От ее искренности у него сжало грудь.
– Одно твое слово – и я поверну обратно. Если ты чувствуешь, что тебе не выдержать этой поездки, я не стану тебя мучить.
У Картера замерло сердце. Что он сделал в своей дерьмовой жизни, чтобы заслужить такое сокровище, как Кэт?
– Не надо поворачивать. Спасибо, что понимаешь мое состояние, но эти дни я хочу провести с тобой. – Картер поскреб затылок. – Я хочу, чтобы твоя бабушка поняла: я не просто… – Он похлопал себя по груди. Мозг услужливо подбросил ему целую охапку отвратительных эпитетов. – Ты знаешь, как ты мне дорога.
Они приближались к перекрестку. Кэт сбросила скорость.
– Перед моей бабушкой не надо играть. Из всех, кого я знаю, она самый справедливый человек. Она не судит. – Кэт погладила ему щеки и подбородок. – И еще бабушка умеет не лезть в жизнь других. Мы там будем вдвоем. Ты и я.
– Обещаешь?
– Обещаю.
* * *
До дома Наны Бу оставалось не более двадцати минут, когда Картеру вдруг стало нехорошо. Спина взмокла от пота. Очень странно, если учесть, что воздух снаружи был холоднее ведьминой сиськи. Даже снежок появился.
– Ты, случайно, не простудился?
Картер уперся щекой в спинку сиденья.
– Все нормально. Я не хочу смотреть в окно. Буду любоваться тобой, пока не подъедем.
– Мне это напоминает прививку от гриппа, – улыбнулась Кэт, не отрывая глаз от дороги.
– Что?
Кэт выбиралась на внешнюю полосу, чтобы съехать с шоссе.
– В детстве отец водил меня на прививки. Ты знаешь, как дети боятся уколов. Я не была исключением. И отец меня убеждал: если не смотреть на шприц, будет не так больно. И не так страшно. – Она снова улыбнулась, но уже с оттенком грусти. – Поэтому я всегда утыкалась отцу в шею и пряталась там от медсестры со шприцем.
– И помогало?
– Еще как!
Картер слегка улыбнулся. В дороге Кэт много говорила об отце. Картер поймал себя на том, что был бы рад познакомиться с Дэниелом Лейном. Его даже не пугала реакция сенатора на то, с кем встречается его дочь.
– Думаешь… думаешь, я бы понравился твоему отцу? – спросил Картер, трогая ее мизинец.
Красный сигнал светофора позволил Кэт снять руки с руля и повернуться к Картеру.
– Я думаю, у вас с ним нашлось бы много общего. Даже больше, чем я предполагаю. Ты бы ему очень понравился.
Если бы это оказалось правдой! Если бы то же самое распространялось и на ее бабушку! Картеру было никак не избавиться от страха, обосновавшегося под кожей.
– Ты так считаешь?
– Да, считаю. И пока горит красный свет, поцелуй меня.
Их губы встретились. Картер целовал ее с открытыми глазами. Кэт закрыла глаза, наслаждаясь скольжением его языка по ее нижней губе. Шум тронувшихся машин вернул ее в реальность.
– А я не помню, чтобы меня водили на прививки, – тихо признался Картер.
– Не помнишь? – удивилась она.
Он попытался вспомнить, но потом покачал головой.
Кэт старательно делала вид, что ничего страшного не случилось, однако Картер чувствовал: она его жалеет. Ее сочувствие обжигало, как пучок крапивы.
– Между прочим, сейчас некоторые врачи оспаривают необходимость прививок, – сказала она. – От скольких уколов ты себя уберег. Они такие противные.
Картер мысленно усмехнулся. В его жизни хватало других уколов. Больнее, чем прививки. Он выдохнул, вспоминая основные слова, отражавшие его прошлое. Боль. Слезы. Заброшенность. Ненависть. Чувствуя закипавшую злость, Картер спохватился. Прошлое уже не изменишь. Надо смотреть вперед. Одно то, что рядом с ним Кэт, – громадный прыжок в правильном направлении.
Картер погладил ее по ноге. Потом, не выдержав, поднял руку выше, достигнув бедра.
– Картер!
– А что? – улыбнулся он.
– А то, что мы уже приехали.
Повернувшись к окну, он увидел громадный дом из красного кирпича. К дому вела широкая мощеная дорога с садом по обеим сторонам. Картеру показалось, что у него подпрыгнуло сердце. Отчаянно захотелось курить. Хлопая себя по карманам, в одном он нашел пачку сигарет и облегченно вздохнул.
Картер уже вынимал сигарету, когда в мозгу пронеслась новая пугающая мысль: а вдруг бабушка Кэт терпеть не может курящих?
– Картер!
Голос Кэт доносился откуда-то издалека. Картер повернул голову и вдруг почувствовал, что плывет под водой и у него в легких кончается воздух.
Кэт отстегнула ремень безопасности.
– Ты точно не простудился? А то сидишь весь бледный.
Картер надавил себе на грудь, чтобы заставить легкие открыться. Не помогло. Его снова прошиб пот, теперь уже холодный. Струйки не текли, а царапали ему спину ледяными когтями. Что же у него с дыханием? Спазм легких. Чем это закончится?
Зачем он здесь? Зачем согласился на эту долбаную поездку? Он никогда не участвовал в семейных торжествах, да еще в чужих домах. Глупо думать, что бабушка Кэт примет его. Никогда она его не примет, поскольку он… недостаточно хорош. Он всегда был недостаточно хорош.
Ну и идиот же он!
– Очнись!
Кэт силой оторвала его руки, закрывавшие лицо, и переместила их себе на колени.
– Кэт, я… я не… – Он попытался дышать ртом. – Я не могу.
– Картер, все чудесно. Ты со мной, и это так здорово. Видел бы ты, в каком состоянии я отсюда уезжала. Сейчас все по-другому. – Большими пальцами она принялась растирать ему шею. – Скажи мне. Скажи, что тебе известно, как много ты значишь для меня.
Его легкие, сопротивлявшиеся притоку воздуха, содрогнулись.
– Я знаю. Знаю. Но я…
Кэт уткнулась лбом в его лоб:
– Картер, не надо никаких «но». Это все, о чем тебе надо сейчас думать.
«Не робей, – звучало между слов. – Расслабься».
После трех глубоких вдохов и выдохов ему удалось унять бешено стучащий пульс. Ее пальцы чертили кружочки на его коже. Картер сосредоточился на ее пальцах. Стало легче. Он немного выпрямился. Надо взять себя в руки. Нельзя, чтобы первой эмоцией, которую увидит ее бабушка, был его страх. Ни в коем случае.
Картер наклонился, прильнул к губам Кэт:
– Извини.
– Не надо извиняться. Тебе лучше?
– Только не бросай меня, – сказал он, утыкаясь глазами в пол машины.
– Кто же бросает свое счастье? – с жаром спросила Кэт, отсекая все прочие возражения. – А теперь вылезаем.
Картер не успел схватить ее за руку. Кэт вылезла из машины и танцующей походкой обогнула капот.
– Вылезаем… – пробормотал Картер, открывая вторую дверь. – Куда уж теперь?
Он засунул руки в карманы джинсов. Его знобило от холодного воздуха и внезапно навалившихся воспоминаний… Дом его матери, где он всегда был не вовремя и не к месту. Ее вечно раздраженное лицо, с каким она открывала дверь. Но тогда он был маленьким испуганным мальчишкой. Одиноким и никому не нужным. Сколько можно замирать от страхов прошлого?
