Сначала Валю Берестова кормили, чтобы он стал похож на обыкновенного мальчика, а то уж очень был худой. Отец его был на фронте. Ну а дальше все остальное можно прочесть в биографии, опубликованной в его книге стихов.
И я полюбила маленького поэта за стихи, еще не зная его самого. А потом, узнав, относилась к нему как к нашему общему ребенку. Свои стихи он приносил мне (жил он тогда временно у Пешковых), как только дописывал. Такие, например:
Мне дороги асфальты матовыеИ неба злая белизна,Когда Москву до слез прохватываетСтекающая с крыш весна.
Еще чуть брезжит вышина,И чужды ей аэростаты,И все еще идет война,А рядом с ней идет весна,Но дни еще не дни, а даты.Затишье, но не тишина.
Это был холодный апрель сорок четвертого года. Мне кажется, невозможно выразить более точно ощущения того времени. Так его не смог описать никто.
Валентин приходил к нам всегда, и я делила все между ним и нашими детьми, водила своих детей и его в кино и театры. Союз писателей принял горячее участие в судьбе юного поэта.
Однажды в моем альбоме появились такие строки:
Я помню эту елку,где в самый первый разя видел Вашу челкуи робко слушал Вас.И понял я — на светеВы больше всех нужны:замечательные дети, настоящие ребенки —и мальчишки, и девчонкив Вас одной заключены.
В. Берестов
Кто-то из ленинградских друзей привел ко мне домой поэта Н. Олейникова. Я была знакома с ним еще в Ленинграде. Он читал свои стихи охотно и писал немедленно, если его просили. Мне в мой альбомчик он написал несколько стихотворений, а из написанного не мне помню шутливые стихи Н. Олейникова Евгению Шварцу:
Ты приходишь печальный в отдел,И отдел замечает, что тыПохудел, подурнел, побледнел,Как бледнеть могут только цветы.Ты цветок.Тебе нужно полнеть,Осыпаться пыльцой и для женщин цвести.Дай, о дай им возможность иметьИз тебя и венки, и гирлянды плести.Ты, как птица, вернее как птичка,Будешь пикать, проснувшись в ночи,Это пиканье станет красивой привычкой…Ты ж молчишь. Не молчи, не молчи!
У Самуила Яковлевича Маршака я много раз сидела в кабинете, в удобном кожаном кресле, и слушала его стихи, которые он читал для меня. В один из таких дней в моем альбоме появился экспромт:
Хваленой Рине Зеленой!
Устрой всемирные смотриныИ созови весь женский пол,Но я уверен: лучше РиныТы никого бы не нашел!
С. Маршак, I/II 1944
Когда Михалков женился на Наталье Кончаловской, мы какое-то время с ними не встречались, а я не была знакома с Натальей Петровной. Но потом мы подружились с ней. Увидев эту книжечку, она немедленно написала:
Отныне, Рина, я готоваДелить с тобою Михалкова.
На этой же страничке кто-то приписал:
Я благодарен был бы бесконечно,Когда б вы мне сумели разъяснить:Его вы собираетесь делитьПродольно или поперечно?
Еще в альбоме есть строчки С. Михалкова:
Лежу больной, покрыт периной,И жду в жару свиданья с Риной.
Это увидел С. Кирсанов. Он приходил к нам часто, просто из любви. Он очень любил и ценил К.Т.Т., и меня заодно. В книжечку эту он заглядывал иногда, а увидев подпись Михалкова, взял альбом, ушел в угол, сел за столик и долго писал. Потом прочел мне вслух:
Дабы не повторять перинуИ не чесать в раздумье грив,Всем тем, кто ищет рифм на Рину,Вот полный список Рино-рифм:Рина, ландрина, розмарина,Аспирина, гардемарина,Рину, спину, глину,Двину, кину, пелерину,Отрину, калину, тамбурину,Рине, иней, синий, ныне,Рины, смотрины, витрины,Риной, тиной, субмариной.
Приложение:
Ринка, крынка, ринга,Ринок, у ног, венок,Рина Васильевна, обессилена,Рина Зеленая, из лона я, разозленная,Риночек, дочек, ночек, кочек.
Получилось так, что Е. Шварц, который был другом К.Т.Т. и моим другом, стал потом нашим другом общим. И мы любили его, и ценили его, и берегли его. А он был очень болен давно, и его руки, которыми он писал добрые и умные вещи, дрожали все сильнее и сильнее.
Как-то раз Е. Шварц увидел на столе мой альбом. Долго его разглядывал, читал, улыбался. Потом достал свое перо и сказал:
— Не мешайте мне, — сел за стол и стал работать. А когда закончил, прочитал нам всем вслух:
«БЕДНЫЙ ЗРИТЕЛЬ»
(трагедия)
Жена. Почему так поздно?
Муж (вбегая). Ах, она была так прекрасна!
(Жена стреляет в него из револьвера.)
Муж. Нет, ты не поняла меня. Я был на концерте Рины Зеленой, которая была так хороша! (Задыхается.)
Жена. Прости мне мою грубую ошибку! (Плачет.)
Муж. То-то! (Умирает.)
На одной страничке альбома несколько строчек французской песенки. Их написал Морис Торез. Мы были в гостях у Толстых. После обеда я рассказывала ему и его жене (по просьбе Алексея Николаевича) о детях: маленькие стихи, французские и михалковские. А после этого Морис Торез пел. Такой большой, с простым, грубым лицом, он пел так нежно, музыкально песенки для крошек-малюток. Очаровательная мелодия с припевом вроде «ладушки-ладушки, ай-люли-лю-ли». Жена его подпевала. Потом М. Торез записал эту песенку в мою книжечку.
Когда я отдала свой альбом Василию Ивановичу Качалову (это было на концерте), я полагала, что он просто даст мне свой автограф, но он положил альбомчик в карман. Спустя какое-то время я получила его обратно и была смущена тем, что мой дорогой Василий Иванович потратил на меня столько времени, вписывая на крошечные странички такое длинное стихотворение:
Прелестен твой альбомчик, Рина!Как ты сама, он мал, но мил.Букет имен! Ты посмотри наЛюбой листок. Будь стар и хил,Как академик Комаров,Иль вечно юн, как Михалков, —Все пишут здесь, что ты прелестна.Не возгордись! Все это лестно,Но сохраняй серьезность, — вот то,Чем ты пленила Шмидта Отто.И академик, и герой,И мореплаватель, и летчик,И музыкант, и переводчик —Поклонников твоих здесь рой…Какая смесь одежд и лиц,Племен, наречий, состояний!Из хат, из келий, из темницСошлися все здесь для признанья:Пора стать Риночке ЗеленойНародной, а не заслужённой!
Но совесть моя довольно быстро успокоилась, потому что я знала, как Василий Иванович был невероятно добр и внимателен ко всем. Как-то раз, например, он, подъезжая к своей даче на машине, встретил старого дачного сторожа. Василий Иванович распахнул дверцу машины и, посадив старика вместе с его метлой и лопатой, въехал в ворота.
