Берлога берлогой, однако сегодня рано поутру, готовясь к возвращению Колхии, Гуго осмотрелся вокруг новыми глазами и распорядился весь хлев ликвидировать, убрать, вымыть, вычистить, а также завезти продуктов согласно списку. Таким образом, «Пять комнат» неожиданно предстали в удивительном для них благопристойном виде.
Впустив гостей в дом — хотя, собственно, гостем-то был один Эрликон, Звонарь отправил Ингу на кухню заняться закусками и салатом, но перед этим на ее долю выпала весьма ответственная миссия.
— Одну минутку, — сказал Гуго, войдя из коридора в комнату. — Во избежание возможных недоразумений, Инга, забери у нас оружие и положи на шкаф. По праву гостеприимства — у меня первого.
Он слегка согнул руки: из-под левого локтя на свет божий глядела здоровенная коричневая рукоять с хитрыми выступами и точеными желобками под каждый из звонаревских пальцев. С гримасой снисходительной великомученицы Инга вытянула наружу могучий восьмизарядный и повернулась к Эрлену. Да, приходилось признать, что новенький Эрленов «рюгер», извлеченный из такой же не очень еще обмявшейся «босоножки», был мелок, стандартен и безлик в сравнении с гуговским монстром. С горестным вздохом водрузив пистолеты на книжные полки, Инга произнесла учительским тоном:
— Я надеюсь, что, когда мы сядем за стол, мне объяснят, что за комедия здесь происходит.
И с тем отбыла к плите и холодильнику.
Комната, в которой Звонарь принимал Эрликона, называлась гостиная. Была еще спальня, кабинет, комната Инги и еще одна, с которой хозяин положительно не знал, что делать, и не меньше двух раз в год решал устроить там библиотеку. Пока что в ней разместился стихийно возникший склад забытых, невесть кем подаренных и просто пришедшихся не ко двору вещей.
Гостиная была, пожалуй, единственным местом в доме, где вкусы Звонаря и Инги пришли в какую-то гармонию. На толстом пушистом ковре (дар Пиредры) стоял длинный стол очень неплохой работы, кресла в романском стиле, у стены — косматый диван и пианино, напротив — стенка с книгами и телевизором, под потолком — дубовые панели с резьбой. Цвет стен, картины и цветы Инга в каждый приезд меняла, в этот раз практически голые белые стены украшала одинокая гравюра, изображавшая забавный шабаш ведьм, обрамленный с четырех сторон темным по смыслу латинским текстом.
Гуго, покончив с формальностями, вдруг пришел в хорошее настроение, переоделся в домашний черный свитер без воротника, на несколько мгновений продемонстрировав Эрлену свой бугристый треугольный торс и столбообразную шею, двукратно обвитую серебряной цепочкой с безвестным образком. Эрликон в эту минуту подумал, что Баженов легко отделался; потом Звонарь подошел к пианино и, весело глядя на гостя, взял несколько аккордов и даже что-то промурлыкал, дальше полез в шкафы за вином и посудой. Сразу выяснилось, что Эрлену накануне этапа пить нельзя, Гуго сказал: «Спорт, понимаю», и тотчас же достал две бутылки тоника: «Это как раз можно» и расставил на столе стаканы всевозможной высоты и геометрии, а также прочие приборы. На вопрос, какую музыку предпочитает, Эрликон ответил: «Что-нибудь поспокойнее», и Звонарь поставил легендарный альбом «Джетро Толл» — старинный шотландский напев неторопливо поплыл по комнате. Bсeподчиняющее разбойничье обаяние постепенно начало оказывать на Эрлена свое действие.
Катя перед собой столик с огромными многоэтажными бутербродами с ветчиной, проколотыми насквозь синими и красными копьями, и двумя салатами в фарфоровых вазах, появилась Инга. Она тоже облачилась в домашний наряд в виде джемпера и брюк и рассталась с большей частью своих тяжеловесных украшений.
Бутылок — высоких, низких, плоских, шаровидных, кубических — наставлено было великое множество и непонятно для кого — Инга практически не пила, Эрликон довольствовался тоником, что же касается Гуго, то для него эдинбургская кобыла и удалой джентльмен с черного ярлыка всегда заслоняли богатство французского виноделия. После первой рюмки беседа некоторое время вращалась вокруг того, что куда поставить и как поступить с мясом, но затем, гонимая стремлением увести разговор подальше от собственной персоны, Инга взяла бразды правления:
— Так что же все это значит и откуда вы друг друга знаете?
Гуго разлил всем еще по одной, капнув для соблюдения приличий и Эрлену, и достал сигарету:
— Ну-с, история такая. Наш друг умудрился как-то не поладить с твоим батюшкой, и отец Рамирес попросил меня возможно полюбезнее переправить нашего друга на тот свет. Но уважаемый гость оказался весьма проворен, и двух моих старых приятелей, прибывших к нему с миссией, как не бывало. Короче, дивертисмент вышел настолько неожиданный, что мы до сих пор еще не оправились. Я все правильно рассказал, ничего не перепутал?
В словах Звонаря ничего смешного как будто не было, но Эрликон, сжав свой граненый стакан, вначале ощутил нечто похожее на икоту, а потом чаша потрясений этого дня в его душе переполнилась, и он захохотал. Хохотал тридцать секунд, минуту, полторы, боясь расплескать, поставил тоник на стол, сдернул надоевшую бабочку и даже расстегнул воротник. Инга и Гуго тоже в конце концов засмеялись вместе с ним, и воцарилось общее веселье. Бредовая, невероятная ситуация — что тут говорить, как говорить? Но, с другой стороны, разве он не студент Института Контакта и разве не готовили его три года как раз к тому, что он попадет в ситуацию бредовую и парадоксальную? Да, прямо комплексный экзамен по технике выживания.
— Простите меня, — сказал Эрлен, отдышавшись. — Я просто… Не каждый день вот так сидишь за столом с собственной смертью.
— Ну-ну, — укоризненно заметил Звонарь. — Скажем, стрельбу открыл ты первый.
— Да, а они приехали вручить мне букет гвоздик. — Кромвелевский тон звучал в речи Эрликона все чаще и чаще, — Нет, Гуго, ты рассказал все не так.
Необычайно доверительная звонаревская манера вести разговор быстро и абсолютно естественно позволяла переходить на «ты».
— Я не убивал твоих друзей. Даже не думал, мне это в голову не приходило. Просто Скиф дал мне для защиты… Ну, в общем, одного человека. Я все узнал последним… случайно. Это во-первых. Во-вторых, я понятия не имею, чем так не угодил твоему отцу. Мне как-то забыли сказать. — Эрликон потер лицо руками. — Наверное, я чепуху какую-то несу. Прожужжали мне все уши: Рамирес враг, он нас хочет убить, несчастный случай… Я уж и задумываться перестал, привык. А почему? За что? Инга, я не хочу и не хотел ссориться с твоим отцом.
— И Скиф тоже, — проворчал Звонарь. Он явственно уловил суть сделки двух умников по поводу трупа, уложенного его руками. Ах, гиены, мать вашу; старая дружба…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
