пауза.
Толстяк посмотрел на меня, посмотрел, покачал головой и вновь крикнул:
– Рогмул! Табидох таркуй!
Некоторое время ничего не происходило, затем в той части комнаты, которая была отделена решеткой, появились еще толстяки. Трое. С собою они притащили… Ри! Со связанными руками!
– Рыжая, ты как? – громко спросила я, не глядя на нее и не выпуская из глаз «моего» жирного и троих со щитами.
– Ой! Ил, – увидев меня, обрадовалась она. – Я – нормально! А ты как?
– Воюю, – коротко ответила я, краем глаза следя за нею и ее конвоирами. – Они хотят, чтобы я разделась перед ними!
– Вот гады! – возмутилась Ри.
В этот момент двое из ее сопровождающих подхватили ее с боков и подвесили за связанные руки на крюк, торчащий из стены, да так, что она доставала пол только носочками ног. Свистнула плеть.
– Ай! – громко вскрикнула Ри, дернувшись от удара.
Я сцепила зубы от ненависти.
– Пронс! – опять приказал мне толстяк, указывая на осколки в моих руках. Вновь свистнула плеть. Но в этот раз Ри не закричала. Ловко оттолкнувшись от пола, в прыжке, она со всего размаху врезала одному из ее мучителей ногой. Между ног. Да так, что тот отлетел в сторону. Я ожидала криков, стонов, проклятий, скрюченного тела на полу… Но ничего этого не было. Получивший удар жирдяй, кряхтя и морщась, поднялся на ноги. На его лице была гримаса как от сильной, но вполне терпимой боли. И все!
«Не поняла…» – подумала я.
– Пронс!
Свист плети. Рината, вися на крючке, молча дернулась от удара.
– Ри! Выжги им мозги! – закричала я. – Ты ведь можешь! Чего ждешь!
– Не… могу… Не получается! – У нее сбило дыхание, и она отвечала, делая паузы. – «Слышу»… только тебя. Наверное… нужно… чтобы все… были… вместе.
– Дарг! – ругнулась я.
Главный толстяк посмотрел на меня, левым указательным пальцем показал на Ри, а правым провел по своему горлу.
– Джедж-боредж! – произнес он, зловеще оскалясь. – Пронс!
Вновь свистнула плетка.
– Да на! Подавись! – крикнула я, со звоном швыряя горлышки бутылок на пол.
– Ил, не сдавайся! – отчаянно закричала Рината.
– Я бросила, – оставив крик Ри без ответа, сказала я толстому, – прикажи, чтобы ее не били.
– Тыск! – в ответ он указал мне пальцем на другой угол комнаты.
– Хорошо, – послушно кивнула я, направляясь в указанное место, и негромко добавила: – Только попробуйте ее еще хоть раз ударить…
Смотрящий гарема
Старший евнух, алибей Беркем, хмуро смотрел на то, как этой ненормальной девчонке обрабатывают раны. Погром, учиненный ею, частично устранили, вынеся в коридор бесчувственные тела старой лекарки Ханум и младшего евнуха Касыма, но разбитых настоев и отваров еще не убирали. Поэтому в комнате пахло резко и противно. Алибею было жальче именно этих разбитых склянок, чем Ханум и Касыма. Ханум – потому что старая и больно много болтает, пользуясь своим возрастом и привилегией, которое дает ей место лекаря при гареме.
Хорошо она ей дала, с удовлетворением подумал он, глядя на злую голую девушку, которую в этот момент мазали зеленым настоем, может, эта старая карга теперь не встанет… Давно я ей намекал, что пора уж и на покой… Надоела своими глупостями!
А Касым… Ну окочурится и окочурится… Сам виноват, растяпа! Подставился. Главный эконом все бурчал, что на охрану гарема уходит слишком много денег. И с таким количеством наложниц столько евнухов держать – расточительно! А господин уже давно не молод… Вряд ли стоит ожидать увеличения числа наложниц…
Беркем невольно вздохнул.
«Может, эти пятеро станут новыми узницами сераля?» – подумал он и посмотрел на девушку, которую как раз закончили мазать.
Посмотрел и скривился. Вся поцарапанная, в зеленке, худая и со злющими глазами и клыками, выглядела она ужасно.
Вряд ли она может сейчас что-то вызвать у господина, кроме желания держаться от нее подальше, решил он, осмотрев ее с головы до ног, хотя ссадины затянутся, мясо на костях нарастет, а девочки растут быстро… Личико у нее – красивое, фигура – тоже… И волосы – белые… редкость! Вот только злая она… как голодная крыса!
Беркем посмотрел в полные ненависти глаза голой блондинки, с ног до головы перемазанной зеленым, и загрустил, представив это чудо у себя в гареме.
Господину скучно, подумал он, приказал обращаться с ними бережно. И переводчика не дал. Сказал: «Сделай все сам, потом доложишь!» Забавляется он. Да, конечно, ему смешно… Вон сколько банок эта зараза разбила! Эконом, конечно, попытается из моего жалованья вычесть… А вот кукиш ему! Если что, пойду к господину, пусть уймет своего скареда. Хорошо, я библиотекаря нашего расспросил – кто такие варги? Если бы не разузнал да не подготовился, все могло быть гораздо хуже… Точно бы на меня кинулась! Зачем господину эти дикарки? Может, чувство опасности придает им интерес в его глазах? Не знаю, не знаю… Да только управлять ими и отвечать за все придется мне… Похоже, нужно будет держать их раздельно. Угроза расправы над одной, в случае неповиновения других, на них действует… Они действительно – одна команда, как сказал библиотекарь. Ладно, одну намазали, теперь нужно другую мазать. Потом остальных троих… А этим нужно объяснить, что будет в случае их неповиновения…
– Смотри! – сказал алибей белокурой бестии, показывая ей открытую левую ладонь с растопыренными пальцами. – Это – ты!
Он показал на нее указательным пальцем правой руки и медленно загнул им мизинец на левой.
– Поняла?
Девушка, непримиримо сжав губы, небрежно кивнула.
– Она.
Беркем показал на вторую девушку, за решеткой, и загнул безымянный палец.
– Поняла?
Неспешный, задумчивый кивок в ответ.
– Еще трое!
Алибей потряс в воздухе левой рукой с оставшимися растопыренными пальцами.
– Будешь своевольничать – я им головы откручу! Вот так!
Он ухватился за последнюю фалангу безымянного пальца и показал, что он как будто ее скручивает.
– Ясно тебе?
Девушка мрачно кивнула.
– Сейчас проверим, как ты поняла, – сказал Беркем и крикнул своим подчиненным: – Ведите эту рыжую сюда! Мазать будем…
