– Это не просто металл, – прошептала она, преодолев комок в горле. А ведь если бы не Степан, она бы тоже увидела в этой летающей машине простую груду металла, как разведчица, или средство достижения власти, как Гат-Бору. – Это свобода.
– Она здесь уже почти час, – сказала разведчица. – Они никогда еще не садились так надолго. Вряд ли она сможет летать снова: Тетри говорит, что она грохнулась тяжело, а Тетри уже как-то видела посадку.
– Они починят ее, – сказал Гат-Бору. – Надо атаковать прямо сейчас.
Еще кто-то подполз к ним, тяжело дыша, – Степан.
– Не дури, генерал, – сказал он. – Их оружие плавит сталь, словно лед.
– Знаю. Но и ты, и другие изоляты говорили, что это оружие не под всяким углом стреляет. Если мы подойдем достаточно близко...
– И выкурим их, – добавила Лондри.
Степан покачал головой.
– У них есть глаза, которые видят и в дыму, и в темноте, – они, как черви-саперы, реагируют на теплоту тела. Но множество костров с обилием дыма может сбить их с толку.
– Ступай к обераукену Ре-Кташу, – приказала Лондри разведчице, – и скажи, чтобы он шел сюда с Первой и Четвертой батареями – они ближе всего – и двумя ротами саперов. Пусть они соберут как можно больше масляницы... – Лондри отдала еще несколько распоряжений, распределив свои силы так, чтобы сдерживать тазуроев и одновременно атаковать летучий корабль.
Разведчица, отдав честь, скользнула вниз и побежала к своему дрому, а Лондри сказала Степану:
– Советник, я хочу, чтобы ты отправился к Комори под флагом перемирия. Скажи, что они могут оставить близнецов себе в обмен на помощь при взятии небесного корабля.
– Ацтлан будет в бешенстве, – сказал Степан.
– Тлалоку скажи, что он может взять себе из корабля одну женщину, способную к деторождению, или двух крепких мужчин.
Вспышка, похожая на далекую молнию, внезапно осветила луг, и Гат-Бору застонал.
– Погодница же обещала ясный день! Дождь промочит снаряды и потушит костры. А с тазуроями будет еще труднее управиться – споротокс не подействует.
Они посмотрели вверх: восточный небосклон светлел, но туч не было видно. Что-то сверкнуло еще раз и еще – не на горизонте, а прямо над головой. Лондри легла на спину и ахнула: высоко в небе пылала новая звезда, не такая яркая, как первая, зато не гаснущая, и огромные крылья бледного света трепетали у нее по краям.
Впервые в жизни Лондри по-настоящему поняла то, что говорил ей Степан о небесных мирах и огромных пространствах, через которые люди Тысячи Солнц странствуют, как боги. Ей вдруг показалось, что она не лежит на твердой земле, а цепляется за наклонную стену, открытую бесконечности космоса, перед лицом сил, по сравнению с которыми ее мир – всего лишь комок грязи.
Непривычный звук рядом заставил ее оторваться от неба, и головокружение прошло. Степан тихо плакал, глядя ввысь, и большие слезы катились у него по щекам. Лондри тронула его рукой, и он проговорил:
– Это не горе, не горе. Я не могу ошибиться – только одна вещь может генерировать такую энергию.
– Что? – растерянно спросила Лондри.
– Ничего, дочка, – ответил он, напомнив ей о своем происхождении и о знании вселенной за пределами Геенны. – Помнишь, я рассказывал тебе, как Абуффиды насмехались надо мной, говоря, что весь секрет Геенны, столь надежно стерегущий нас, заключается в хитром обмане?
– Помню.
– Радуйся же: чем бы ни кончился этот день, обман этот раскрыт и секрет уничтожен.
* * *
Панарх нашел Калеба и Йозефину стоящими в бессильной досаде у люка на мостик.
– Мы заперли люк вручную, – сообщил дрожащий голос из коммуникатора, и на экране появился человек с худым лицом, которому конвульсивно стиснутые, выпирающие челюсти придавали странный пирамидальный вид. – Если вы прорветесь сюда с помощью двух своих бластеров, мы откроем огонь.
Калеб пожал плечами, посмотрев на Панарха, и выключил коммуникатор.
– Он прав. Если Кри и Матильда не преодолеют компьютерную защиту, на мостик нам не попасть.
Панарх кивнул на коммуникатор, и Калеб включил его снова.
– Как вас зовут?
– Каннифер. – Глаза рифтера бегали туда-сюда. – Люфус Каннифер.
– Что ж, генц Каннифер, у нас один выбор: Геенна или ваш корабль. Разумеется, если вы взлетите с нами на борту, Анарис прикажет уничтожить шаттл. Притом машинное отделение в наших руках.
Рифтер смотрел на Панарха со смесью страха, гнева и почтения.
«У Архетипа и Ритуала длинные руки», – подумал Геласаар, а пилот сказал:
– Зато мы контролируем мостик, и вы не сможете больше закрыть шлюз изнутри. Попрошу гееннцев перебить вас – вот и вся недолга.
– На Геенне недостает металла. Этот корабль для них – баснословное сокровище...
Пилот отвернулся от экрана и стал совещаться с кем-то вполголоса, а к Панарху подошел Мортан Кри.
– Матильда докладывает о мощнейшем источнике энергии внутри системы. Мне думается, Флот разыскал нас.
Брендон! Панарх беспощадно подавил свои эмоции, сказав себе, что не может этого знать, но каждый его нерв продолжать звенеть от радостной уверенности.
Каннифер вернулся к экрану. Глаза его расширились от страха, челюстные мускулы выпирали.
«Он хотел извлечь выгоду из нашей смерти, а теперь видит, что собственная близка. У меня на руках два козыря».
– Мы починим двигатель, – сказал Панарх, опередив рифтера. – Но вы не станете стартовать, не передав нам контроль. Как вы успели заметить, к Геенне подходит крейсер. Если мы доберемся до него с вашей помощью, я дам вам обоим свободу, дам каждому по кораблю и пожизненную ренту. Вот вам мое слово. – И Панарх отключил коммуникатор. – Пусть подумают.
– Страх и жадность хорошо разлагают волю, – заметил Мортан Кри.
– Я тоже на это надеюсь. Теперь дело за Матильдой, – Панарх посмотрел вдоль коридора по направлению к шлюзу, – и за гееннцами.
28
– Капитан, – дрожащим голосом сказала Моб, – вижу источник тяжелой радиации, ионизация за пределами шкалы, и Узел светится... – Она нажала несколько клавишей. – Вывожу на экран.
– Блин! – в панике крикнул Быстрорук. – Это что за херня такая?
Тат тоже посмотрела, и у нее перехватило дыхание. Она вывела то, что передавали с мостика, на полный экран. В самом центре пылала световая точка с огромными сияющими полотнищами по обе стороны. Казалось, что головной прожектор какой-то смертоносной машины мчится на них между стенами бесконечного каньона. Тат поняла, что видит перед собой обычно невидимое гиперпространство, охраняющее систему Геенны, освещенное теперь невероятно мощным источником энергии.
– Это астероид около четырех кэмэ в диаметре, движущийся со скоростью одна десятая це.
– В заднице у тебя астероид, – заорал Быстрорук. – Это сраный крейсер, который использует сраный астероид вместо сраного щита! И при такой скорости они будут здесь меньше чем через два часа!
У Тат перед глазами вспыхнуло красное пятно.
(Тат! Какого хрена ты там делаешь?) Даже по нейросвязи было ясно, что этот человек вот-вот совершит какую-то непоправимую глупость.
Тат, не отвечая, сняла босуэлл, взяла ампулу, сунула ее в нос и вскрыла. Струя мозгососа обожгла, как кислота, и Тат закричала от боли. Моррийон говорил что-то на мониторе с мостика, но растущий вал буйных красок уже затопил его. Наркотик захватил Тат в свои лапы, края компьютерного экрана раздались, и она упала в информационное пространство.
Световые стены выросли вокруг, напомнив о смерти, быстро приближавшейся к ним в реальности. Тат отогнала эту мысль – то, что делалось снаружи, перестало быть реальным.
Тат летела вдоль линии вслед за аргусом, проверяющим узел за узлом. Системы «Самеди» представляли собой жуткое зрелище: кораблю было больше четырехсот лет, и его компьютер никогда не чистили. Не обращая внимания на беспорядок, Тат пролетала мимо запутанных кодов, которые мигом засосали бы ее, вздумай она тронуть их, идя по, следу своего противника – бори, который не был бори.
Нейраймаи сидел у нее на плече и верещал ей в ухо, как обезумевшая обезьяна. Аргус впереди замедлил ход и закричал в агонии: сторожевой фаг бросился на него и пронзил насквозь. Тат метнула во врага кодовый дротик – фаг съежился и отпрянул, но было уже поздно. Аргус исчез во вспышке красок и облаке вони.
Ничего: он почти довел ее до цели. Огромные световые обелиски вставали вокруг, точно памятники умершим, и на них были надписи. Некоторые Тат могла прочесть, другие были искажены, не в фокусе или вообще не поддавались зрению.
Нейрамаи внезапно взвился в воздух и полетел на клейких крыльях к отдаленному столпу, светящимся ядовито-зеленым цветом с красными прожилками. Обелиск раскрыл клыкастый рот и алмазный язык, вырвавшись оттуда, обвился вокруг кодового зверька и стянул его внутрь. Рот закрылся, и отвратительные челюсти заработали, с блаженным стоном перемалывая жизнь нейраймаи и не замечая того, что на поверхности высветились два слова.
