умелых руках Исаева, и вот уже нет ни Исаева, ни Кайгородова, и кто знает, что ждет их впереди — через час, через десять минут, сколько вообще отпущено им в жизни этих самых минут. Начальник заставы аккуратно застегнул гармонь и снял ее с плеча. «Живы будем, сохраним как память…» — решил он. Тужлова позвали к телефону.
На проводе был Агарков. Знакомый, чуть скрипучий голос уверенно пробился через помехи, и Тужлов вдруг ощутил, как взволнованно забилось сердце и спазм перехватил дыхание. Бывают минуты, когда человеку важно почувствовать свою связь с внешним миром, потому что, как бы силен он ни был, предоставленный самому себе, он невольно обнаруживает в себе сомнения, неуверенность, даже страх.
— …Война, Василий Михайлович, война!.. — сообщал Агарков. — Идут тяжелые бои… Знаю, трудно вам, потери, раненые. Нет воды, боеприпасов, продуктов. Терпи, Тужлов, держись! Мост удержи любой ценой до прихода Красной Армии! Рад за тебя, за «Береговую крепость»! Деретесь вы геройски. Бойко у меня на КП, все рассказал…
Агарков говорил торопливо, боясь, что вот-вот может оборваться связь. А Тужлов с каждым его словом чувствовал себя все более уверенно, совсем как в первые минуты боя.
— …Семейство твое добралось до Стояновки благополучно. Жаль только, кавалериста твоего… Тихий, кажется, фамилия. Погиб… Мой КП на степном вымоте[9]. Боеприпасами и хлебом поможем. За тылы не тревожься… Ивана Ивановича Бойко заменил Луценко. Держись!..
Еще звучал в ушах Тужлова голос Агаркова, а тут уже добавилось новое сообщение: «Танки!»
НИ ШАГУ НАЗАД!
«Танки!»
Это слово, подобно ядовитой гадюке, поползло по опорному пункту, прижимая людей к спасительной земле. То, чего так опасались Тужлов и Константинов, неотвратимо надвигалось. Лишенная противотанковых огневых средств, «Береговая крепость», по существу, была бессильна перед танковой атакой врага.
Приземистые стальные чудовища с крестами на броне медленно сползали по Фельчинскому тракту к реке, неотвратимо приближаясь к мосту. Надо было что-то решать, и решать немедленно. Тужлов и Константинов хорошо понимали это. Ничто на войне не ценится так дорого, как инициатива, и ничто не оборачивается так пагубно, как нерешительность. Конечно, самым простым выходом из положения был бы взрыв моста, тем более что наша половина его оставалась заминированной, но даже в крайнем случае ни Тужлов, ни Константинов не пошли бы на это: они имели ясный и четкий приказ удержать мост до подхода наших регулярных частей. Оба командира совершенно искренне были убеждены в том, что с подходом наших войск война непременно перешагнет на вражескую территорию и тогда отсутствие надежной переправы обернется настоящей катастрофой. Оставалось одно: и удержать мост и сохранить его.
Бой танкам решено было дать на пятидесятиметровом участке шоссе — от моста до двух противотанковых рвов, рассекавших насыпь почти в створе с дзотом-3. Первым рубежом был окоп у моста. Туда вызвались пойти Михальков, Шеин, Батаев, Зорин, Курочкин. На последнем рубеже, у противотанковых рвов, расположилась вторая группа пограничников. Срочно со всего опорного пункта были собраны все оставшиеся гранаты. Получилось не густо — по две связки на брата. Было еще несколько бутылок с горючей смесью — НЗ старшины. Их тоже поделили между собой.
Танки между тем проутюжили шлях, и первый из них уже достиг моста, вырастая в глазах обороняющихся до устрашающих размеров. Группа Михалькова уже заняла окоп, и Тужлов видел, как пятеро, прижавшись к земляному брустверу, изготовились для броска. Окоп был посреди шоссе, прямо перед мостом, и Тужлов понимал, как это до крайности жутко — лежать на пути у стального чудовища с двумя связками гранат, способных перебить разве только гусеничный трак. Сколько раз за сегодняшнее утро он уже дивился стойкости и мужеству этих совсем еще юных парней. Даже в те минуты, когда он, их командир, был близок к растерянности и отчаянию, от них он черпал уверенность и силу. И он был благодарен судьбе за то, что в этот горький и трудный час они были рядом. Старший лейтенант обвел взглядом притихших своих хлопцев и неожиданно заметил среда них Ворону. Ефрейтор деловито ладил для себя связку гранат.
— Ефрейтор Ворона, почему вы здесь? Где пленный? — спросил он строго.
— Пленный? Лежыть, сэрдэшный, у Бабенка в трубе. Повязав його мов дытыну. Хлопни, яки хвори, доглянуть…
Тут изворотливый Ворона дал явную промашку. Как только слово «танки» достигло «медсанбата», все, кто мог держать в руках оружие, ушли в траншеи, даже израненный Бузыцков настоял на том, чтобы его положили к пулемету.
— Немедленно к пленному! — приказал Тужлов. — Доставьте его в Стояновку, на КП капитана Агаркова!
— Товарищ старший лейтенант, може…
— Ефрейтор Ворона, выполняйте приказ!
— Понято. — Ворона неохотно расстался со связкой гранат и скрылся в траншее.
Передний танк уже пересек середину моста и приближался к окопу. Двигался он медленно, неуверенно, словно чувствуя шаткость деревянного настила. Все внимание заставы было приковано теперь к окопу, к тем пятерым, что залегли за бруствером. И вдруг сзади кто-то крикнул: «Машина!»
Тужлов пропустил это мимо ушей. Мысленно он был там, в окопе, и ничто в мире сейчас не было для него так реально ощутимо, как этот вражеский танк со всем его вооружением, экипажем, лобовой и бортовой броней.
Ожил вражеский берег. Артиллерия открыла беглый огонь. Снаряды с шумом проносились над головой и лопались сзади, в плавнях и на шоссе. Передний танк тоже включился в эту перестрелку. И только тогда Тужлов обернулся. То, что он увидел, буквально поразило его. От Стояновки по высокой насыпи, словно насмехаясь над опасностью, навстречу танкам неустрашимо неслась полуторка. Султаны разрывов густо метили ее путь, временами скрывая из виду, но она появлялась снова, словно некий волшебный призрак, быстро приближаясь, к опорному пункту.
Танк достиг края моста и вновь приостановился для прицельного огня по машине. И тут под его гусеницы полетели связки гранат. Танк рванулся вперед, но левая, перебитая гусеница пробуксовала на месте, и его развернуло бортом к окопу. Бутылки с горючей смесью довершили дело — стальное чудовище запылало. Второй танк пытался с ходу прорваться по краю насыпи, но не рассчитал уклона и завалился набок. Через минуту пылал в он. Остальные танки остановились и дальше не пошла.
Полуторка тем временем благополучно проскочила дамбу и, не доезжая метров сорока до противотанкового рва, резко затормозила и сползла в кювет за обратным скатом насыпи. Груженная боеприпасами машина была с номером леовской комендатуры, и старший лейтенант Константинов без труда узнал в шофере пограничника Березина.
— Ну и ну! — покачал он головой. — Ехал, значит, на пороховом складе прямо в рай…
— Так надо же, товарищ старший лейтенант, — смущаясь,
