«Это если брать зарегистрированных учреждениями здравоохранения, а если брать и незарегистрированных, то нужно умножать на шесть, если не на десять. Даже больше, чем на десять, ведь когда говорят, что у нас каждый третий — дурак, то говорят правду. Нет, все равно врут — у нас каждый второй со сдвигом».
— В структуре общей заболеваемости психические расстройства занимают примерно десятое место…
«Да что им твоя структура общей заболеваемости, они и слов таких не знают. Смотрят, как бараны на новые ворота, и ждут не дождутся конца».
— К сожалению, несмотря на все наши усилия, заболеваемость психическими расстройствами растет…
«Несмотря на все наши усилия» — красивая фраза. Какие там усилия… Вот, кто-то по соседству постарался — придушил эту дуру, сбежавшую из одиннадцатого отделения. Внес, можно сказать, реальный вклад в улучшение статистики… А некоторые девчонки весьма соблазнительны, да. Ума нет — и ладно. Зато все остальное при них. Вон, у той с длинными волосами просто безукоризненная фактура… Эх, где мои семнадцать лет?»
Отчего бы не помечтать, если захотелось? Но на самом деле Святослав Филиппович избегал связываться с юными девами, которые были слишком требовательными во всех отношениях и вообще доставляли множество хлопот. Он предпочитал женщин «слегка за тридцать», еще сохранивших свежесть, но уже утративших большинство иллюзий, свойственных взбалмошной юности.
— Сам бы я не променял бы психиатрию ни на какую другую специальность…
«…потому что никакого другого диагноза люди не добиваются так активно, как психиатрического, и ни от какого другого диагноза не стараются так активно избавиться. Поле Чудес в Стране Дураков».
— Каждая из вас, я уверен, хочет стать настоящим профессионалом…
«Замуж они хотят. Желательно — за богатого. Чтобы посвятить всю жизнь развлечениям… А в медсестры, наверное, пошли по настоянию родителей. Людям старшего поколения эта профессия все еще кажется надежной гарантией куска хлеба с маслом. Где с маслом, а где и с горчицей, это уж как жизнь повернется. Вон в пятом отделении у Борьки один дурак приложил процедурную сестру головой об угол — и все, пожалуйте хоронить».
Прошлогодний случай в пятом отделении поверг в шок больницу, казалось бы, привыкшую ко всему. Совершенно компенсировавшийся шизофреник, здоровый бугай, которого послезавтра должны были выписать на амбулаторное лечение, набросился на процедурную сестру, схватил ее за горло и несколько раз с силой ударил головой об угол стола. Удар, оказавшийся последним во всех отношениях и смыслах, пришелся в висок.
Причина? Самая банальная — бугай решил, что вместо витамина Е (больной был «платным», и оттого лечили его по полной программе) медсестра колет ему «газ, вызывающий импотенцию». Да, именно газ. Странно, но после этой трагедии никто из сестер не принес заявления об увольнении. Поплакали, вздохнули и стали работать дальше. Гранит, а не люди! Или просто каждая надеется, что уж ее-то беда обойдет стороной.
— В нашей больнице есть все возможности для профессионального и карьерного роста. Вы знаете, — Святослав Филиппович проникновенно улыбнулся аудитории, — наша главная сестра когда-то окончила то же училище, что и вы. Она начинала с дежурной медсестры приемного отделения.
«Вторую такую, как Нелька, еще найти надо. Баба, понятливая во всех отношениях. А уж в какой узде старших сестер держит! Клад, сущий клад!»
— Возможно, что лет через двадцать кто-то из вас будет стоять здесь на моем месте и так же рассказывать о нашей больнице…
Кандидатки в медсестры дружно скривились, словно говоря: «Не дай бог никому!» Святослав Филиппович обиделся и решил по максимуму сократить свой доклад.
Раскрыв шпаргалку на предпоследней странице, Святослав Филиппович зачитал аудитории сестринские оклады и всяческие полагающиеся к ним надбавки. Физиономии девиц перекосило еще больше. Затем главный врач сообщил, в какие отделения сейчас требуются сестры, и не удержался, чтобы не добавить:
— Но все сказанное мною адресуется только тем из вас, кто хочет и умеет работать. Лентяйки и неумехи у нас дольше одного дня не задерживаются. Вопросы есть?
Он был уверен, что вопросов не будет, но одна из девиц подняла руку:
— А в аптеку вам разве сестры не требуются?
«Ну конечно — в аптеку мы готовы идти с радостью. С песнями! Все дилетанты уверены, что в аптеке можно красть сильнодействующие препараты чуть ли не ведрами. Да, это хорошая прибавка к зарплате, только вот украсть ничего не получится. Ни заведующая аптекой не даст, потому что страх как не любит конкуренции, ни дяди из Наркоконтроля».
— В аптеку — не требуются. А разве среди вас есть фармацевты?
В ответ раздалось хихиканье.
— Все свободны, — объявил Святослав Филиппович, еле сдерживая так и рвущееся наружу: «Идите вы на…»
Девицы мгновенно повскакали с мест и ломанулись к двери, устроив возле нее небольшую свалку.
«Да, не те уже медсестры, не те, — подумал Святослав Филиппович, разглядывая разномастные и такие соблазнительные зады своих слушательниц. — Прежние подождали бы, пока я выйду… Сучки!»
Созерцание настроило на определенный лад, да и испорченное настроение требовало поправки. Святослав Филиппович достал из кармана мобильный телефон (он предпочитал самые простые аппараты, без наворотов и дополнительных прибамбасов, считая, что телефон создан для того, чтобы по нему разговаривать, а все остальное — выдумки производителей, предназначенные для получения дополнительных прибылей).
— Жду вас у себя через десять минут! — сказал он, услышав голос Тамары, и тут же отключился.
Если продолжить разговор, то Тамара непременно начнет набивать себе цену и в итоге явится не через десять минут, а через полчаса. Проверено жизнью.
Святослав Филиппович рассеянно оглядел пустую аудиторию, словно ища в ней кого-то, и не торопясь пошел к себе — радоваться жизни в обществе доктора Безменцевой, которая всякий раз отдавалась ему так истово и самозабвенно, словно делала это последний раз в жизни…
— Как у вас дела в отделении? — спросил Святослав Филиппович, утолив свою страсть.
У них было принято запивать любовь рюмкой-другой коньяка или виски. Сегодня они пили «Хеннесси», подарок благодарного родственника одного из пациентов.
— Нормально, — ответила Безменцева, разглядывая свою рюмку на свет. — Правда, не совсем — есть один потенциально неприятный пациент. Врач, попытка суицида, много гонора, саботаж лечения. Сейчас лежит в «надзорке». Ох, если бы ты только знал, как мне надоели эти больные. Изо дня в день одно и то же. Я прямо сплю и вижу себя в роли заведующей приемным отделением!
— Тамара, не гони, — попросил Святослав Филиппович. — Подожди немного, наберись терпения, всему свое время. И потом — далось тебе это приемное. Вон, скоро Заморенова уходит на пенсию…
— Место заведующей отделением психодиагностики и психокоррекции — это не для меня, — поморщилась Безменцева. — Я люблю себя в медицине, но не люблю возиться с больными. Диспетчерская работа — этого сюда, другого туда — для меня самое то.
Безменцева не стала упоминать о главном достоинстве вожделенного поста. Приемное отделение — это ворота в больницу, и распоряжаться ими очень выгодно.
— Тогда тебе прямая дорога в администраторы.
— Кто бы спорил? Я не собираюсь всю жизнь заведовать приемным покоем. Хотя если ты назначишь меня своим заместителем…
— Тамара! — перебил Святослав Филиппович. — Я уже не раз говорил, что хоть я и главный врач, но это не моя собственная больница! Я не могу делать все, что захочу, потому что надо мной есть начальство, а подо мной — куча завистников. Я могу сегодня же назначить тебя заместителем по лечебной части, но больше трех дней ты на этой должности не просидишь. И я на своей, чтоб ты знала, тоже не удержусь. Так что давай не будем торопить события.
— Не будем, — согласилась Безменцева. — Но ты уж не забывай обо мне, а то ведь знаешь, как говорят о мужчинах: «Пока член твердый — сердце мягкое, а когда член мягкий — сердце твердое».
— Тамара! — укорил главный врач. — Ну за кого ты меня принимаешь?
— За кого? — задумалась Безменцева. — Трудно сказать… Для папика ты слишком строгий, для бойфренда — слишком деловой, для кандидата в мужья — слишком…
— Старый, — подсказал Святослав Филиппович.
— Да ну тебя! — рассмеялась Безменцева. — Скажешь тоже…
«Старый конь борозды не портит, но и глубоко не вспашет», — вспомнила Тамара Александровна.
Глава шестнадцатая
Красный крест
Данилов не знал, сколько времени он провел привязанным к кровати за руки и за ноги. Помнил только ощущение несвободы и бессвязные обрывки чьих-то разговоров. Приходя в себя, он пытался молча освободиться от пут, но всякий раз терпел неудачу. Тогда он подавал голос, пробуя подчинить себе одеревеневший язык. Язык слушался плохо и вместо понятных слов выходило непонятное мычание. Данилов нервничал, дергался — шумел, одним словом. Вскоре приходила медсестра (сфокусировать зрение на лицах не удавалось) и делала укол, ввергавший Данилова в ватную темноту.
