Джон и Элеонора переглянулись изумленно, затем миссис Нора сказала:
— Все это очень неожиданно, Дэн. Мы совсем не думали о таком повороте событий.
— Насколько я помню, у вас в Лос-Анджелесе есть невеста, которую вы тоже очень любили, — напомнил Джон.
— О нет, сэр! Уже нет! Для нее я умер. Я больше, чем уверен, что дома меня похоронили. И единственный дом, который у меня теперь есть, — это ваш дом.
— Возможно, вы и правы, Дэн, — произнесла Нора, вспомнив статью в "Солт-Лейк-Сити таймс". — Что скажешь, Джон? — Обратилась она к мужу.
— За это время ты стал нам как сын, — подтвердил Каннингем.
— Так вы позволите мне жениться на Жаклин? — Спросил Дэн, заметив краем глаза, что девушка вся замерла в ожидании ответа отца.
— Это должна решать Жаклин, ведь она хозяйка своей судьбы, — ответил Джон, глядя на дочь.
— Что ты скажешь, дочка? — Спросила Элеонора.
Девушка подняла глаза на родителей. Несколько секунд она пристально смотрела на них, точно спрашивала у них мысленно, правильно ли поступает. Потом перевела взгляд на Дэна.
— Жаклин, ты согласна выйти за меня замуж?
— Да, — ответила она после паузы, которая была такой короткой, что только Дэн заметил ее, — согласна.
Глава XIV
Лос-Анджелес, 1984
В мае Джессика вернулась домой. Она была уже на седьмом месяце беременности и чувствовала себя хорошо. После того единичного случая, когда она сама едва не извела себя и ребенка, не было никаких инцидентов; беременность протекала хорошо. В загородном доме Джеффа она отдыхала и набиралась сил и ни разу не пожалела о том, что поехала. Джефф оказался прав: там ее никто не беспокоил, и она делала то, чего ей больше всего хотелось — была наедине с самой собой. Конечно, первые дни было тяжело. В этом доме, на пляже, все напоминало о Дэне. Иногда он сам напоминал о себе, приходя к ней в сновидениях, таких прекрасных и счастливых. Только там она могла быть счастливой, забыв о том, что гибель любимого человека разделила ее жизнь на "до" и "после". Но после того как сон заканчивался, было еще хуже. Джессика просыпалась со слезами на глазах и весь день потом ходила, как в тумане. Сердцем она ждала этих сновидений, ей хотелось потеряться в них на всю жизнь; но разум говорил ей, что всю жизнь прожить в снах и мечтаниях невозможно — так можно и с ума сойти. Временами ей и так казалось, что она потерялась в своих снах, которые были настолько реалистичными, что нельзя было разобраться, где сон, а где — явь.
И все же она выкарабкалась из этого замкнутого круга боли и забытья; не сразу, конечно, но выкарабкалась. Бывали дни, когда воспоминания настолько одолевали ее, что она начинала ненавидеть не только всех и все вокруг себя, не только ребенка, которого носила под сердцем и который чувствовал все, что переживала мать, но даже саму себя за то, что никак не может отпустить Дэна. Да и как можно было отпустить жизнь?.. И только там, вдали от людей, она смогла оценить слова близких о том, что Дэн оставил ей частичку себя в своем ребенке, чтобы она могла жить. Как будто знал, что стал ее жизнью, как будто знал, что без него она пропадет. А когда Джессика осознала и оценила смысл этих слов, то захотела этого ребенка больше всего на свете. Ей захотелось возместить ему сторицей за те мгновения ненависти, боли и горя, что он пережил вместе с ней. Ей стало совестно за то, что она едва не убила пусть не самого Дэна, но его сына или дочь. Она со страхом думала, что случись самое страшное, Дэн не простил бы ее никогда. Наверное, именно в тот период времени Джессика начала молиться. Она почти позабыла все молитвы — просто поднимала глаза к небу, так напоминавшему синеву глаз Дэна, и жарко шептала: "Господи, прости меня! Ты же знаешь, что я на самом деле никогда не желала смерти своему ребенку. Я совсем не умею молиться, но прошу Тебя, пусть он или она родится здоровым и сильным, пусть будет счастливее, чем я! Помоги мне уберечь его! Помоги мне отпустить Дэна! Помоги!.."
Поначалу она сама практически не верила в свои молитвы. Скорее, они были больше похожи на какое-нибудь заклинание. Но чем дальше шло время, тем большую силу обретали эти молитвы, раньше казавшиеся просто словами. Именно тогда в Джессике проснулась вера, которая потом вернула к жизни ее и ее ребенка. Она окрепла не только физически, но и духовно. Мучительно счастливые сны постепенно исчезли, но Джессика так боялась их возвращения, что старалась даже мысленно не называть Дэна по имени, чтобы не искушать судьбу. Пусть он покоится с миром. Она будет заботиться о его ребенке и будет в нем любить его отца. Но прошлое надо оставить в прошлом, чтобы оно не мешало будущему.
И уже перед самым возвращением в город Джессика смогла, наконец, сделать то, о чем просила в своих молитвах, — отпустить Дэна. Правда, для этого ей пришлось оставить в загородном доме то великолепное обручальное кольцо, которое Дэн подарил ей в один знаменательный ужин. Но только так это прощание было ощутимым, только оставив их совместное прошлое Дэну, она смогла простить его и отпустить.
Сейчас, сидя на заднем сиденье "лексуса" Джеффа, она старалась не оглядываться назад. Ведь оглядываться назад — означало оглядываться в прошлое и искать там ниточку, за которую можно было ухватиться и остаться в прошлом хоть на мгновение. А она этого не хотела. Да, она любила Дэна до безумия. Да, они были очень счастливы. Но жизнь продолжается, даже если на пике счастья эту жизнь пересекла смерть. И пусть прошлое остается в прошлом. Даже если Дэна больше нет, а звезды по-прежнему освещают небо над этим местом. Даже если она все еще его любит, и океан по-прежнему несет свои волны в бесконечность.
Первым человеком, которого Джессика встретила, вернувшись в Лос-Анджелес, был Роберт Монтгомери. Он узнал от Джеффа, что она вернулась, и решил ее навестить. Их встреча произошла у нее дома. Джессика не видела Боба с тех пор, как он навещал ее в больнице, а потому с нетерпением ждала этой встречи. Когда Анжелина привела его в гостиную, Джессика очень обрадовалась. Наверное, это были первые мгновения искренней радости со дня смерти Дэна. Боб тоже был рад ее видеть — это было видно по его глазам. Они обнялись и несколько секунд держали друг друга в объятиях. А спустя некоторое время Роберт сказал:
— С возвращением, Джес!.. Я очень рад, что ты вернулась…
— Спасибо, Роберт, — отозвалась она. — Я тоже рада тебя видеть. Как у тебя дела? Как работа?
— Все по-прежнему, — ответил Монтгомери, уютно устраиваясь в кресле. — Работы много, как, впрочем, и всегда. А дела… — Он неопределенно развел руками, но Джессика все поняла. — А как ты? Ты хорошо выглядишь, — заметил он. — Отдых пошел тебе на пользу.
