оставалось только просить мира.
Среди военных предприятий Мануил I Комнин не забывал и о политических вопросах. У Римского царя до сих пор не было наследника от первого брака и даже от второго, о котором мы скажем чуть ниже, а потому он приблизил к себе королевича Белу, допуская возможность предоставить юноше, как родственнику, статус преемника Византийского престола. Бела принял имя Алексей и получил почетный и многообещающий для его юного возраста титул деспота. В идеале он мог стать одновременно василевсом Византии и королем Венгрии, соединив собой два государства в рамках единой державы.
Это была серьезная заявка на успех в деле восстановления Римской империи и глубокого проникновения Византии на Запад. Удивительно, но даже рождение в 1169 г. царевича Алексея Комнина не изменило намерений Римского василевса. Только в 1172 г. он объявил сына соправителем под именем Алексей II Комнин и венчал его царской диадемой. Бела-Алексей, соответственно, лишился и статуса деспота, и руки дочери царя Марии. Но не остался внакладе — смерть в 1173 г. бездетного Иштвана III открыла ему путь к престолу. И вскоре новый Венгерский король Бела III (1172–1196) торжественно въедет в свою столицу, оставшись до конца дней Мануила I Комнина его верным вассалом[587].
Правда, для этого еще нужно было преодолеть множество препятствий, и царь, собрав большое войско, в июне 1173 г. уже стоял на берегах Дуная. Он смело первым переправился через реку и осадил крепость Зевгмин, которую венгры в очередной раз вернули себе. Тут его застали известия о приближающемся громадном венгерском войске, к которому спешили союзники из Чехии, а также русские и половецкие дружины. Не теряя времени, царь форсировал штурм крепости. Желая поднять дух своих солдат, царь верхом на лошади с копьем в руке первым проскакал к крепостным воротам и вонзил копье в их середину; вскоре Зевгмин сдался ему на милость[588]. Тем временем полководец Константин Дука очень успешно воевал в Далмации, покорив множество городов. Удачно проведя кампанию, василевс вернулся в столицу, сделав для триумфа специальную колесницу из золота, в которую, однако, не сел, а шел впереди нее[589].
Поскольку венгры исподволь руководились рукой Фридриха Барбароссы, это поражение сильно ударило по могуществу и власти Западного императора. Германец попытался начать переговоры с Византией о мире. Посредником выступил Саксонский герцог Генрих Лев, женатый на сестре императора. Но ситуация в принципе не могла найти своего разрешения, поскольку вмешался Римский епископ. Каждая из трех сторон имела собственные интересы, вступавшие в противоречие друг с другом, а потому война становилась неизбежной. Спустя какое-то время император уже шел впереди армии в Филиппы[590].
В данном царем сражении венгры были разгромлены и понесли ужасающие потери — говорят, вся долина была усеяна их трупами, которые никто не считал. Так была покорена Венгрия и значительно расширены западные владения Византийской империи.
Глава 6. Восточная политика
Для уяснения Восточной политики Мануила I Комнина необходимо учитывать тот расклад сил, который сложился после 2-го Крестового похода. Неудача этого предприятия, гибель Антиохийского князя и малолетство его наследника естественным образом предопределяли появление глубокого кризиса в государствах пилигримов. Новые пилигримы с Запада, полные религиозного горения, все еще перманентно прибывали в Иерусалим, но их было явно недостаточно, чтобы защищать владения пилигримов. Объяснение этому охлаждению прежнего религиозного рвения, ранее поднимавшего тысячи рыцарей на защиту Святой Земли, вполне объяснимо. Прежняя волна высокого нравственного подъема, которая отличала первых пилигримов, уже пошла на спад. И теперь порой латиняне совершали такие поступки, которые не могли не покоробить нормальное сознание.
Одна из знаменательных историй произошла в 1151 г., когда некий Насреддин, житель Египта, скрываясь от врагов, направился в Иерусалим и получил прибежище у тамплиеров. Пораженный добротой и обходительностью рыцарей-храмовников, Насреддин через короткое время решил принять христианство. Однако египтяне, узнав о местонахождении своего беглеца, предложили тамплиерам 60 тысяч золотых монет за выдачу Насреддина, и те... тут же согласились (!). Другие отвратительные страницы демонстрировали рыцари-иоаниты, откровенно спорившие с латинским патриархом Иерусалима за привилегии, как будто враг не стоял у ворот королевства. Само собой, подобные истории, пересказанные в Европе, не возбуждали жертвенных чувств у молодых рыцарей, грезивших подвигами во имя Христа[591].
Крики о помощи к европейским владыкам не давали должного эффекта, и крестоносцам приходилось рассчитывать лишь на самих себя и Византийского императора. А враги у них были очень грозные. Наиболее опасным из них являлся Нур ад-Дин, который мог с легкостью осадить Иерусалим и поставить пилигримов в критические условия. В данную конкретную минуту атабег не проявлял особой агрессии. Но стоило крестоносцам проявить активность в отношении Дамаска, где продолжал править Абак, властитель из династии Буридов, как Нур ад-Дин немедленно заключил соглашение с единоверцем и в 1150 г. организовал отпор пилигримам. Однако после того, как Абак уклонился от похода в Северную Сирию, как обещал ранее Нур ад-Дину, атабег тут же расторг мирный договор с ним. Теперь Дамаск стал его заветной мечтой, и это весьма волновало латинян, поскольку взятие города турком делало Иерусалимское королевство весьма уязвимым с севера[592].
Но для самой Византии основным противником являлся не Нур ад-Дин, а Иконийский султанат, вобравший в свои границы бывшие римские фемы Анатолик и Вукеллариев. Отбить бывшие византийские владения, помочь Иерусалиму — все это, без сомнения, являлось приоритетами восточной политики императора. Но не только это. Как и его отец, Мануил I Комнин активно добивался признания со стороны пилигримов прав Византии на Антиохию. Его требования, как мы видели, были удовлетворены, когда Раймунд де Пуатье принес ему ленную клятву. Очевидно, это был единственный способ легализовать их отношения, любой другой автоматически приводит к жестокой конфронтации с Иерусалимским королевством. Однако со смертью князя ситуация изменилась, и теперь василевс должен был по новой обеспечить свои права на Антиохию.
Надо сказать, Иконийский султан действовал очень осторожно: каждый раз, когда его турки совершали очередной набег на пограничные владения Византии, он обыкновенно отвечал, что сельджуки не имеют никакого отношения к этим походам, списывая все грехи на пришлых туркменов[593]. Надо сказать, что султан сельджуков Рума Масуд I не напрасно опасался открытого противостояния с византийцами. Историки обычно солидарны в том, что если бы император Мануил Комнин имел возможность сосредоточиться только на одной цели — овладении Иконийским султанатом, то с его крепкой армией и полководческим талантом без труда добился бы успеха. Но вынужденное распыление сил, необходимость бороться и на Востоке, и
