Чуть позже, помогая Сайни связывать часовых, я с удивлением обнаружил, что не только они, но и злополучный четвертый жив. Мой спутник действительно метнул в него нож, но угодил тяжелой рукояткой в лоб.
-- Пролить сейчас кровь - значит, объявить Князю открытую войну. А я этого не хочу, -- не совсем понятно объяснил он.
Всю четверку мы уложили в лодку и столкнули ее на стремнину. Другого способа спрятать оглушенных стражей не придумалось.
Плыть с нами Лелеков знакомый отказался наотрез.
-- Я же говорил - вдали от замка клятва заработает. А тут я их постараюсь еще и запутать немного.
Сайни без слов положил руку ему на плечо (я с удивлением понял, что он почти одного роста с эльфом), постоял с минуту и пошел к воде. Наш плот стоял у причала просто привязанным, так что даже сталкивать с мели его не пришлось. Мы взялись за весла, и через несколько гребков долговязая фигура на пирсе скрылась за изгибом реки.
И вот теперь форштевнь рвет тугое покрывало ночи. (Не помню, кто сказал.) Давно хотел поставить парус на наше плавсредство, да так и не собрался. И теперь жалею - ветер-то попутный. Правда, в этих извивах, наверное, от него было бы мало толку. Так что приходится напрягаться. И напрягаться. И опять напрягаться. А Сайни все недоволен, и время от времени подстегивает меня хриплым "нажми!". А мне ведь еще и управлять лодкой надо, а не только втупую работать двиглом. Честно говоря, под этим предлогом я иногда сачкую - пропускаю пару гребков, которые мог бы сделать. Дескать, смотрю, куда рулить. Хотя чего смотреть? Разве что по серебрению легкой ряби в лунном свете можно (иногда!) увидеть, где вода, а где ее уже нет.
Сайни вдруг бросил весло и мне сделал знак не грести. Странное, вообще-то, положение, когда капитан судна - один человек, а руководитель всей экспедиции - другой. При условии, что их всего-то двое. Эх, не о том я думаю. Лелек тем временем замер и весь обратился даже не просто в слух, а в локатор какой-то. У меня было четкое впечатление, что он слушает ночь не только ушами, но и всем телом, чуть приподнятыми и раскрытыми ладонями улавливая какие-то эманации, крупным носом вынюхивая запах погони. Я так ничего не слышал, кроме журчания воды вдоль бортов и шлепанья срывающихся с весла капель.
-- Нужен берег, -- коротко бросил Сайни. -- Лучше островок, сойдет и небольшой мыс. Лишь бы сразу много народу высадиться не смогло.
-- Будем драться? -- честно говоря, у меня в животе зашевелилось что-то большое и холодное, вроде гигантской лягушки.
-- Будем, -- не стал меня успокаивать Сайни. -- Догоняют. Их не очень много, но с ними Реттен. Приготовься в случае чего дать деру и потом добираться до Юли в одиночку.
-- Все так плохо? -- я еле выговорил вопрос, так перехватило горло. Уже не только живот, уже и плечи изнутри налились противным холодом.
-- Да уж чего хорошего. Уйти все равно не сможем, только окончательно силы растратим. На воде они нас возьмут в клещи. А тут, на суше, будут друг другу мешать. Если все же уйти не сможешь и дойдет до рукопашной... Короче, выбирай тех, кто послабее, мне под руку не лезь и даже не пытайся драться с Князем.
Мы снова взялись за весла и минут через пятнадцать-двадцать таки нашли "подходящее местечко для засад", как говаривала Сова из "Винни-Пуха". Небольшая подковообразная бухточка с пляжиком в глубине и зарослями ивняка, прикрывающими песчаную полоску с флангов. Сайни местечко одобрил и велел поставить "Тигрисик" бортом к берегу, чтоб получилось дополнительное препятствие для десанта. А сам расчехлил свой арбалет, аккуратно разложил на палубе стрелы - десятка четыре, как минимум - и снял одну из двух дуг.
Глядя на него, я достал и свою "стрелялку", из которой до сих пор только в рыбу и палил. Сайни мрачно ухмыльнулся, но ничего не сказал. Только отвязал свою нагинату и воткнул в песок слева от себя. Глядя на него, я приготовил топорик. Как ни странно, его наши супротивники оставили в лодке, когда меня связывали. Сайни снова хмыкнул.
И потянулось ожидание. Мерзкое, тягучее, сосущее. Сосущее - потому что вокруг нас увивались кровососы. Пока было совсем темно, они спали. А вот как начало светать, так вышли на охоту. Ранние пташки, чтоб им...А отпугивающие амулеты мало того что в здешних местах действовали через пень-колоду, так их еще Сайни заглушил. Дескать, услышать могут не только комары. Не понял, так мы ждем погоню и готовимся с ней драться или надеемся от нее спрятаться?
Вы не поверите, но я ухитрился задремать. Сидя на холодном песке, привалившись головой к сырому борту лодки. И, главное, в ожидании боя. Первого настоящего боя в жизни. Думаете, не бывает? Я тоже так думал. И, наверное перетрудил думательный орган. Вот он и дал команду на отключку. Разбудил меня хлопок тетивы. Встрепенувшись, я высунул глаз из-за изгиба фальшборта. "В нашу гавань заходили корабли" -- две изящные быстроходные гребные лодки. И стоящий на носу одной лучник как раз словил стрелу глоткой. Лучник на носу второй растянул тетиву - и ее тут же перерезала вторая стрела. Перерезав, воткнулась стрелку в грудь. Надо ли говорить, что стрелял Сайни? Он держал арбалет перед собой, но стрелял из него, как из лука - растягивал тетиву вручную и отпускал стрелу. Я, наконец, понял, зачем на его оружии двойная дуга: сдвоенные плечи - для арбалетной стрельбы, одинарные - для лучной. Эффективность последней вряд ли была особо велика - все же совсем другие характеристики, растянуть тетиву можно было максимум до носа, но уж никак не до глаза и, тем более, не до уха. Зато скорострельность растет до невероятия. Лелек работал просто как пулемет -- выбил из лодок сперва явных воинов и рулевых, а потом методично принялся выкашивать гребцов. Секунды за три он выпустил, как мне показалось, с десяток стрел. У меня еще мелькнула мысль, что я бы так не смог. В смысле, не смог бы хладнокровно начать расстреливать подходящие к берегу лодки с незнакомыми людьми, которые, в общем, еще не проявили никаких агрессивных намерений. Ждал бы нападения, наверное. И вообще комплексовал и мучился вопросом "а, может, они не виноваты, им просто приказали?". Наверное, ждал бы только до первой стрелы. Ага, вот и она, причем, зараза, зажигательная. Двузубый наконечник разорвал плотный тростниковый борт лодки в метре от меня. К счастью, вязанки успели как следует вымокнуть за время сумасшедшей ночной гребли и не вспыхнули. А выстрел был так силен, что головка стрелы прошила борт насквозь и вынесла на нашу сторону дымящийся фитиль - волокнистый, словно из хэбэ-веревки скрученный, и, кажется, пропитанный какой-то горючей дрянью - она стекала дымно-огненными слезками на песок. Все эти подробности я разглядел буквально за один удар сердца (а колотилось оно будь здоров). И даже успел разозлиться на хама, который портил с таким трудом построенную лодку. Поэтому, выглянув из-под вытащенной на берег кормы, пальнул в него. Точнее, в сторону агрессора. Понятия не имею, попал ли, потому что тут же спрятался за корпус лодки и судорожно перезарядил арбалетик. Второй выстрел пришлось сделать чуть ли не в упор - неприятельские суда уже подходили к самому берегу. Третий пришелся уже в ногу какого-то вражеского десантника. Я высунулся из-под кормы - а он тут как тут, стоит в водичке. Ну вот и схлопотал гвоздь в сапоге. А я схватился за рукоять топора. Дальше уже работала не голова, а напуганное тело, в которое Сайни пытался некогда вколотить боевые навыки, да без особого успеха. Откатился, как в кино, подальше от первой линии обороны, чтобы у перепрыгивающих через импровизированную баррикаду не было преимущества в атаке сверху. И оглядел поля боя. Заметил, что Лелекова пальба здорово проредила недоброжелателей. В двух лодках, надо полагать, было десятка два, если не три. Теперь же, разбрызгивая воду, в нашу сторону неслись шестеро. Все равно до фига, на шесть больше, чем надо бы. Причем шли в атаку они в полном молчании. Ни тебе "ура", ни "банзай". Между прочим, страшно. И лица пустые. Зомби, или как их там... Впрочем, двигались они весьма живенько, причем, в основном, в сторону Лелека, так что он завертелся волчком, отмахиваясь своей протыкалкой. На мою долю достался один, да и тот с моей стрелой в ноге. Поэтому я от него просто убегал, выписывая по пляжу заячьи петли. А он с упорством заводной черепашки скакал за мной какой-то хромой рысью, пытаясь попортить мою бедную, искусанную комарами и исцарапанную ветками кожу с помощью боевого багра. Такая серпообразная железяка на длинной рукояти. Ни она, ни ее обладатель мне не нравились, поэтому я всячески избегал контакта, споро отмахиваясь топориком, который, конечно, был гораздо короче, зато маневреннее. После пары минут таких упражнений я окончательно сбил дыхание, но и противник мой выдохся - небось, давала знать потеря крови. В итоге на очередном ударе он споткнулся, я скользнул топорищем вдоль древка, придержал топором, как крюком, его оружие и влепил вполне весомый цуки в белесую физиономию, совершенно неразличимую в сумеречном свете раннего утра. Голова мотнулась, под костяшками хрупнуло, но и только. Вражина потянул на себя багор, замахиваясь. Причем удерживать древко топором было сейчас все равно, что пытаться вручную останавливать асфальтовый каток. Сдернув свое орудие труда с круглой и не слишком-то гладкой палки, я попросту влепил с ноги противнику в пах. Эффект был, но совсем не тот, на который я рассчитывал. Вместо того, чтобы скрючиться, он просто потерял равновесие и упал на задницу. "Наркоманы под кайфом и пьяные могут не чувствовать боли", мелькнуло в голове. И я тупо рубанул топором. Зомби попытался защититься, подставив древко, и мое лезвие, скользнув вдоль деревяшки, снесло ему пальцы на одной руке. Мы оба на миг уставились на эту неприятнейшую картину, а потом я без замаха ткнул ему в лицо верхней частью топора. Он рухнул на песок, я судорожно отскочил в сторону.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
