Я-то, конечно, устал. Но, благополучно добравшись до отеля, обнаружил, что глаз не могу сомкнуть. Слишком много неудобоваримой информации вывалил на меня Лев. И поставил меня перед идиотским выбором – или принять его слова на веру и чувствовать себя наивным дураком, или решить, что он меня разыграл, – но и в этом случае никем, кроме как дураком, чувствовать себя не получится. А тут еще это его ехидное пожелание «приятных сновидений» на прощание. На фоне последних событий оно выглядело почти угрожающе – так мне сейчас казалось.
Устав ворочаться с боку на бок, я достал компьютер, обошел комнату, отыскал стыдливо забившийся в угол интернет, вбил в поисковую систему божественное имя Гекаты и принялся изучать информацию.
Выяснив, что эта достойная дочь титанов Перса и Астерии, владычица порогов, перекрестков и пределов, всех тех мест, где смыкается наше и иное, обладает тремя обличьями, имеет три головы, чтобы видеть во всех направлениях, блуждает во тьме по ночам, освещая себе путь чадящими факелами, властвует над привидениями и чудовищами, ночными кошмарами и чародейством, я, как и следовало ожидать, заскучал и наконец-то начал клевать носом. Но проявил стойкость, перелопатил еще гору информации – о трех кнутах власти, при помощи которых Геката управляет человечеством, временем и пространством, о том, что сам Зевс никогда не оспаривал ее исконного права исполнять самые сокровенные желания смертных, о черных щенках, приносимых ей в жертву на перекрестках дорог, о магах и волшебниках, просивших ее покровительства, о поиске душ умерших в пустоши между мирами. Выяснив, что Геката, кроме всего, отвечает за выбор Пути и помогает в разрешении запутанных ситуаций, я решил, что сейчас ее покровительство явно не помешало бы мне самому, и заснул с ее именем – не на устах, но, можно сказать, в гортани.
За окном визгливо, на одной ноте орал младенец. Я еще в полусне проклял всех чадолюбивых обитателей нашей улицы, а заодно их замученных скверным питанием и дурной наследственностью отпрысков и только после этого окончательно проснулся от привычной боли в коленях. Повернулся на другой бок. Лучше бы я этого не делал. От неосторожного движения заболела шея, поясница тоже была недовольна – пока она только ныла, но я примерно представлял, что она устроит, когда я попытаюсь встать. А вставать, как ни крути, придется. И даже оттянуть этот момент не получится, мочевой пузырь – не будильник, который можно выключить.
Очень осторожно, словно тело мое было стеклянным, я спустил ноги на пол. Приподнялся, опираясь на локоть, а свободной рукой инстинктивно ухватился за воздух, как будто он мог послужить опорой. Но, в общем, все прошло гораздо лучше, чем я рассчитывал. Ежеутренняя плата за роскошь прямохождения была не так высока, как обычно. Ошалев от открывшихся мне дивных возможностей, я сунул ноги в шлепанцы и отправился в уборную, а оттуда на кухню. Врачи, разумеется, давно запретили мне пить кофе, но я не такой дурак, чтобы следовать рекомендациям, которые они дают всем подряд. Они бы мне еще и курить запретили, если бы я поинтересовался их мнением, но у меня хватило ума не спрашивать. И ничего, дожил как-то до восьмидесяти шести лет. И еще сколько-нибудь протяну, бог даст.
Сварив кофе, я взял кружку и пошел наверх, в гостиную. Чего греха таить, квартира, доставшаяся мне после смерти Карла, всегда была слишком велика для меня одного. Я так и не смог толком ее обжить. А в последние годы мне даже обойти все комнаты не удается. На третий этаж я не поднимался уже лет пять, все собираюсь вызвать уборщицу, чтобы вытерла там пыль и вымыла окна, да откладываю. Не так-то это просто в мои годы – пустить в дом незнакомого чужого человека. Но в гостиную на втором этаже я поднимаюсь регулярно, это, можно сказать, дело чести и своего рода доказательство, что я еще полон сил. Засесть на первом этаже – все равно что сдаться. Нет уж, я непременно…
Кружка выскользнула из моих неловких пальцев и с грохотом покатилась вниз по ступенькам. Кофе залил всю лестницу. А я стоял, схватившись за перила, теперь уже двумя руками, и смотрел. И ничего не мог сделать. Думал: ладно, ничего не попишешь, человеческая жизнь, как известно, это череда неприятностей, и пока они мелкие, можно считать себя счастливчиком. Сейчас спущусь вниз, возьму тряпку, как-нибудь все вытру. Потом сварю еще кофе. Зерна в доме пока есть, хотя надо бы позвонить в лавку, пополнить запас. И кстати, о запасах, надо будет собраться с силами и поглядеть, что у меня осталось на продажу. Потому что денег на моем счету уже почти нет.
Я всегда знал, что мои вложения в российскую недвижимость – дело хорошее, но ненадежное. Впрочем, мои московские квартиры кормили меня гораздо дольше, чем я рассчитывал; закон, лишающий частных лиц права владеть недвижимостью в России, был издан всего лет двадцать назад, теперь там все граждане проживают строго по месту прописки, никакой аренды, и обойти закон не получается, им, я слышал, электронные чипы с адресом вживляют, как домашним животным. Вовремя я все-таки отказался от российского гражданства, молодец, не свалял дурака. А квартиры жалко, конечно, но сделать ничего нельзя. Ладно, пусть, бляди, подавятся.
Лишившись своей ренты и подъев запасы, я стал понемногу распродавать антиквариат Карла, не уставая благословлять его страсть к коллекционированию: с годами мое наследство стремительно росло в цене. Надолго хватило. Теперь запасы понемногу подходят к концу, но у меня не так уж много шансов дожить до того дня, когда продавать станет нечего. То есть обычно я хорохорюсь, твердо обещаю себе дотянуть как минимум до сотни лет, но в такие моменты, когда выясняется, что ты уже даже кружку в руках удержать не способен, лгать себе становится довольно затруднительно.
Сейчас, говорил я себе, сейчас пойду вниз. Сварю кофе. Но сначала вытру пол. Или нет, потом, когда попью. Ну, сейчас.
Но вместо того чтобы идти вниз, я сел на ступеньку, закрыл лицо руками и ощутил, что щеки стали мокрыми – неужели я плачу? Ай как стыдно. Но все это совершенно невыносимо: визг за окном, сырая, нечистая постель, привычная боль, шлепанцы, ежеутренний поход в уборную, грязная кухня, кастрюлька, в которой я варю кофе, я сам, ослабший, обиженный на весь мир, никому не нужный, но зачем-то живой старик, и вот теперь еще кружка разбилась, и лужа… И лужа.
Я полез в карман пижамной куртки за носовым платком – куда дотянусь, там подотру прямо сейчас, а там, глядишь, появятся силы прибрать и внизу. Но платка не было, только какая-то картонка, скользкая на ощупь. Я достал ее и удивился: откуда это у меня? Игральная карта из старой бумажной колоды, такие давным-давно перестали продавать, зачем они нужны, когда можно играть на компьютерах, которых в каждом самом бедном доме больше, чем жильцов, даже у меня штук пять скопилось, а что делать, выбрасывать старую технику – дорогое удовольствие по нынешним временам, вот и лежат в кладовой… На карте была изображена дама пик с огромными глазами, ярко-зелеными волосами и оранжевой розой в зубах – фантастическая безвкусица, хорошо, что их больше не делают, великая вещь – прогресс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
