370
сдержанной силы, что очень напоминало, на мой взгляд, бутон на грани минерального цветения.
От колокольной башни, в которой нас разместили с Ороси, Кориолис и Караколем, дворец находился в десяти поворотах педалей веливело, не больше, если использовать совместные восходящие потоки от рефлектора и термической башни, запах горящих дров от которой поднимался прямо до нас и чувствовался на балконе. Таким образом, не было никакой надобности торопиться. К тому же вид на скопление баркарол и воздушных шаров на платформе перед дворцом и на местных Верхнежителей, рассаживающихся облаком черных точек за стеклянными перегородками купола в амфитеатре, придавал некую неотложность нашим последним приготовлениям.
По дружбе и за неимением лучших вариантов Караколь назначил меня своим «стольником» на время состязания. Мне было поручено содействовать ему, насколько это было в моих силах, в словах и речи на дуэли. И каждый встреченный нами Верхнежитель считал своим долгом нам сообщить, что поединок будет страшным и что соперником назначили Селема де Стилета, с которым мы сразимся менее чем через час…
Молва со слухами, которые нам удалось собрать, содержали пять пунктов: последние восемнадцать лет Селем жил аскетом на беломраморной колонне пятидесяти метров в высоту; он владел словом, как никто другой; его речи вызывали неоспоримое интеллектуальное доверие и религиозную неистовость; его вызывали на дуэль по меньшей мере сотню раз; и он всегда одерживал победу.
Я как скриб потребовал предоставить мне правила состязания. В них было немало места для воли случая, так как среди тридцати возможных испытаний только три выбирались для поединка. Для двух первых тянули жребий, а
369
третий, что интересно, выбирался проигрывающим, чтобы дать ему возможность нагнать соперника в последнем туре. Я убедил Караколя перечитать записи последних дуэлей Селема, заставил изучить его стиль и реплики, проанализировать слабые и сильные места, и трубадур сделал следующий вывод:
— Этот старик — не любитель импровизаций. Скорое рифмоплет. Ему знакома только одна форма рифмы, он рифмует длинно, и мало контрассонирует. На дуэли он пользуется строфами, которые наверняка сочинял, просиживая верхом на своей колонне, днями напролет! Он владеет техникой, отлично натаскан по лексике, порой у него случаются настоящие вспышки, но по большей части он заучивает наизусть.
— Откуда ты это взял? Ты же не можешь делать выводы из пары отчетов о дуэлях!
— Импровизация считывается на слух, скрибчонок: у нее свой собственный ритм, она зачастую рифмуется нечетно и кратко. Строфы Селена пахнут потом. Ему не хватает стаккато, у него поток, как у дойной коровы, он тянет ее за сосцы и сбивает сливки маслобойкой…
— Значит его можно победить?
— Знаешь, Сов, жюри любит вот этот вкус масла. Они чувствительны к плоским рифмам, ко всей этой «болтушке», понимаешь, о чем я? Играть нужно будет быстро, чтобы загнать его в ритм, к которому он не привык. А потом навалиться на него вольностилем, если я получу право выбора. Я сделаю так, чтоб оказаться отстающим в конце второго тура.
— Как я могу тебе помочь, Карак?
— Напиши мне на глиняной табличке слова, как можно больше слов, особенно глаголов, и еще смешных коротких выражений и односложных слов.
368
— И все?
— Все! Знаешь ли ты, что в средние века придворным стольником в рыцарских кругах звался тот, кто режет мясо? Так вот нарежь мне слов кусочками половчее! И мы закатим ту еще пирушку, холуйчик мой!
π ![]()
До начала поединка оставалось двадцать минут, а Караколя с Совом все еще не было! Меня доставили во дворец на баркароле. Я был в восхищении от технологического развития в этом городе. Они, должно быть, во многом переняли технику Фреольцев, что касается использования крыльев, легких материалов и динамической несущей силы. Но и сами могли похвастаться отличными местными аэрологами. Я не раз обернулся, чтобы получше рассмотреть происходящее: платформа заполнилась всевозможным летательным транспортом. Как настоящая выставка предметов искусства. Длинные узкие баркаролы со сложенными крыльями. Тепловые аэростаты. Воздушные управляемые шары. Веливело с дельтовидными крыльями. Автожиры. Планеры. Карманные дельтапланы. Эоликоптеры. Палатины располагали их вдоль швартовых крюков, расчищая посадочную полосу. Гранит на ней был отшлифован от постоянного пользования в одну четкую линию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Зал дворца Девятой Формы вмещал две тысячи человек, как мне сказали. В центре стоял толстый медный диск шести метров в диаметре. Через него проходила ось, которая поднималась до самого купола. Эта ось была связана с вращающимся на крыше ветряком. Благодаря такому гениальному механизму диск медленно вертелся вокруг оси. Таким образом каждый из зрителей мог видеть всю сцену и присутствующих на ней со всех сторон. Стилит со своим скрибом уже были на месте. Он сидел, поджав под себя ноги, и, казалось, был совершенно непроницаем для возбуждения,
367
которое охватило публику. С закрытыми глазами что-то бормотал себе под нос. Напротив него, на противоположной стороне диска, пустовали два трона. Все ждали Караколя с Совом. Зрители уже заняли места на трибунах, возвышающихся вокруг сцены. Придворные палатины следили тем, чтобы дворцовой аристократии доставались положенные по рангу места. Ввиду статуса нас с Голготом постоянно подходили приветствовать. Почтительность эта была искусственна и сильно раздражала. Это все было делом рук дворянчиков, плетущих интриги при дворе Экзарха.
— Где эти двое застряли уже?
Голгот, как и вся Орда, начинал приходить в нетерпение. Нас усадили рядом друг с другом в первом ряду, чуть сверху от сцены.
— Караколь наверняка выход свой готовит, — предположил Ларко.
Кориолис посмотрела на него и закивала. Она себе на нервах все пальцы до крови искусала. На ней были серебряные серьги, подаренные каким-то Верхнежителем, колье и браслеты, звенящие при каждом движении руки. Наряд был прекрасен не в пример ее контру, кожа идеальна: вот что тут же сделала с ней городская жизнь. Ларко что-то зашептал ей на ухо. Она покраснела, заулыбалась. Она светилась энергией, которую больше могла не пускать на нужды контра. Как и все мы, я полагаю, после четырех дней отдыха.
∂ ![]()
Вдруг приглушенный бархатом кресел шорох фетра взорвался гулом голосов. Паж, открывавший вечер, разверзнул свиток и стал зачитывать, сначала громко и серьезно, а затем все более растерянным голосом:
— Внимание! Позвольте вам представить, почтенные Верхнежители, его Веселейшее Высочество, Принца Дактиля и Хорея, Великого Князя Фатразии, Высоким
366
слогом Говорителя, почетного Рыцаря Букв Алфавита, барда, скомороха и паяца, Великого фразера, Ритора Верховной Лексики, вице-грамматиста, Фокусника, если заблагорассудит, Удильщика слов, Охотника за знаками, Воображалу, краснобая и стихоплета, и вместе с тем Поэта, Эстета Красоты Звука и порою даже Трубадура — встречайте, как положено, руками и ногами, наименее воздержанного из всех арлекинов — да здравствует Караколь из Орды девятого Голгота!
До начала поединка оставалось двадцать минут, а Караколя с Совом все еще не было! Меня доставили во дворец на баркароле. Я был в восхищении от технологического развития в этом городе. Они, должно быть, во многом переняли технику Фреольцев, что касается использования крыльев, легких материалов и динамической несущей силы. Но и сами могли похвастаться отличными местными аэрологами. Я не раз обернулся, чтобы получше рассмотреть происходящее: платформа заполнилась всевозможным летательным транспортом. Как настоящая выставка предметов искусства. Длинные узкие баркаролы со сложенными крыльями. Тепловые аэростаты. Воздушные управляемые шары. Веливело с дельтовидными крыльями. Автожиры. Планеры. Карманные дельтапланы. Эоликоптеры. Палатины располагали их вдоль швартовых крюков, расчищая посадочную полосу. Гранит на ней был отшлифован от постоянного пользования в одну четкую линию.
Вдруг приглушенный бархатом кресел шорох фетра взорвался гулом голосов. Паж, открывавший вечер, разверзнул свиток и стал зачитывать, сначала громко и серьезно, а затем все более растерянным голосом: