Человек лежит в кукуле голодный. Галеты кончились. Надо бы вылезти. Там, в мешке, под нартами, есть и сахар, и масло, и юкола. Но как встать? Его замело снегом так, что невозможно пошевелиться. Теперь вся надежда на собак. Закончится пурга — сами вылезут и его отроют. Но когда? Сколько дней прошло? Наверное, пурга не ослабевает… Охотник зовет вожака, но голос умирает в кукуле, его никто не может услышать…
«Неужели собачки сдохли? Не вынесли пурги. Но не может быть, чтоб все. Кроме вожака, в упряжке есть сильные, молодые ездовики! Хотя и их мог погубить мороз», — думает охотник, и холод страха от пяток до макушки пронизывает его. Он знает: не выживут ездовики — значит, и самому придется умереть здесь, среди тундры. Пока сын хватится — поздно будет. Ведь не знает он, где искать снежную могилу…
В кукуле под сугробом так тихо, что ни один звук тундры не доходит сюда. Человек пытается повернуться, но напрасно. Ни ногой, ни рукой не пошевелить. Словно младенца, спеленала тундра.
А пурга мела еще три дня. И лишь к вечеру, уставшая, улеглась на сугробе, каким завалила Кэрны и всех. И сразу в тундре стало тихо. А небо усыпали любопытные звезды, они будто хотели увидеть, кто сумел уцелеть после такой пурги.
Но вот диво! Из-под сугроба, будто из логова, выскочила волчица, а вместе с нею — все четверо волчат. Даже того, какой пожелал остаться с человеком, в одну из ночей выкопала Кэрны и загнала под сугроб, к остальным волчатам. Теперь вот они и выбрались все. Под боком у матери оказалось выжить проще…
Кэрны отряхнулась. Глянула вокруг. Пойти в тундру вместе с волчатами и подкормиться там? Но сейчас все зверье лишь откапывается. После пурги сил мало. Не скоро вылезут. Может, лучше пока раскопать снег, где лежат мешки с юколой? После него и охотиться потом проще будет… Но юкола под нартами. Значит, надо поднять человека, — догадалась Кэрны и поплелась к большому сугробу, увлекая за собой волчат. Те разрывали снег остервенело. Кэрны изо всех сил помогала им. Два раза отдыхали полукровки. А едва переведя дух, снова терзали сугроб, который хотя медленно, но поддавался… Когти рвут снег. Вот и кукуль. Кэрны тычет в него мордой. Охотник едва пошевелился. Кэрны лапой наступила на кукуль. Торопит. Охотник высунул из кукуля голову. Глянул на Кэрны, волчат. Трудно вытащил руки. Потом попытался встать. Но сразу не смог. Лишь передохнув, вылез из кукуля и тихо сел на сугроб.
Полукровка ткнула хозяина в плечо носом.
— Выручай, Кэрны. Найди собак. Откопай нарты, иначе сдохну. Помоги, — сказал человек.
…Первым вырыли из-под снега вожака. Потом, уже вместе с ним, пятерых собак. Те так отощали, что едва держались. Затем еще двух ездовиков. Потом — троих собак. Они замерзли. Совсем. Навсегда вырвала их из упряжки пурга.
Лишь глубокой ночью отрыли собаки вместе с человеком нарты, мешки, все, что они везли с собой. Охотник раздал юколу. А когда в животах потеплело, хозяин погрузил мешки. И, поставив вместо замерзших троих волчат, направил упряжку к зимовью.
Кэрны видела, что человек съел лишь одну рыбешку, зато собак, волчат и ее накормил досыта. И хотя едва шел, все ж не сел в нарты.
Кэрны бежала позади всех. Она обиделась на хозяина за волчат, каких тот снова поставил в упряжку. И вдруг — что это? Чья тень мелькнула? Кэрны собралась в комок, два прыжка и — добыча в зубах. Увы, это не заяц. Песец. Кэрны брезгливо чихнула. А подоспевший хозяин обрадовался. Схватил задушенного песца, а полукровке дал кусок вяленого мяса. Да еще и похвалу в придачу. Это-то она поняла… И решила придавить кого-нибудь еще по дороге, чтоб человек дал ей мяса. Но песцы долго не попадались. А ей хотелось есть. Сытость от юколы по пути растряслась. Завидев соболя, Кэрны его нагнала. Еще живого в зубах приволокла. К ногам хозяина положить хотела. Но зверек едва не сбежал. Кэрны его за голову придавила. Охотник поднял соболя. Опять хвалил. Но полукровка ждала мяса. Хозяин отрезал ей кусок побольше. Заметил такое и волчонок, свободный от упряжки. Тоже лакомства захотел. Горностая из-под снега достал. А Кэрны — лису. По хорошему куску дал человек. Потом песца поймал волчонок. Опять — мясо. Полукровка радовалась. Ведь ни песцов, ни соболей, ни лис, ни горностаев не едят ни волчата, ни она. Но их, наверное, ест человек. А взамен отдает мясо. Добыча — за добычу. Что ж — так еще лучше. За день этого пушняка можно натаскать много. Сама сыта, и волчата…
До зимовья пока бежали, полный мешок набил пушниной охотник. Ни одного заряда не истратив. А у Кэрны и волчонка — животы вспухли…
Вот если б человек отпустил из упряжки волчат, тогда все мясо ему пришлось бы нам отдать, — мечтала Кэрны…
А через два дня, когда хозяин, побыв в зимовье, опять вернулся в село, он первым делом снял с троих волчат ошейники и поставил вместо них уже окрепших щенков.
— Приучай, Кэрны, и ребятню свою к охоте, — сказал охотник, и впервые полукровка правильно поняла человека…
Глава 4
Кэрны пошла пятая весна. За эти годы она во всем научилась понимать хозяина, когда тот с ней заговаривал. Теперь она уже доподлинно знала, чего от нее хочет человек, к тому времени состарившийся. Это видела полукровка и жалела хозяина по-своему, как могла. Ведь даже в стае стареющего вожака долго кормят волки. А Кэрны помогала кормиться человеку. Она стала его глазами, его силой, удачей. Многое изменилось в жизни человека и Кэрны за прожитое время. Были радости, были и беды — общие. Иногда.
Однажды человек сказал Кэрны, что его сын поневоле стал оленеводом. Не смог больше охотиться. Хозяин жаловался на судьбу, вздыхал. Полукровку это трогало…
— Понимаешь, девка, руку ему волчица откусила. В тундре. А может, волчий вожак. Едва живой он тогда вернулся, сынок мой. Крови много ушло. Спасибо, собачки выручили. Сама знаешь, в тундре человеку без ружья
совсем нельзя. А как стрелять, когда руки нет? Вот и получилось, что выгнала его стая из тундры. Насовсем… Вернулся он в нее не охотником, а оленьим пастухом…
Полукровка давно заметила это увечье. Узнала свое сразу… Потому всегда старалась держаться на расстоянии от сына охотника. Зная, что даже в стае такое не простили б. Волки злое долго помнят. А вдруг и этот — возьмет, да и сдавит горло Кэрны уцелевшей рукой. Хоть и не знает, что именно она — виновница беды, все ж лучше близко не подходить.
— Волков нынче много в тундре развелось. Шибко шалить они стали. Надо нам помочь моему сыну, — продолжил хозяин свою речь, глядя на полукровку.
Кэрны насторожилась. А он, погладив ее, сказал:
— Не серчай, что придется отдать твоих волчат. Всех четверых. Слышишь? Без них не выстоять ему против стаи…
Полукровка отошла в угол избы. Легла там. Отвернулась от человека. А тот говорил:
— Увечному легко ль в тундре, да еще пастухом, в табуне? Там с двумя руками не всяк выдюжит. То волки нападут, то слепни гоняют оленей. От одних только успевай отстреливаться, из-за других — оленей сутками в табун собирают. А в ночных дежурствах каково? Жизни не обрадуешься… Но ведь он мужик, однако. Детей имеет. Без дела не может дома сидеть. Пусть волчата твои сыну моему ружье заменят. В упряжке ходить не будут. Оленей стеречь помогут. Дело нехитрое. А случись лихая минута — может, не оставят его…
Кэрны о своем думала. Коль плохо будет ее волчатам, всегда смогут уйти от человека в тундру. Ведь свободными обещает оставить их хозяин. А волчата уже совсем большими стали. Взрослыми. Даже… щенки от них появились у нартовых сук. По белым пятнам на лбу безошибочно узнала их Кэрны и вылизывала, будто волчат. Сама полукровка ни с кем не спаривалась. По природе, по крови своей не смогла признать ни одного из кобелей. А волки боялись и обходили «матеревшую полукровку. Равных тундра не дарила. Затерялся в ней след белолобого. А может, и его порвала волчья стая. И живет он лишь в волчатах белой отметиной. Волчата… Они хорошо помогали человеку. Как и Кэрны, ловили в тундре пушняк. Полукровки не раз
расправлялись с волчьими стаями, не подпустив их к человеку, к упряжке. А вот теперь… Нет, Кэрны не ожидала, что хозяин решится расстаться с ними. Ведь не раз говорил сыну, что волчата и Кэрны — это и есть его жизнь. А зачем тогда он хочет отдать ее?
Человек подошел к Кэрны, сел на полу рядом, сказал, будто угадав недоумение полукровки.
— Тебе о своих печаль. А мне сын — дороже жизни. Так ты уж не противься…
Наутро человек направил нарты по незнакомым местам. В сопки, за перевал. Кэрны бежала вяло. Она не ловила горностаев, снующих совсем рядом, не обращала внимания на лис и песцов. Просто провожала своих волчат. Первых и… последних в жизни. Те бежали впереди нарт, все еще оберегая их от неожиданностей. Ловили пушняк, отдавали его за кусок мяса человеку и снова бежали впереди ездовиков, не чувствуя, не догадываясь ни о каких переменах. Они с недоумением оглядывались на Кэрны, не понимая причины ее мрачной понурости.
