рукой, на которой не было двух пальцев, что не заметила, как я подошла. Сколько лет я её знаю? Мне кажется, всю свою сознательную жизнь. Она всего на несколько лет меня старше, когда-то мы вместе работали на станции «Скорой помощи». Муж Натальи Алексей дома бывал редко: плавал на рыболовецком судне. Я, тогда ещё человек не обременённый семейными хлопотами, с удовольствием возилась с её дочуркой Алёнкой, которую она мне по-соседски частенько подкидывала иногда на несколько часов, а то и на ночь, когда мы дежурили в разные смены. Она и на работу дочку часто приводила. Алёнка у нас на станции была чем-то вроде сына полка, её все любили от водителей до врачей… Какая очаровательная девочка была! Глазки зелёные, умненькие, и такие томные, а ресницы… До сих пор очень тяжело о ней вспоминать…
— Ты к Василькову давно заходила?
— Только что… Спит. Скоро пойду капельницу ставить. А что?
— Да не нравятся мне его последние анализы…
Всех тяжёлых больных я веду сама, хотя по статусу должна заниматься только организационной работой. Этот Васильков буксует у меня на одном месте — то улучшение, то обострение… Всё-таки придётся его хирургам показывать…
У Натальи на столе зазвонил телефон. Она сняла трубку.
— Привет, Валентина… Она здесь, сейчас скажу… — И повернулась ко мне. — Больного привезли… Тяжёлого. Будешь в приёмном смотреть или пусть сразу к нам везут?
— Сюда…
Через несколько минут в коридоре загромыхало старое инвалидное кресло — это санитарка приёмного отделения доставила к нам больного. Он был тучным, рыхлым и сидел, низко опустив голову, которая слегка покачивалась в такт движениям. Санитарка подошла к нам, протянула историю болезни и почти шепнула.
— Бациллярный…
Палаты с бациллярными больными были все заполнены.
— Нечего делать, клади его в восьмую… — Велела я Наталье.
Она поморщилась.
— Тебе мало неприятностей? А вдруг какой-нибудь блатной поступит?
Восьмая палата у нас — платная, так сказать, «повышенной комфортности». Хотя вся комфортность заключается в индивидуальном туалете с душем, где с потолка сыплется штукатурка, и наличием старого холодильника «Саратов» на пару с таким же старым чёрно-белым телевизором, который включается по наитию…
— Мне что, прикажешь его к выздоравливающим положить? Клади в восьмую.
Наталья вместе с санитаркой повезли больного в палату, а я, прихватив его историю болезни, отправилась к себе в кабинет.
Сначала посмотрела направление, снимки. Новенький негатоскоп, подаренный недавно спонсорами, хорошо выделял все тонкости рентгеновских снимков и компьютерной томографии. Процесс зашёл очень далеко, туберкулёз злокачественный, поражены оба лёгких. Я заглянула в титульный лист и ахнула: врач! Главный врач! Так запустить свою болезнь! Подобные больные, словно из учебника по классической фтизиатрии, сейчас попадаются очень редко. Я взяла фонендоскоп и направилась было к двери, но вернулась — забыла посмотреть имя и отчество больного. Сергей Петрович… Надо же… Но увидев фамилию невольно опустилась на стул — Лабецкий! Лабецкий Сергей Петрович. И год рождения тот же… Нет, не может быть… Этот… Совсем другой… Каких только совпадений не бывает… Я успокоилась и пошла в палату смотреть больного.
Наталья уже опять сидела на своём рабочем месте, в любимой позе верхом на собственной ноге. Жаль, что жизнь у неё так и не сложилась — она с годами такая видная, яркая женщина стала. О её профессиональных качествах и говорить нечего: я Наталью ни на какую другую медсестру не променяю, доверяю ей во всём, как себе. Увидев меня, она оторвала взгляд от температурного листа, который заполняла на нового больного.
— Как его фамилия?
— Лабецкий…
Она вскинула брови. Я повторила.
— Лабецкий Сергей Петрович…
Наталья вскочила со стула.
— Ты думаешь… Ты думаешь, это наш Лабецкий? Не может быть… Этот такой… Ну, он совсем другой… Плюхнулся на постель — и к стенке отвернулся… Я велела бабе Гале ему ужин в палату принести…
— Пойдём, посмотрим… Поговорим…
Мы, как старые заговорщики, тихонько приоткрыли дверь палаты.
Наш больной, в верхней одежде, в которой приехал в больницу, лежал поверх одеяла, носом к стене, сжимая в руках баночку для мокроты. Он кашлял, сплёвывая полным ртом… На скрип двери он не обернулся.
— Лабецкий… — Нерешительно сказала Наталья. — Вам помочь переодеться?
Не оглянувшись, он покачал головой и снова начал кашлять. Я давно привыкла к депрессии своих больных, поэтому сказала спокойно и доброжелательно.
— Сергей Петрович… Я — заведующая отделением Ирина Дмитриевна Соловьёва… Я буду Вас лечить…
Мне показалось, что спина его замерла на мгновение, но потом он снова начал кашлять. Я выждала паузу и продолжила.
— Сергей Петрович… Я понимаю, что Вы сейчас плохо себя чувствуете и очень устали с дороги… Я сегодня дежурю и приду к Вам рано утром… Наталья Васильевна — наша старшая медсестра… Она поможет Вам переодеться…
Больной опять никак не откликнулся, хотя притих, по-прежнему сжимая в руке баночку для мокроты.
— До завтра, Сергей Петрович.
Мы закрыли дверь палаты.
— Ладно, — махнула я рукой. — Разберёмся… Переодень его и уложи поудобней. Я сейчас лист назначений заполню, сразу капельницу поставишь, …
— А ужин?
— Какой там ужин! Дай Бог, чтобы отлежался немного к утру…
— Слушай, Ир… Если это он… Ему ведь три года тогда дали?
— Три…
— Надо же как поднялся! Главный врач!..
— Был, Наташа, был…
Ночью больные не беспокоили, и я, кажется, выспалась. День в нашей больнице, как и в тысячах других, начинается с «летучки», и утром я побежала в конференц-зал. Дежурные службы отчитались быстро, сутки прошли спокойно. Обычно, если у хирургов нет операций, после «пятиминутки» главный отпускает всех рядовых врачей, и оставляет только заведующих отделениями. Я не слишком прислушивалась, о чём он разглагольствовал на этот раз: беспокоилась о Лабецком, надо было забежать к нему перед тем, как уйти… Но потом что-то меня в речи нашего начальника зацепило, я возразила ему с места, потом даже встала, попыталась выступить по поводу общих проблем, завелась, начала по-глупому кричать… Господи! Как он меня раздражает своей тупостью и отсутствием элементарного клинического мышления! В итоге я получила то, чего добивалась.
— Ирина Дмитриевна! Если Вам в нашей больнице всё так не нравится, что Вы здесь делаете?
В общем, меня никто не поддержал, хотя, уверена, в душе все были со мной согласны: в больнице текущие проблемы не решаются месяцами. Предатели и приспособленцы! Дипломаты чёртовы! Все трясутся за свои места… Выходили с совещания, пряча от меня глаза, только Виктор, заведующий хирургическим отделением, молча, дошёл рядом до моего кабинета и только тут попытался объясниться.
— Пошёл ты к чёрту со своей дипломатией. — Я со злостью грохнула об стол папку с
