.
– Что же это значит, мадам? Я видела, он несколько раз тут ночевал!
Я раздраженно пожала плечами.
– Все это фарс. Не брак, а сплошное несчастье! Ну посуди сама: я что, должна умолять его об этом? Становиться на колени? Я и так достаточно унизилась. Раньше он хотел меня, теперь не хочет; вот и отлично! Я это переживу. И пусть он больше не приходит сюда ночевать. Мне надоело, что он постоянно разыгрывает вокруг меня какие-то водевили!
Плечи у меня дрожали. Маргарита погладила меня по щеке.
– А вы так и сделайте… Пускай он сам вас ищет, не ходите к нему больше… Пусть ему тоже будет одиноко!
Тоже… Я покачала головой. Маргарита, как всегда, понимала, что сейчас я одинока больше, чем кто-либо и когда-либо…
– Поцелуете на ночь девочек, мадам? – уже обычным тоном спросила Маргарита.
– Да, – сказала я с тяжелым вздохом.
3
За окном шел снег. Белые хлопья, кружась в воздухе, падали на раскинутые ветви каштанов и оседали на иссохших лозах винограда. Вздохнув, я прошлась по комнате. Тоска охватывала меня все сильнее. Казалось, вновь вернулись первые дни моего пребывания в Белых Липах. Дом, который я успела полюбить, вновь стал чужим. Все рухнуло, едва успев начаться. И этот мой брак, похоже, оказывается таким же несчастливым, как и предыдущие.
Ну, что я сделала не так, что Александр так обошелся со мной? Я спрашивала себя и не находила ответа. Да и были ли хоть какие-то объяснения его грубости? Во всяком случае, надо признать, что такие перепады его настроения еще слишком для меня невыносимы. Можно ли жить со столь непредсказуемым человеком?
Начинало смеркаться. Еще час или полтора – и будет совсем темно… Ах, как же неприятны зимние долгие вечера в этом доме! Как бы я хотела поговорить с кем-нибудь! Постояв немного в нерешительности, я стала искать свой плащ. Проблема выбора передо мной не стояла: в здешних местах у меня была лишь одна хорошая знакомая – графиня де Лораге. В конце концов, я уже давно собиралась навестить ее, так почему бы не сделать это сейчас? Может быть, хоть мой уход заставит кого-нибудь в замке вспомнить о моем существовании.
Снегопад был сильный, и дом графа де Лораге возник передо мной неожиданно. Это было похоже на волшебство: снежная завеса словно расступилась, и я увидела очертания замка, возникшие, казалось, из ниоткуда. То немногое, что мне удалось разглядеть, свидетельствовало, что поместье было основательно разорено в годы революции. Припорошенные снегом руины флигеля, пни вместо деревьев вдоль подъездной аллеи – все это были следы войны, следы присутствия синих.
