Канэясу задумчиво склонил голову.
— А Наритика?
— Я же сказал, что не виню тебя за это. Ослушаться моего отца значило бы пропасть самому.
— Истинный воин не чурается смерти, когда идет на правое дело. Я себя невиновным не считаю. Доброго дня, князь. — На этом старик воевода откланялся и вышел.
«Что же мне делать? — задумался Сигэмори. В висках тяжело застучало от страха. — Неужели я обрек мир на погибель, побоявшись выкрасть меч вовремя? Едва ли. Быть может, Канэясу истолковал свой сон неверно, и все же он так правдив… Я должен узнать, что пока в моих силах. Отправлюсь к знаменитым провидцам из Кумано — посмотрю, что они скажут».
Сигэмори созвал слуг и велел подготовить все к отъезду. Однако до полудня к нему явился еще один посетитель.
— Господин, прибыл ваш брат Мунэмори. Он сказал, что хочет поведать вам один свой сои. Прикажете принять?
Сигэмори похолодел. «Скольких же еще боги уведомили о низости моего отца?»
— Конечно, я его выслушаю. Немедля впустить.
Мунэмори вошел в гостиный покой — подчеркнуто-невозмутимый, где-то даже грациозный, что выглядело вовсе невероятно. «Как он переменился, — дался диву Сигэмори. — Видно, тяжкая потеря сделала его рассудительнее».
— Твой приход, брат, несказанно меня порадовал, — молвил Сигэмори. — Приятно знать, что ты наконец прервал уединение и вернулся в мир.
— Верно, ныне не время каждому скорбеть о своем, — отозвался Мунэмори, — однако, боюсь, скоро нас постигнет общая, горчайшая из скорбей. Ужасный сон мне привиделся, брат.
— Не было ль в нем берега, торий и голоса бога Касуги? Мунэмори поднял брови, но глаза его не выдали удивления.
— Точно так, а что? Тебе снилось то же самое?
— Мне, да еще одному, кто, я уверен, предпочтет остаться неизвестным. Чем же твой сон закончился?
Мунэмори отвернулся.
— Головой отца и возвещением тяжких времен.
— А-а… — У Сигэмори упало сердце. — Кажется, наш клан пережил свое благоденствие.
— Может, и нет, — поспешил сказать Мунэмори. — Пробудившись средь ночи, я тотчас призвал на совет одного… духовного наставника и спросил, что это может означать, как избежать падения. И получил ответ.
— Ну и?..
Мунэмори склонился ближе:
— Ты уверен, что никто из слуг не подслушивает?
— Этого никогда не знаешь наверняка, брат. Говори тише, тогда со стороны будет не слышно.
— Превосходно. Так вот, я осведомлен о нашей семейной… повинности, связанной с императорским мечом.
— Ты? Как?
— Матушка беспокоилась в последние дни. Что, если с тобой случится неладное? Вот почему посвятить меня было самым разумным решением.
— Да-да, несомненно. — Сигэмори сознавал, что чего-то не улавливает в объяснении брата, но никак не мог понять, чего именно. — Стало быть, этот… твой советчик упоминал меч?
— Верно, — ответил Мунэмори. — Важно, чтобы Кусанаги попал в нужные руки.
— Знаю. Я все ждал подходящего часа.
— Этот час скоро настанет, брат.
— Да-да. — Сигэмори, досадуя, отвернулся. — Это я слышал. Мне, однако, в самом скором времени предстоит отправиться на богомолье к святилищам Кумано — хочу разузнать побольше о нашем сне. Вот вернусь, тогда и…
— Богомолье! — воскликнул Мунэмори. — Как раз то, что нужно!
— Да, мне тоже показалось уместным…
— Ты не понимаешь, брат! Самое лучшее для тебя сейчас — оставить службу, тогда тебя никто не сможет обвинить.
Сигэмори ответил не сразу.
— Ты прав. Я действительно не понимаю. Мунэмори смиренно потупился.
— Я предлагаю избавить тебя от этого бремени.
— Бремени?
Мунэмори всхлипнул и промокнул глаз кончиком рукава.
— Пусть я и вернулся в мир, но не нахожу в том радости. После того, что я пережил, существование утратило для меня всякий смысл.
— Не говори так, брат. Тоска овладевает мной, когда я слышу от тебя подобные речи.
— И все же это правда. Посему я готов принять на себя твою долю, спасти наш клан. Спасти мир. Я выкраду Кусанаги. Если же попадусь — что ж, поделом. Я отправлюсь на казнь с легким сердцем, зная, что скоро воссоединюсь со своей женой и ребенком в Чистой земле.
Сигэмори протянул руку и тронул рыдающего брата за рукав.
— Весьма смелый шаг, однако я не могу принять такой жертвы.
— Ты должен! — выпалил Мунэмори и чуть не до боли стиснул ему руку. — На тебе все чаяния нашего рода. Без твоего предводительства мы обречены. Ты самый уважаемый среди Тайра. Если позор падет на тебя, нам всем несдобровать. Тогда как я… я не в счет. Никто не ждет от меня подвигов. Случись мне осрамиться, люди только пожмут плечами и скажут: «Подумаешь!
Он всегда был ничтожеством».
Сигэмори невольно с ним согласился.
— Вернее не скажешь, Мунэмори-сан, как ни горько мне признавать это. Своими словами ты уже доказал, что заслуживаешь большего уважения, нежели тебе достается.
Мунэмори отмахнулся:
— Мне это безразлично. Отныне я не волнуюсь о том, что обо мне думают. Только… прошу, позволь мне послужить миру еще раз, напоследок. Преуспею ли я, одним богам ведомо, зато душа моя пребудет в мире, зная, что и ее никчемная жизнь на что-то сгодилась.
Сигэмори был тронут мольбой брата. «Бессердечно отказывать ему в последней попытке оправдать себя. К тому же он прав: с Кусанаги нужно разобраться как можно скорее».
— Чем еще я могу помочь? Слезы Мунэмори мигом высохли.
— Только одним. В сущности, ничего важного. Ты министр двора и волен находиться в любой его части. Переложи на меня часть своих обязательств, когда отправишься на богомолье. Дай мне грамоту со своим разрешением и печатью — тогда и у меня будет доступ к… ко всему, в чем бы я ни нуждался.
— Понимаю. Да, звучит вполне разумно. Ты совсем не глуп, Мунэмори. Жаль, что я не разглядел этого раньше.
На губах Мунэмори появилась легкая усмешка.
— Надеюсь, дорогой брат, в скором времени тебе еще не раз придется об этом пожалеть.
Смерч
Итак, пока Сигэмори готовился к отъезду, Мунэмори мало-помалу перенимал обязанности брата. Каждое утро, едва рассветет, он являлся во дворец, одетый по всем правилам — в черную чиновничью мантию и шелковую шапочку, проходил в кабинет Сигэмори, расположенный в Министерских палатах, и просматривал наметки будущего переустройства старых дворцовых залов. Одобрял он только те, которые Сигэмори уже подписал, а после выслушивал советы от придворных министров по поводу приготовлений к грядущим Праздникам ирисов[65] и Ткачихи. И здесь он поступал сходным образом, одобряя лишь то, что наметил для него Сигэмори. уголках дворца, не вызывая нареканий или подозрений.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
