- Именно такого я из себя и разыгрывал, - весело подтвердил я, - так что благодарю вас за добрую оценку моих жонглерских способностей. Знаю также одного хитрого грека, большого мастера по всяким ловушкам. Вот кто похвалил бы вас как истинный знаток этого дела.
Дальше мы беседовали почти в голос и самым мирным, даже приятельским образом. Вероятно, дух примирения воскурился, подобно фимиаму, раз уж райские двери наверху тоже стали тихонько поскрипывать и глаз одного из ангелочков тайком воззрился на нас из какой-то небесной щелки.
- То, что случилось на первой же охоте, мессер, - продолжал свою повинную речь Гвидо, - явно случилось по воле Провидения. Иначе никаким способом такое чудесное совпадение не объяснишь. Я получил жестокий, но поучительный урок. Я глубоко раскаиваюсь перед Богом и перед вами, мессер. Теперь, согласно вашей воле, я готов пойти к исповеди, а затем оказать вам в вашем деле посильную помощь безо всякой мзды. Ничего не говорите, мессер! В схватке с Сентильей я буду на вашей стороне и не возьму из ваших рук ни единого сольда!
Меня очень тронуло это внезапно проснувшееся благородство, и я спросил Гвидо:
- Каков размер вашего долга Сентилье?
- Ни много ни мало тысяча флоринов, - сразу пав духом, пробормотал Гвидо.
- В этой невзрачной шкатулке, - указал я на деревянный ларец, черед которого наконец настал, - как раз тысяча, если только ваши доблестные защитники не прихватили с собой монету-другую в ваше отсутствие. Я добавлю к тысяче еще четыре раза по тысяче, и вы будете обязаны принять их все. Молчите, Гвидо, и выполняйте мой приказ! Это плата не за вашу помощь, на которую я продолжаю рассчитывать, а за то, что, устроив на меня ловушку, вы невзначай уберегли меня от другой ловушки, куда более опасной.
- О, Небеса! - пролепетал Гвидо и, хлопнув себя по раненому лбу, наверное, не почувствовал боли.
Мне показалось, что сверху раздались всхлипывания, кои быстро затихли. Гвидо растерянно возвел очи горе, а потом прямо-таки сполз со стула и оказался предо мной коленопреклоненным, точно рыцарь перед своим королем. Я кинулся поднимать его тяжелое и неповоротливое от полученных побоев тело, а он, тем временем, клялся мне в верности и прочил себя в самые ближние вассалы.
- Я клянусь вам, мессер, что положу жизнь за вашу честь! - изливал свои чувства этот добрый парень. - И я докажу вам истинность моих слов.
- Не сомневаюсь, - отвечал я Гвидо, радуясь тому, что, видать, и вправду обрел наконец себе верного приятеля. - Только ответьте мне начистоту. Мнится мне, что тут досталось всем, но только - не муженьку вашей прелестной сестрички. Куда же подевался этот храбрец?
При этих моих словах Гвидо расплылся в улыбке.
- Мессер! - весело развел он руки. - Уж этот чудак и вовсе не представляет для вас никакой опасности. Мы с ним, как бы вам сказать, единосущны и нераздельны.
И он захохотал, одновременно поохивая и постанывая и хватаясь то за один бок, то за другой. Признаться, такой несусветной ереси, заслуживавшей отдельной исповеди и покаяния, я и сам несказанно обрадовался.
- Вот как! Так, значит, я наподдал собственной тени, приняв ее за еще одного гневного рыцаря Прекрасной Дамы, - поддержал я шутку Гвидо.
- Мессер, теперь как раз приходит черед Дамы, - с хитринкой проговорил Гвидо, растирая слезы и еще не высохшие потеки крови. - Очень прошу вас, сделайте милость, подите к ней сами, а то она теперь очень стесняется. Если вы не простите ее, то девица сегодня же сляжет, а назавтра испустит дух. Уж поверьте мне, так оно и случится.
Итак я получил себе верного вассала, однако собственные кости и мышцы вдруг изменили мне. Не столь крепкими, как раньше, шагами я поднялся по лестнице, а когда, затаив дыхание, ступил в заветную комнату, то и вовсе запнулся за едва приметный порог.
Фьямметта сидела на постели, не шевелясь и закрыв лицо руками.
- Это вы, мессер? - тихо спросила она, не отрывая ладоней от глаз
- Я, - ответил "мессер" с тяжким вздохом.
- Прошу вас, не смотрите на меня, - прошептала она еще тише, - а то совсем сгорю от стыда.
- Не бойтесь пожара, сударыня, - ответил я ей, немного осмелев. - Я постараюсь погасить пламя.
Она опустила руки, и я увидел, что глаза ее полны слез, самых искренних и настоящих.
- Я очень-очень дурно поступила с вами, мессер, - проговорила она, давясь рыданиями. - Простите меня. Я пойду к исповеди и попрошу у священника самую суровую епитимью.
- Поберегите свой цветущий вид, сударыня, - сказал я. - И не забывайте, что я первый, кто должен попросить у вас прощения за свою гнусную выходку. Мой грех хуже вашего. Я теперь богат, а позволил себе поддаться искушению лукавого и пойти на такую подлую и унизительную для вашей чести месть. Простите меня, сударыня!
И я припал перед ней на колено.
- О, как вы благородны, мессер! - простонала красавица и едва не повалилась без чувств на подушки. - Поверьте, мы с братом заслужили именно такой мести. Нас нужно было проучить как раз таким образом. Так вы больше не сердитесь на меня, мессер?
- Буря давно прошла, сударыня, - вздохнул я, любуясь ее устыдившейся грехов красотой.
Фьямметта же, посмотрев на меня из-под ресниц, вдруг опять разрыдалась.
- Я же говорю вам, сударыня, что буря давно миновала, - подойдя к ней и с трепетом взяв ее теплую руку, настойчиво повторил сын магрибского эмира. Мы с вашим доблестным Гвидо уже едва не побратались до гробовой крышки.
Слезы брызнули из глаз красавицы еще сильней, и я потерял всякое понятие, как же мне унять этот потоп, еще не успев погасить вселенское пламя ее стыда.
- Как же мне вас успокоить, сударыня? - так простодушно и спросил я.
Фьямметта отняла у меня свою руку и, глядя в сторону, горестно вздохнула.
- Вы такой благородный человек, мессер, каких я никогда в своей жизни и не встречала, - проговорила она, крепясь и никак не желая оборачиваться. Вот если бы такой благородный человек, как вы, взял бы меня в жены, то я бы всю жизнь была ему верна, как Бавкида своему Филемону... А отчего это у вас, мессер, такой странный взгляд? - тут же изумилась она, как только вновь обратила ко мне свое прелестное личико. Вид мой и вправду мог показаться не только странным, но и, прямо говоря, придурковатым. Даже родившись заново на дне пустого колодца, я оказался не столь растерян, как теперь, в эти мгновения.
- Разве я вам не нравлюсь, мессер? - довершала свой победоносный поход Фьямметта. - Разве не хороша собой?
- Столь прелестных собою дев, как вы, сударыня, я и не встречал в своей жизни, - пролепетал наконец бывший сарацин.
- Что я говорю! - кокетливо прищурилась Фьямметта, и слезы ее стали быстро высыхать, вроде росы под жаркими лучами солнца. - Да, мессер, приданым я похвалиться не смею. Зато моим приданым станет моя преданность вашей милости и моя любовь. К тому же в моих жилах течет благородная кровь древнего рода Буондельвенто, и по этой части не сомневаюсь, что я вам ровня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
