и одним из наиболее значимых нравственных голосов нашего времени. Для Кундеры, жизнь Гавела демонстрировала тематическое единство — постепенное, непрерывное продвижение к цели.
Почитав обоих этих авторов, я пришел к заключению, что различие между ними заключается в основе их мировоззрении. Для Кундеры, как и для большинства постмодернистских мыслителей, жизнь не содержит никакого «метаповествования», никакой смысловой структуры, объясняющей, откуда она появляется и куда движется. Для Гавела все обстоит совсем иначе. Он сокрушается: «Я все больше убеждаюсь в том, что кризис столь необходимой глобальной ответственности, по большому счету, возник из-за утраченной нами уверенности в том, что вселенная, природа, бытие и наша жизнь — это плод творения, обусловленного определенным замыслом, а значит у них есть определенный смысл и они преследуют определенную цель».
Христиане (а Гавел никогда однозначно себя таковым не считал) рассматривают, как потенциальное произведение искусства, не только жизнь в целом, но и каждого отдельно взятого человека. Вместе с Богом мы участвуем в процессе, когда из сырого материала формируется нечто, обладающее непреходящей красотой. Мы пишем нашей жизнью маленькую историю, являющуюся составной частью большой истории, сюжетная линия которой нам известна лишь в самых общих чертах.
Как гласит древнее талмудистское высказывание: «Не в твоей власти закончить работу, но ты и не можешь не взяться за нее». Эта работа — Божий труд по восстановлению и искуплению страшно изувеченной планеты. Как для евреев, так и для христиан, это означает приносить мир, справедливость, надежду, исцеление, «шалом» всему, к чему прикасаются наши руки. Христиане должны совершать это, как последователи Иисуса, сделавшего возможным искупление, которого мы никогда бы не достигли сами по себе.
Из книги «В поисках невидимого Бога»
19 сентября
Просвет в рутине
«Остановитесь и познайте, что Я — Бог». В этом знакомом стихе из Псалма 45 я вижу две в равной степени важные заповеди. Прежде всего, я должен остановиться — нечто, с чем современная жизнь ведет тайную борьбу. Десять лет назад я отвечал на письма в течение двух недель, и мои корреспонденты были вполне довольны. Пять лет назад я передавал ответ по факсу в течение двух дней, и никто не возражал. Сегодня же все ожидают ответа по электронной почте в тот же день и ругают меня за то, что я не пользуюсь службами мгновенных сообщений и мобильным телефоном.
Таинство; осознание существования иного мира; акцент на бытии, а не на действии; хотя бы несколько мгновений тишины… — все это не приходит ко мне естественным образом в нашем лихорадочном, бурлящем мире. Я должен выкраивать время, чтобы позволить Богу напитать мою внутреннюю жизнь.
Совершая пешее паломничество в итальянский городок Ассизи, писательница Патриция Хампл начала составлять список ответов на вопрос: «Что такое молитва?» Она записала несколько слов. Хвала. Благодарение. Прошение/мольба/заключение договора. Бесплодный и хныканье. Сосредоточение. На этом список оборвался, потому что Хампл поняла, что молитва только внешне выглядит, как речевое действие: «По самой своей сути, это — моя позиция, мое положение». И еще она поняла, что «молитва, как сосредоточение, — это не способ ограничить видимое, но привычка относиться с вниманием ко всему сущему».
А, привычка относиться с вниманием… «Остановитесь». В состоянии такого сосредоточения все вокруг тоже проясняется. Этот просвет в моей рутине упорядочивает вселенную.
Остановка готовит меня ко второй заповеди: «Познайте, что Я — Бог: буду превознесен в народах, превознесен на земле». В мире, который тайно сговаривается, чтобы подавить, а не превознести Бога, только через молитву я могу поверить в эту истину.
Из книги «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?»
20 сентября
Возьмите отпуск
Псалом 2 изображает Бога смеющимся на небесах, поднимающим на смех царей и правителей, ополчившихся в бунте. Для какого-нибудь африканского заключенного или пастора, преследуемого в Китае, или гонимых верующих в Северной Корее, требуется огромный скачок для обретения высочайшей веры в то, что Бог действительно превознесен в народах. Я размышляю о Павле, поющем в тюрьме в Филиппах, и об Иисусе, исправляющем Пилата простой истиной: «Ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше». Даже в этот момент кризиса Иисус сохранял предвечный взгляд — взгляд из времени, предшествующего созданию нашей солнечной системы.
«Остановитесь и познайте, что Я — Бог»… В латыни императиву «остановитесь» соответствует слово «vacate», которое, в частности, переводится как «отпуск». Как объясняет Саймон Тагуэлл, «Бог приглашает нас взять отпуск, перестать на время быть богами и позволить Ему быть Богом». Слишком часто мы относимся к молитве, как к серьезной повседневной обязанности — чему-то, что должно быть запланировано среди прочих задач, втиснуто между другими неотложными делами. Мы не понимаем самой сути, считает Тагуэлл: «Бог приглашает нас сделать перерыв, прогулять уроки. Мы можем перестать заниматься всеми важными делами, которые обязаны сделать в своей роли богов, и предоставить Ему возможность быть Богом». Молитва позволяет мне признать свои ошибки, слабости и ограничения перед Тем, Кто реагирует на человеческие изъяны с безграничной милостью.
Позволить Богу быть Богом, разумеется, означает для меня слезть со своего директорского кресла контроля и разрушить свой мир, который я с такой тщательностью вылепил для достижения своих целей и продвижения своего дела. Адам и Ева, строители вавилонской башни, Навуходоносор и тюремные стражи, не говоря уже о всех, кто сражается с зависимостью или даже с собственным эго, хорошо знают этому цену. Если началом первородного греха явилось желание двух людей стать, как Бог, то первый шаг в молитве — это признать Бога или «вспомнить» о Нем, восстановив вселенскую истину. «Чтоб человек познал, что он живет не в том, что есть его», как сказал Мильтон.
Из книги «Молитва. Способна ли молитва изменить жизнь?»
21 сентября
У истока
Мой дом расположен в каньоне в тени горы на берегу ручья, называемого Медвежьим. Во время весеннего снеготаяния и после проливных дождей этот поток разбухает и с шумом перекатывается по камням, напоминая больше реку, чем ручей. В нем даже тонули люди. Однажды я прошел до самого истока Медвежьего ручья, расположенного на вершине горы. Я стоял на леднике, испещренном «солнечными лунками» — чашевидными углублениями, образовавшимися в результате таяния снега. Где-то под ногами раздавалось тихое журчание, а из-под края ледника вытекали ручейки талой воды. Они собирались в маленький пруд, потом формировали небольшое высокогорное озеро и, переливаясь через его край, отправлялись в долгий путь вниз по склону горы. Соединяясь по
