— Фотографии вашего приятеля Поля действительно мне понравились в Амстердаме, — сердито огрызнулся он. Он хотел тогда переспать с ней, но она осталась верна Полю, хотя они просто жили вместе. — Но личный контакт не имеет никакого отношения к этому делу.
— Этого вы знать не можете. Тогда я вас очаровала, а сейчас постараюсь очаровать и Джейсона д'Ора. Господи, что за имя!
— Только не говорите ему, что вам не нравится его имя. Или его новогодняя елка.
— А почему елка?
— Увидите сами.
Закончив просматривать альбом, Джейсон вернулся в его начало и стал медленно переворачивать страницы.
— Вам здорово повезло с вашим фотографом. Чертовски хорошо.
— Работа или модель? — вырвалось у Эмилии.
— И то и другое. В них ощущается искренность и кажется, что вы только притворяетесь искушенной.
— Или наоборот, — весело заметила она. Он пожал плечами:
— Я думаю, что Барри сказал вам, что у нас есть фотомодели, которых мы регулярно используем.
— Он сказал мне, что вы ищете новые лица.
— Поэтому мы обращаемся к ним, когда возникает необходимость.
Эмилия ждала, что он скажет дальше.
— И когда же она возникает? — спросила она, все-таки стараясь скрыть нарастающий гнев.
— Не имею представления. — С этими словами он закрыл ее альбом. — В настоящий момент мы работаем над майским номером. Я не могу сказать, что именно нам понадобится на июнь. Может быть, мы вам позвоним.
Он открыл дверь и встал около нее, ожидая, когда она уйдет.
С холодным выражением лица Эмилия взяла со стола альбом:
— Извините, что отняла у вас время. Она полностью владела собой, но внутри вся кипела от негодования.
— Да как он смел?! — набросилась она на Поля, вернувшись к нему домой, где жила после возвращения в Нью-Йорк из Европы. — Меня ему рекомендовал Барри, я не с улицы к нему пришла. Кроме того, моя фамилия Кент, это кое-что значит в Бостоне. Я не бедная родственница. Кем он себя воображает, чтобы так поступать со мной?
Поль держал в руках спичку, стараясь разжечь огонь в камине; когда пламя вспыхнуло, он закрыл стеклянные дверцы и обнял ее за плечи. Расстроенная, она поцеловала его.
— Ты меня слышишь? — спросила она его.
— Да.
Он отошел от нее:
— Выпей что-нибудь, это тебя успокоит. В маленьком баре, устроенном в нише, он смешал два мартини.
— Иди сюда и сядь. Похоже, что ты стала камнем преткновения.
— Как это?
— Твой хороший приятель Барри и твой новый знакомый Джесон, должно быть, давно оспаривают право принимать решения. Джесону пришлось не по вкусу, что тот прислал тебя прямо к нему, вместо того чтобы соблюсти обычные формальности.
— Какие обычные формальности? Но она уже поняла какие, и это отразилось у нее на лице.
— Так, значит, Барри говорил тебе, что агентство само должно было переслать ему твой альбом?
Ее рот был упрямо сжат.
— Если имеешь дело с цивилизованными людьми, личный контакт — гораздо лучше.
— Ты, может быть, и права. Но он предупреждал тебя. Они, случайно, не любовники?
— Сомневаюсь. Барри глаз положил на меня.
— Неужели? Сообразительный парень. Она рассмеялась, чувствуя себя лучше:
— Но он не может конкурировать с тобой, и он понимает это, или, во всяком случае, он понимает, что я знаю это. Можно, я выпью еще?
Он направился к бару:
— Я заказал столик, чтобы мы могли поужинать в «Ле цирке».
— Как тебе это удалось? Там столик заказывают за три недели!
— За две.
— Правда? У тебя есть какой-то повод?
— На следующей неделе у тебя день рождения. А через три дня после него — Рождество. Разве это не повод?
— Ну, ты мог решить сделать мне предложение. Извини, — добавила она быстро. — Я веду себя дурно, все равно что Джесон д’Ор.
— Ты никогда не ведешь себя дурно, моя дорогая, — спокойно ответил Поль.
Эмилия опять замолчала. Стоя у бара, он видел, что она смотрела на огонь. Она сидела на бархатном диване в библиотеке со стенами из панелей, которые он украсил тремя фотографиями Оуэна, сделанными им самим. Ковер в серо-черных тонах лежал на полу; на стеллажах стояли книги в кожаных переплетах. В этой темной комнате, освещаемой только камином, златокудрая красота Эмилии, казалось, была окружена мерцающим ореолом. Но он продолжал созерцать ее красоту, отмечая, как черты ее лица меняются в игре теней, отбрасываемых языками пламени. За внешней маской он увидел и другие лица Эмилии Кент.
Гнев все еще таился в уголках ее плотно сжатых губ, потом ему показалось, что на нем промелькнуло выражение упрямства, потом высокомерия, быстро сменившееся сомнением. Эмоции на ее лице менялись одна за другой. Он отступил назад, увеличивая расстояние между ними и меняя угол, под которым он смотрел на сидящую на диване Эмилию, и ее лицо изменилось снова, сначала она, казалось, что-то рассчитывала, потом лицо ее сделалось почти страстным. Через мгновение, когда в камине упало полено и искры ударились о стеклянные дверцы, ему показалось, что он заметил на ее лице грусть.
И вдруг лицо Эмилии превратилось в лицо Лоры, уголки ее губ были горестно опущены.
Потрясенный, разъяренный этим видением, Поль размахнулся и бросил свой стакан через комнату, где он разлетелся на куски, ударившись о стенки камина. Эмилия вскрикнула, но он едва слышал ее крик. Будь все проклято! Уже прошло полтора года, а он не мог выбросить ее из головы. Каждая связь имеет свой конец. Так было и с их романом. Почему, черт возьми, он не мог жить нормально и любить других без того, чтобы не видеть ее везде, куда бы он ни посмотрел!
— Поль!
Эмилия в ужасе глядела на него, и лицо Лоры исчезло.
— Господи, что произошло? Ты сам не свой! На тебя это непохоже!
— Непохоже разбивать стаканы или думать о чем-то, кроме тебя? — грубо спросил он. Когда она вздрогнула, он подошел к ней и протянул ей бокал, потом опустился на диван.
— Извини меня. Но ты заметила, что разбил я свой стакан, а не твой? Значит, я все-таки думал о тебе, даже тогда, когда повел себя так грубо.
— О чем ты думал, если не обо мне?
— О старом друге. И о том, чтобы сделать фотографии.
— Мои?
Ему не нужно было опасаться, размышлял Поль, что Эмилия захочет глубже заглянуть в его мысли; она была слишком поглощена собой. В какой-то степени это было к лучшему: ее никогда нельзя было обвинить в том, что она хочет казаться не той, которой была на самом деле.
— Конечно, твои, — ответил он. — Ты — моя любимая модель.
— И компаньон.
— Да, — задумчиво согласился он. — Это правда. — Он резко поднялся. — Пойдем ужинать.
— На какое время ты заказал столик? — Он совсем забыл об этом.
— На восемь часов, но мне хочется немного пройтись.
