Еще хуже то, что, если эта пара считает его способным на такое, его мучительная сдержанность в отношении Маргарет, должно быть, кажется им скорее чем-то вроде робости или безразличия, а не самой благородной и целомудренной разновидностью любви. Йон реагирует на это личное унижение остро, но в соответствии со своей природой. Он решает взять на себя ответственность за то, что видел Маргарет — стал одним из ее зрителей. В конце концов, он ведь хотел увидеть ее; даже мечтал об этом. За это моральное уродство он осуждает себя в такой же степени, как те, кто заметил его прошлой ночью с Тиб. Таким образом, он признает за собой вину, подразумеваемую его заботливыми друзьями.
Йон сжимает монету в кармане. Фрейя сидит на полу, с нетерпением ожидая, что будет дальше. Когда он достает монету, к нему приходит идея: мальчик бежит по улицам и по дорожке к замку. Йон начинает рассказ.
КОПЕНГАГЕН, ИЮНЬ 2005 ГОДА
Питер всегда гордился собой, даже когда после своих разгульных выходных приходил следующим утром на работу вовремя и с полной сосредоточенностью трудился весь день, словно была уже середина недели, чем бы они ни занимались. На его оживленном лице появился легкий налет разочарования.
— Старый добрый Михай… Это не многое нам дает. Я так полагаю, что, если ты «за», нам стоит взглянуть. Ведь насколько мы знаем, в письме Грейс может содержаться какая-нибудь блестящая подсказка, которую Холден полностью упустил. Хотя письмо было в его распоряжении двадцать лет.
Фрейя, с большой осторожностью обращаясь со столь старым документом, уже начала разворачивать тонкий лист голубой почтовой бумаги, исписанный аккуратным наклонным почерком.
14 марта 1985 г.
Мой дорогой посол!
Надеюсь, Вы позволите даме преклонных лет вольность опустить все эти «достопочтенные» приветствия и перейти прямо к сути. Писание дается мне нелегко, даже в очках с очень сильными диоптриями. Я посылаю Вам книгу, в которой Вы можете быть заинтересованы. Ее дала мне много десятилетий назад моя дорогая подруга, Северина Риис. Вообще-то это был ее личный дневник, вверенный в мои руки. Когда она его отдавала, то попросила хранить до тех пор, пока все упомянутые в нем люди, кроме меня, не умрут. Она хотела, чтобы в конечном счете, когда придет время, дневник воссоединился с описанными на его страницах картинами.
Я уже достигла того возраста, в котором ограничения несамостоятельной жизни и близость конца диктуют необходимость распорядиться своим имуществом. Сделав запросы в различные инстанции Копенгагена, я получила информацию о том, что у Северины Риис нет прямых потомков, которым можно было бы отдать дневник, а картины, упоминающиеся на его страницах, теперь принадлежат внуку первоначального собственника, отправленному недавно в должности посла в Румынию! Так что именно Вам, посол Алстед, я передаю в наследство ее книгу.
Хотела бы я послать Вам дополнительные памятные подарки, оставшиеся от моего знакомства с Виктором и Севериной Риис. Я знаю, Вы были бы рады увидеть их фотографии, сделанные мной однажды, но, как ни прискорбно мне сообщать Вам об этом, те были утрачены двадцать пять лет назад. Тогда меня попросили одолжить их для показа на выставке, посвященной запечатленным мгновениям жизни людей конца девятнадцатого века. К сожалению, во время выставки мои снимки пали жертвой яркого света, вызванного неисправностью проводки, и последующей активации системы пожаротушения музея. Учитывая эту потерю, я надеюсь, Вы оцените, что хотя бы дневник моей восхитительной датской подруги избежал участи, которая, кажется, постигла столь многие фамильные вещи из далекого прошлого. Быть может, это маленькое пожертвование, как предполагала его автор, прольет свет на картины Рииса и повысит удовольствие, которое доставляют Вам работы этого одаренного художника.
С наилучшими пожеланиями,
Грейс ван Дорен.
Когда она дочитала до конца, Питер застонал и схватился руками за голову.
— Фотографии! — воскликнул он. — Те, которые сделала Грейс и о которых Северина упоминает в своей последней записи. Они не хотели фотографироваться, ведь это раскрыло бы секрет. Каким бы он ни был! Неужели мы так близко к ним подобрались только для того, чтобы узнать, что снимков больше не существует?
Крепко задумавшись, Фрейя пристально смотрела на письмо. Трудно было понять, что она могла сказать Питеру. Но ей нужно было сосредоточиться. Оба чувствовали разочарование и опустошенность; до выезда в аэропорт в их распоряжении имелось всего несколько часов. Если секрету суждено остаться нераскрытым, на этом их усилия закончатся. Поэтому она просмотрела письмо еще раз. Из него вытекало, что Северина хотела, чтобы ее дневник был прочитан в будущем, когда никого из упоминающихся в нем лиц не останется в живых. Это, по крайней мере, сообщало Фрейе что-то новое: Северина не желала остаться неизвестной навсегда.
— Нет… все-таки кое-что мы получили. Дай-ка мне посмотреть письмо.
Питер потянулся за листком и принялся сосредоточенно его изучать.
— Но она потеряла фотографии. Я думаю, мы получили ответ.
Чувство облегчения, которое Фрейя испытала от того, что Грейс не раскрыла секрет своей подруги, оказалось недолговечным, когда она увидела, как Питер начинает прослеживать цепочку доказательств.
— Ну хорошо, итак, дневник — это первоисточник, — начал он. — Удостоверив почерк Грейс на этом письме, например с помощью бумаг ее племянника, мы можем использовать его, чтобы установить историю и право собственности на дневник Северины. Подлинность картин уже удостоверена. Но фотографии Грейс… — Он посмотрел на Фрейю в поисках одобрения, но ей было трудно встречаться с ним взглядом. — Если мы хотим использовать их в качестве доказательства, они ведь необязательно должны быть оригинальными отпечатками или негативами. Я имею в виду, что, конечно, Грейс хотела подарить Алстедам свои собственные отпечатки. Только они были бы действительно подарком на память. Но нас устроят и обычные копии. Ведь устроят же? Если они являются зарегистрированными копиями оригинальных снимков Грейс?
— Я не улавливаю, — сказала Фрейя, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее.
Она улавливала все слишком хорошо, но не хотела признаваться в этом.
— Фотографии были отпечатаны с громоздких стеклянных фотопластинок, — продолжала Фрейя. — Грейс ван Дорен, конечно же, не упаковывала пластинки в чемодан, когда переправлялась в Америку. И она говорит, что отпечатки были уничтожены. Где ты рассчитываешь найти копии?
