— Предполагаю, что ты встречаешься с ним и сегодня вечером, — сказала Патриция, когда они вышли из дома и встали у подъезда, частично защищенные от ливня, который обильно поливал мостовые и серую воду канала. Сердитым щелчком она раскрыла зонтик и подождала, когда Эллисон откроет свой. — Ты совсем меня забыла и бросила одну в этой чужой стране.
Эллисон расхохоталась:
— Ты знаешь Амстердам не хуже меня.
Они шли по Принценграхт, смешавшись с десятками других людей под зонтиками, которые образовывали волнистую черную крышу.
— А последние три недели ты провела с каким-то американцем из колледжа, кроме того, я слышала, что тебе все наскучило и ты хочешь в Париж. Но вспомни. Я спрашивала тебя, не возражаешь ли ты, если я буду встречаться с Беном.
— Ты спрашивала меня первые два раза.
— А ты ответила, что сможешь позаботиться о себе сама; кроме того, я вообще не нуждаюсь в твоем разрешении, ты же не моя тетка — синий чулок. О, пожалуйста, давай не будем ссориться. Я чувствую себя такой счастливой.
— Ты ничего о нем не знаешь, и у него глаза бегают.
— Ничего подобного.
— Клянусь, у него прекрасное зрение и без очков, а носит он их, чтобы спрятать свои глаза.
— Патриция, не будь такой злой.
— А ты не будь такой доверчивой.
— К черту! — пробормотала Эллисон. — Я действительно счастлива сегодня.
Она остановилась. Дождь барабанил по ее зонтику, а она продолжала стоять и смотреть на одну из ярко раскрашенных экскурсионных лодок на канале с застекленными стенами, через которые туристы могли любоваться видами Амстердама. Дед катал ее в детстве на такой же лодке, когда она впервые приехала с ним в Амстердам. Ей было восемь лет. Они смеялись и шутили, и ей запомнилось, что погода в тот день была отличная.
— Я возвращаюсь в отель, — сказала она Патриции, которая в нерешительности стояла рядом. — И кроме того, вечером я ухожу ужинать с Беном.
Патриция пожала плечами и пошла с ней рядом.
— Нам надо было взять автомобиль в гостинице, — добавила она через некоторое время. — У меня промокли ноги.
— Мне как-то не хотелось.
— Мы можем взять такси.
— Мне как-то не хочется.
Они быстро, ничего не говоря, прошли мимо последних шести зданий, пока, наконец, не вошли в отель и не остановились в вестибюле, пытаясь отдышаться. Вода ручьем стекала с них на шикарный ковер восточной работы.
— Ты собираешься дуться на меня? — спросила ее Патриция. — Я только хотела предостеречь тебя ради твоей же пользы; ты просто потеряла голову…
— Привет! — раздался голос Бена, который шел к ним через вестибюль. — Принести вам полотенце?
— Кому? Нам или ковру? — улыбаясь, спросила Эллисон.
— Я имел в виду вас.
Он взглянул на Патрицию:
— Могу я помочь вам, мисс Сэлинджер?
— Нет, благодарю вас. Эллисон! Я поднимусь наверх и пошлю за чаем. Если ты хочешь присоединиться ко мне…
— Поль! — крикнула Эллисон и бросилась через весь вестибюль навстречу кому-то. Слыша топот ее ног и громкие приветствия, люди оборачивались в ее сторону.
— Поль! Господи Боже мой! Что ты делаешь в Амстердаме? Ты только что приехал? Ты остановишься здесь? О! Как чудесно встретить тебя!
Он положил руки ей на плечи, и они обнялись.
— Ты выглядишь мокрой, но здоровой, — сказал он, отстранив ее от себя на шаг.
— А ты поседел, — ответила она обвинительным тоном, — и выглядишь старше. — Она дотронулась до морщин около его рта. — Они появились недавно.
— Я и стал старше, — ответил он с улыбкой. — Твоя мать волнуется, что давно ничего о тебе не слышала.
— Господи! Так это она тебя прислала?
Он отрицательно махнул головой:
— Я просто путешествую. Привет, Патриция!
— Здравствуй, Поль. Какая неожиданность; ты, значит, знал, что мы здесь?
— Мне сказала Ленни. Она была у моей матери, когда я звонил ей на днях из Женевы…
— И она попросила тебя разыскать нас и узнать, что с Эллисон?
— Она сказала, что если я вдруг буду в Амстердаме, то, наверное, захочу повидать вас обеих. Я ответил, что очень хочу увидеть вас. Вот почему я здесь. Вы свободны вечером? Давайте поужинаем вместе, и я вас кое с кем познакомлю.
— Вообще-то нет, — сказала Патриция. — У меня свидание.
Эллисон взглянула на нее:
— Что-то ты не говорила мне об этом.
— А ты, Эллисон, придешь, а? — спросил Поль.
— Да, приду, но не одна. С кем ты хочешь меня познакомить?
— С Эмилией Кент. Она разыскала меня в Риме примерно шесть недель назад. Я давно знаком с ней по Бостону. Вы не встречались?
— Имя мне знакомо.
Она наклонила голову набок:
— У тебя с ней серьезно?
— Не знаю. Еще рано об этом говорить.
— А где она?
— Наверху, в нашем номере, переодевается. Она, похоже, только этим и занимается. А кто твой друг?
— Бен Гарднер. — Она обернулась и осмотрела вестибюль. — Черт, он ушел. С моей стороны было невежливо бросить его. Я увидела тебя и совсем забыла о нем. Ты не возражаешь ужинать в компании незнакомого человека?
— Нет, если ты этого хочешь.
— Тогда вы с Эмилией заходите в наш номер в семь часов. Мы отправимся в «Эксельсиор», если вы, конечно, не предпочитаете что-нибудь французское.
— Прекрасно. Эмилия будет в восторге. Он поцеловал ее в обе щеки.
— У тебя более жизнерадостный вид, чем дома.
— А я действительно радуюсь жизни. Все просто замечательно. А ты как?
Он передернул плечами.
— Так, не очень. — Он помолчал. — Ты ничего не слышала о Лоре?
— Нет.
— И даже не знаешь, где она?
— Я не хочу этого знать. Увидимся в семь вечера.
«Мы все ведем себя как обманутые возлюбленные, — подумал Поль, направляясь к лифту. — Но как еще они могли вести себя? — спросил он себя. — Если бы она доверилась нам и рассказала правду; ведь мы так любили ее.
Черт знает что, — про себя выругался он, когда лифт довез его до нужного этажа и он пошел по коридору к своему номеру. — Смогли бы мы любить ее, если бы она призналась, что пришла к нам в дом ограбить нас, а потом осталась, чтобы выманить у Оуэна, что сможет?
Лора Фэрчайлд не сделала бы этого. Во всяком случае, та Лора Фэрчайлд, которую я знал».
Именно в этом месте его мысли заходили в тупик. У Феликса были доказательства. Сама Лора признала, что он был прав. Это значило, что Поль Дженсен, как и все остальные члены семьи, был обманут очень умной актрисой. Очень красивой, очень нежной актрисой, думал Поль, чувствуя, как боль кулаком бьет его в живот.
— Привет, — сказала ему Эмилия, когда он открыл дверь и вошел в комнату. Она сидела за письменным столом, ее изящная белокурая головка вырисовывалась на фоне окна. Ее фотографии, которые снимал Поль, были разложены на столе, некоторые прислонены к стене. Их насчитывалось около сорока, на них Эмилия была снята в вечернем платье, в деловых костюмах, в спортивной одежде и великолепных ночных пеньюарах. Она позировала как профессиональная модель — на улице, в помещении, на фоне старинных зданий, современных небоскребов, в горах или густых лесах Швейцарии, которые подчеркивали ее ухоженную красоту. Эмилия отложила ту фотографию, которую рассматривала, и встала ему навстречу. Они поцеловались.
