Никита Родионович вспомнил, как еще до войны ему попалась книга Карлтона Бильса под названием: «Свастика над Андами», в которой шла речь об активном проникновении гитлеровцев в страны Южной Америки.
Фашистский переворот в Аргентине, свержение правительства в Боливии, ряд заговоров в Чили, попытка убийства президента в Мексике и переворот в Эквадоре, — все это вместе взятое — наглядное свидетельство того, что и в период войны гитлеровцы принимали через свою агентуру вое меры для завоевания надежных позиций за океаном.
Зорг наполнил бокалы друзей, поднял свой. Выпив вино и шумно вздохнув, он продолжал:
— Я вам назову цифры. Преуменьшенные, но много значащие, а выводы делайте сами. В Бразилии, например, живет сейчас немцев без малого миллион, в Аргентине — более двухсот тысяч, столько же, примерно, в Чили, в Парагвае и Уругвае — не менее чем сорок тысяч. Это не случайно. — Зорг рассмеялся. — Это что-нибудь да значит... Там наши ключевые позиции, там наше, если можно так сказать, предмостное укрепление... — Он отпил глоток вина и, воодушевившись еще более, продолжал: — Вы можете спросить, почему я лечу именно в Аргентину, а не в Бразилию, не в Чили, не в какой-нибудь Уругвай. Я отвечу. В сравнении со всеми странами Южной Америки, Аргентина наиболее развита и наименее зависима от Соединенных Штатов. Она тяготеет к Европе, к Англии. Там настроение в нашу пользу, там прочно сидят наши друзья — испанцы. Испания — это наш союзник... Учтите, что за годы войны она получила от Аргентины более миллиона тонн зерна. Большая часть его попала к нам. — Зорг встал, вышел из комнаты и возвратился с портфелем. Он вытащил и развернул потрепанную от времени газету «Националь цейтунг» за тридцать девятый год и прочел: — «Испания является решающим вопросом для двух континентов. Победа Франко решит между хаосом и восстановлением на двух полушариях. Только его окончательная победа может сохранить иберо-американским странам их подлинную испанскую культуру и традицию. Если она потеряна — американский континент будет предоставлен более или менее влиянию янки и московитов». — Теперь вам ясен смысл оказанного фюрером? — спросил Зорг.
— Вполне, — ответил Никита Родионович.
— Нельзя допустить падения Франко, как и нельзя допустить ухода нашего из Аргентины... В Буэнос-Айресе мы имеем наш, германский, трансатлантический банк с филиалами на периферии... В стране мы располагаем более чем полумиллионом американских долларов... Трофейные ценности, приобретенные в эту войну, перекочевали туда и находятся там в полной безопасности. Мы их перевезли туда через Испанию и Швейцарию... В Аргентине тоже есть не менее надежные друзья. Такие концерны, как «Телефункен» и «Сименс», не без ведома и поддержки друзей, построили там целый ряд новых заводов. Вы можете, конечно, господа, не поверить, это личное дело каждого, но я вам скажу, что на американском бензине летают целые соединения наших самолетов, на этом же бензине немецкие подводные лодки топят союзные судна. Наши солдаты носят брюки и мундиры, сшитые из американской ткани. Мы едим консервы, изготовленные в Соединенных Штатах Америки. Да за примером далеко ходить нет нужды. Вот, пожалуйста, читайте. — Зорг взял со стола начатую банку с мясными консервами и протянул ее через стол к друзьям.
На этикете четко и ясно было обозначено, что изготовлены консервы в сорок третьем году в США.
— Как вам это нравится? — рассмеялся Зорг.
Друзья переглянулись и пожали плечами.
— Ларчик открывается очень просто. Американцы продают Испании, Швейцарии, а те одалживают нам. Зачем им плевать в колодец, из которого, возможно, придется пить воду? Незачем. А вы говорите о нейтралитете. В наше время это понятие условное, и всех, кто верит в нейтралитет, нельзя считать людьми полноценными в умственном отношении. Согласны?
Ожогин и Грязнов кивнули головами в знак согласия.
— То-то, — сказал Зорг и, встав из-за стола, вновь покинул комнату.
Возвратился он с большим термосом, обтянутым кожей.
— Сейчас будем пить голландский кофе с американским сгущенным молоком, — объявил он, ставя термос на стол.
Зорг вынул из шкафа действительно американскую банку с молоком и аккуратно разлил кофе по чашкам. Отпив несколько глотков кофе, он продолжил начатую тему:
— Аргентина есть Аргентина. Может, вам это и непонятно, но мне ясно. В Аргентине в предприятиях Шоу один Геринг имеет вкладов более чем на полтора миллиона долларов. Мы там строим заводы по выработке синтетического каучука. Сименс, Фарбен и Байер тоже не сидят сложа руки, а действуют...
...За завтраком последовал обед. Зорг сам разогрел суп, заправленный рисовым концентратом, сам нарезал несколько ломтиков почти белого, но совершенно безвкусного эрзац-хлеба. Разговор не прекращался ни на минуту. Зорга интересовало, как чувствует себя Юргенс, о котором он отзывался очень лестно, часто ли они видятся с Марквардтом, по ходатайству которого Зорг попал в ведение Министерства иностранных дел.
Потом кто-то упомянул имя Кибица.
— Вы правильно поступили, — сказал Зорг.
— В чем именно? — как бы не понимая вопроса, спросил Ожогин.
— Что передали записки этого мерзавца Юргенсу.
— А-а... — сказал Ожогин.
— Он и получил по заслугам... Его расстреляли...
«Одним подлецом стало меньше», — подумал Грязнов.
— А что вы думаете делать в Аргентине? — спросил Никита Родионович.
— Я еду туда как частное лицо... Сейчас не модно аккредитовывать себя тем, кто ты есть в самом деле... А работа найдется...
В комнату вошла Клара.
— Сколько по твоим? — спросила она мужа.
— Семь тридцать... — ответил тот, взглянув на ручные часы.
— Я пойду на часок... Похожу по воздуху...
— Не возражаю... Но учти, что никто не дал нам гарантии, что эта ночь не будет похожа на вчерашнюю...
Клара ничего не ответила, а лишь странно пожала плечами и вышла.
Когда было без нескольких минут восемь, Никита Родионович тоже поднялся, чтобы уйти.
То ли Зорг почувствовал какую-то связь между уходом жены и Ожогиным, то ли ему действительно не хотелось отпускать собеседников, во всяком случае, он решительно заявил:
— Никуда вы не пойдете... Неизвестно, увидимся мы или нет в будущем. Если вам надоело мое общество, тогда не возражаю.
Ссылка на то, что в залог останется Грязнов, не помогла.
Никита Родионович уже не предпринимал больше попыток отлучиться, чтобы не навлечь на себя подозрений.
Клара вернулась в половине одиннадцатого подчеркнуто грустной и расстроенной.
— Я хотел составить вам компанию, — сказал в оправдание Ожогин, улучив для этого удобный момент, — но ваш супруг запротестовал...
