и за те мысли, которые дарила мне его музыка»
Возчик воскликнул:
— Да! Именно так она говорила! Да!
— «В этом доме живет счастье, Джон, и я люблю сверчка ради этого дома и этого счастья».
— Да, все было именно так, Господь свидетель! Она приносила в этом дом счастье, она была его счастьем — до сегодняшнего дня.
Голос произнес:
— Такая добрая; такая уютная, радостная, заботливая, веселая.
Возчик возразил:
— Другую бы я не полюбил, как любил раньше.
Голос поправил его:
— …как люблю.
— Как любил раньше, — снова возразил возчик; однако уже не так твердо, как прежде. Язык больше ему не повиновался и сам решал, что говорить.
Призрачный силуэт, заклиная, воздел руки.
— Во имя твоего собственного очага…
— …очага, который она осквернила, — перебил возчик.
— Очага, который она — так часто! — благословляла своим присутствием и освещала, — ответил Сверчок. — Очага, который прежде, до нее, был всего лишь кучкой камней, кирпичей и ржавым металлом, — стал Алтарем твоего крова, алтарем, на который ты ежевечерне приносил в жертву мелкие страстишки, себялюбие и пристрастия, — получая взамен спокойное расположение духа, доверие и полное любви сердце; так что дым от этого бедного очага был ароматнее самого дорогого ладана, сжигаемого перед самыми богатыми ковчегами в самых блистательных храмах этого мира! И все благодаря ей! Ради собственного очага, во имя всего, что было, — услышь ее! Услышь меня! Услышь все, что говорит языком этого очага и этого дома!
— И вступается за нее? — вопросил возчик.
Сверчок ответил:
— Все, что говорит языком этого очага и этого дома, да вступится за нее! Ибо за правду надлежит вступаться!
И пока возчик, спрятав лицо в ладони, продолжал сидеть в тяжелых раздумьях, за его спиной воздвигался призрачный Дух-хранитель, убеждая, уговаривая и показывая дивные образы, словно отражение в воде или стекле. И он, этот Дух, был там не один. Пол у очага, камин, ходики, трубка, чайник, колыбель, дверь, стены, потолок, лестничные ступени; повозка во дворе, шкаф в доме, все предметы обихода; все, на чем она оставила отпечаток своей души; все вещи и все места, которые, собственно, и были ею в горестных воспоминаниях мужа, — все эти составляющие дома и крова словно ожили и сделали шаг вперед. Крошечные феи, духи всего и вся, встряхнулись и взялись за дело. У них было много работы: воссоздать ее милый образ, сплести из всего, что находилось в комнате. Ухватить страдающего супруга за одежду и не отпускать — пусть смотрит, как они носятся вокруг призрачного образа Крохи, как обнимают его, как усыпают цветами. Своими крошечными ручками они возложили на ее голову венец. Чтобы показать, как любят, как ценят ее; и ни одна фея не сказала ни слова против!
А его мысли были только о ней. Как и всегда.
Вот она сидит у огня с шитьем и тихо напевает. Такая радостная, цветущая, верная Кроха! Призрачные феи все разом поворачиваются к нему, и их пристальный взгляд, кажется, вопрошает:
— Вот такая жена тебе не по нраву?
Вот доносятся веселые крики, музыка, голоса и смех. Там гуляет молодежь, среди которой Мэй Филдинг и множество других милых девушек. Кроха лучшая из всех — и такая же юная. Они пришли к родительскому дому позвать ее присоединиться к веселью. К танцам. Видели ли вы когда-либо такую крохотную ножку? Если какие ножки и созданы для танцев, то это крохотные ножки Крохи. Однако она улыбается и отрицательно качает головой: на очаге у нее что-то пыхтит и исходит паром, а стол накрыт. Она провожает их ровной приветливой улыбкой, кивая каждому возможному кавалеру, одному за другим, — и ее смешливое безразличие отрезвляет их и расхолаживает; они уходят ни с чем, потеряв надежду на ее интерес и благосклонность: ведь противопоставить такому отношению им нечего. Я сказал — безразличие? О, не для всех! Вот у двери появляется некий возчик; и как же радостно она его встречает, какой радушный прием оказывает!
И снова волшебные существа не отводят от него взгляда.
— Вот эта жена тебя покинула?
Дивный образ накрывает тень: огромная тень Незнакомца, каким он впервые появился под крышей этого дома; она проникает повсюду и заслоняет собой все. Однако проворные крошечные феи трудятся усердно, как пчелы, — и спасают образ, делают его ясным и чистым. И вот Кроха снова здесь. Такая же чистая и прекрасная, как прежде.
Вот она баюкает младенца в колыбели, напевает так нежно; вот ее призрачный силуэт склоняет головку на призрачное плечо того, за чьей спиной сейчас стоит Дух-хранитель.
Ночь — настоящая ночь, а не навеянная призрачными часами — истаивала; на небосклон поднялась луна, и ярко засияла. Возможно, на рассудок возчика тоже пролился тихий спокойный свет, и теперь он мог более трезво подумать о том, что произошло.
Хотя временами тень Незнакомца все еще закрывала собой все: четкая, огромная, с ясно различимыми деталями — она уже не нагоняла такой мрак, как вначале. Стоило ей появиться, феи издавали испуганный протестующий крик и крошечными ручками и ножками гнали ее прочь. А потом опять показывали возчику Кроху, такую же, как прежде, яркую, прекрасную и лучистую.
Ее образ неизменно выходил ярким и лучистым: ведь для фей ложь значит полное уничтожение, растворение; а Кроха была для этого дома светом и теплом!
С величайшим волнением они снова и снова показывали ее: с младенцем на руках, в кругу степенных пожилых матрон; она тоже держится чрезвычайно солидно, скромно и спокойно, опираясь на руку мужа, и так степенно рассуждает — она! еще только бутон, из которого суждено расцвести зрелой женственности! — о пагубе суеты и новизны. И тут же они посылали ему совсем другую картину: вот она смеется над возчиком из-за его неловкости; весело хохочет, пытаясь научить его танцевать, и поправляет воротник его рубашки.
А потом они показали Кроху рядом со слепой подругой: ведь хотя она и приносила с собой живость и воодушевление всюду, где бы ни появлялась, в горестном доме Калеба Пламмера это особенно необходимо. Любовь Берты, ее доверие и благодарность; старание Крохи отмахнуться от этой благодарности; ее расторопность и умение заполнять каждый миг визита полезным для дома хозяев занятием; то, как она изо всех сил старается превратить этот визит в праздник; то, с каким с удовольствием угощает друзей паштетным пирогом и бутылочным пивом; лучистое личико в дверном проеме, когда она входит в дом или прощается; весь ее чудесный облик от аккуратных ножек до макушки; все это вместе — нечто необходимое, без чего совершенно невозможно обойтись, — всем
