- Америка тоже! - выкрикнул Юрий.
- Верно, - невозмутимо кивнул Власов, - если считать жизнью растянутую агонию впавшего в маразм паралитика. Американское долгожительство держится исключительно на поддержании существования всевозможными медицинскими средствами, в Райхе же ставка делается на здоровый образ жизни. В то время как более половины американцев страдают ожирением...
- Менее трети! - возмущенно поправил Рональдс.
- Да - согласно официальной статистике, картина изменилась столь позитивно примерно год назад, - улыбнулся Фридрих. - Как раз тогда, когда американские врачи попросту пересмотрели свои нормы, подняв их верхнюю границу. Очень удобный способ борьбы за здоровье нации, ничего не скажешь... Далее, любой райхсгражданин может выбрать себе дело по душе. И в том случае, если это дело общественно полезно, будет гарантировано получать достойное вознаграждение. Зная при этом, что его налоги не расходуются на кормление и умиротворение социальных паразитов. Государство поддерживает науку, обеспечивает бесплатное образование, поощряет искусство - разумеется, в его истинных, а не дегенеративных формах...
- А кто дал ему право решать, какие формы истинны, а какие нет? - агрессивно возразил Игорь.
- Да любой нормальный человек, - пожал плечами Фридрих. - Подведите его к "Джоконде", а затем к творению каких-нибудь современных "концептуалистов", и он без колебаний скажет, что первое - шедевр, а второе - мазня и гадость. Если, разумеется, его мозги не промыты пропагандой по методу сказки Андерсена про новое платье короля. Впрочем, если кому-то в Райхсрауме охота заниматься именно таким псевдоискусством - он ведь свободен это делать, не так ли? Ну, кроме разве что откровенного непотребства... Конечно, помощи и поддержки от государства он не получит, и путь в национальные музеи и галереи ему будет закрыт, но за свой счет для своих единомышленников - сколько угодно. Насколько мне известно, в России в этой области особенно известен некий господин Гельман, и никто его до сих пор не посадил ни в тюрьму, ни в психлечебницу.
Фридриху показалось, что при упоминании Гельмана Ирина поморщилась - как видно, ушлого галерейщика не все жаловали даже и в либеральной среде. Однако более внятной реакции на заброшенную удочку не последовало. Лишь тощая девица заявила, что государство вообще не должно вмешиваться в дела искусства.
- А что - пусть лучше вмешивается толпа? - осведомился Фридрих. - Искусству ведь надо на что-то существовать, некоторые его формы весьма дорогостоящи... Пусть лучше художник руководствуется не собственным вкусом и не вкусами профессионалов, а симпатиями толпы, чей вкус неразвит и чьим мнением, вдобавок, манипулирют нечистоплотные дельцы "арт-модерна", наследники андерсеновских портных? Что получается в результате, можно понять, хотя бы пройдясь по Арбату... Кстати, фройляйн, вас, помнится, интересовала нью-йоркская подземка. Так вот спросите у мистера Рональдса, узнаете из первых уст, насколько это симпатичное место...
- Ну причем здесь подземка! - брюзгливо бросил Эдик.
- Притом, что при большевиках, при всей моей к ним нелюбви, станции московского метрополитена действительно строились как произведения искусства. Я видел старые фотографии. В хаосе первых послевоенных месяцев, конечно, многое было испорчено, разрушено и растащено... Но потом начались восстановительные работы, и еще в семидесятых московское метро считалось одним из самых красивых в мире. Тогда, кстати, никто не звал его на американский манер "подземкой". А в восьмидесятые, на волне очередной разрядки международной напряженности, к Московской городской думе обратилась некая американская фирма. Кстати, не очень известная у себя на родине. С предложением развернуть в метро обширную сеть магазинчиков, ларьков и просто прилавков, торгующих дешевым товаром. И городу, мол, прибыль - до этого метро было убыточным - и населению удобство... Что из этого получилось, вы знаете. Подземка превратилась в гигантский блошиный рынок, еще более неконтролируемый и криминальный, чем те, что действовали в послевоенные годы на поверхности. И расчистить эти авгиевы конюшни уже никто даже и не берется.
- И причем здесь демократия? - поморщился Эдик. - В России её не было никогда. В восьмидесятые - в том числе.
- Это к вопросу о невмешательстве государства... Но вернёмся к теме. Что еще есть у райхсграждан? Хотя бы твердые социальные гарантии по всем важным направлениям - от охраны здоровья до банковских вкладов. Есть возможность, как уже отмечалось, безвизово путешествовать по всему Райхсрауму, а также в Италию, Эспанью и еще несколько не самых худших стран мира. Насколько я знаю, у атлантистов с этим дело обстоит хуже - Франция и Британия никак не договорятся о безвизовом режиме, например... Да и выезд в страны Атлантического блока сейчас ограничен скорее их, нежели нашими, визовыми отделами. Это большевики боялись выпустить своих рабов за границу, чтобы они не увидели там тридцати сортов колбасы. А что такого подрывающего патриотизм увидит за границей житель Райхсраума? Ассортимент супермаркета, не отличающийся от лавки у него дома? Парад гомосексуалистов? Беспорядки, устроенные неграми по поводу того, что полицейские слегка помяли при задержании черного бандита?
Несколько взглядов обратились на Рональдса, явно ожидая возражений с его стороны, но Майк промолчал.
- Таким образом, какой свободы не хватает жителям Райха, да и России? - подытожил Фридрих. - Свободы дергать за руку пилотов, выполняющих очередной маневр? Свободы ругать правительство с фернэкранов? А зачем, если оно справляется со своей работой?
- Даже если допустить, что справляется - хотя я с этим не согласен - кто обеспечит его замену, если перестанет справляться? - произнес Эдик.
- О, на этот счет можно не беспокоиться: конкуренция наверху идет нешуточная, - усмехнулся Власов. - Вы можете припомнить хоть один случай, чтобы крупный чиновник Райха, совершивший серьезную ошибку или, тем более, пойманный на воровстве и злоупотреблениях, усидел на своем месте? Правда, в России, как я слышал, с этим обстоит хуже... но я сильно сомневаюсь, что демократия способна это исправить. Все равно все должности не могут быть выборными, да и симпатиями толпы легко манипулировать.
- Мы не толпа! Мы - народ! - проскандировала тощая девица.
- Большевики тоже очень любили это слово, - заметил Фридрих.
- Ваши сравнения с большевиками, мягко говоря, лукавы, - сказал Юрий. - Вы говорите о миллионах жертв их режима, но не упоминаете миллионы жертв нацистов.
- Да, жертвы были. В основном - большевики и их союзники, - ответил Власов. - Во время войны и сразу после. Думаю, это не самая страшная потеря, особенно по сравнению с теми миллионами жизней, которые национал-социалисты спасли.
- Ой, это старая песня, - поморщился Эдик, - "нацисты спасли мир от красной чумы..."
- Что это вообще за аргумент - "старая песня"? - парировал Власов. - Вы хотите сказать, что всё старое ложно, поскольку оно старо? Давайте тогда перестанем пользоваться таблицей умножения и законом Архимеда... Да, спасли! И, кстати, я имел в виду не только миллионы тех, кого уже никогда не убьют большевики. Но, к примеру, и миллионы тех, кого не убьет табак. Вы знаете, что за последние сто лет от курения в мире погибло больше народу, чем за все межнациональные войны в человеческой истории?
- Чушь! - отрезал патлатый с амулетами.
- Считайте сами, молодой человек, - обернулся к нему Власов. - Вас учили в школе устаревшей науке устного счёта? Вторая мировая - примерно сорок пять миллионов, без учета гражданской войны в Сибири. Первая - еще десять. При этом давно посчитано, что в Первую мировую погибло примерно столько же народу, сколько за все предыдущие войны, вместе взятые. Итого - шестьдесят пять миллионов. От курения за сто лет погибли семьдесят...
- Нацистская пропаганда это! - влезла толстуха.
- Нет, это данные Всемирной организации здравоохранения, уважаемой западной организации, - сообщил Фридрих. - А если бы эта отрава не была искоренена на всей территории Райхсраума, число было бы намного больше. Полагаю, миллионов девяносто, а то и все сто.
- Я тоже против курения, - нетерпеливо произнес Юрий, - но не обязательно же для этого устраивать диктатуру! Американцы тоже с ним борются...
- Они - борются, - подтвердил Фридрих, - а мы - искоренили. Замечаете разницу? С большевиками американцы тоже боролись, даже устраивали какие-то потешные интервенции в Первую гражданскую... а потом каким-то образом оказались их верными союзниками в войне. И они, и прочие демократические страны. Союзниками того самого Сталина и его клики, международных преступников, повешенных по приговору Петербургского трибунала, кровавых маньяков, уничтоживших десятки миллионов собственных граждан. Как это сочетается с демократией?
