Вот толпа восхищенно зашумела – на помост (чуть не сказал – на сцену) поднялся высокий и худой человек в черно-красном обтягивающем одеянии и красной маске. Местная знаменитость – мастер Альберт Грот. За ним семенил подручный в таком же одеянии, только серого цвета. Да, сегодня вы останетесь без работы, ребята. Мелькнула мысль – не положить ли и их заодно под шумок? Но тут же одернул себя: кто я такой, чтобы восстанавливать тут справедливость?
Засмотревшись, я случайно толкнул упитанную кумушку, и она злобно покосилась на меня.
– Чего пихаешься – смотри сам и дай посмотреть другим.
Колокол собора Святого Николауса пробил двенадцать, и спустя короткое время со стороны Канатной улицы донесся перестук множества копыт. Разговоры в толпе сразу притихли.
Сердце мое сжалось в ожидании.
Вот, наконец, на площадь выехала запряженная четверкой лошадей цугом тюремная колымага. Лошади, как я отметил, не самые молодые и резвые. На каждой была белая попона с лазоревым крестом.
Еще спустя несколько секунд я разглядел стоявших на повозке наших спутниц.
Головы их были не покрыты – обычно смертницам полагался чепец, но это лишь достойным женщинам, а не поганым развратницам. Волосы – коротко обрезаны, чтобы не мешали палачу, когда тот станет надевать петлю на шею.
Они обе были в одинаковых длинных рубахах грубого полотна с капюшонами. После казни эти одеяния должны были обратиться в саваны, чтобы божедомам не тратить время и силы на переодевание мертвых тел.
Руки и ноги были скованы, а кандальные цепи были обмотаны вокруг брусьев ограждения и скреплены пудовым замком.
На повозке стояли три стражника и какой-то тип в монашеской рясе. Еще полдюжины гарцевали вокруг телеги, зорко следя – на всякий случай, – не попытается ли кто напасть на кортеж. Остальные шли пешком, оттесняя толпу с пути.
Стражи обступили телегу «коробочкой», держа ружья наизготовку.
То есть это они думают, что наизготовку, но, чтобы привести здешнюю аркебузу в боевое положение, требуется еще секунд пять-десять, как минимум. На них были блестящие на солнце толедские стальные нагрудники с пластинчатой тяжелой юбочкой, закрывавшей ноги почти до колен. Да, из местной хлопушки такой доспех мудрено пробить, тем более что порох тут делать как следует так и не научились: просто смешивали серу, уголь и селитру, безо всяких там ухищрений вроде варки и зернения.
Повозка приблизилась, замедлив ход. Вот она проезжает мимо меня…
В следующий миг я обнаружил нечто такое, что переполнило мою душу искренней радостью. На груди Мидары болталось Застывшее Пламя.
Ингольф запустил руку под плащ, что-то поправил. Я знал, что под мышкой у скандинава висит боевой топор.
Автомат тоже был при нем: завернутый в тряпье, он лежал в плетеном коробе, висевшем у него через плечо.
Стоявший шагах в пятнадцати от скандинава Рихард держал руки за полой кафтана, словно бы они озябли. Сегодняшним утром я не без колебаний отдал Рихарду один из двух имевшихся револьверов, показав, как с ним обращаться. Он повертел невиданное оружие так и эдак, внимательно посмотрел на меня и молча сунул его за пазуху.
Я напряженно смотрел то на князя, то на повозку.
Вот Дмитрий вытащил из кармана красный платок и, когда кортеж поравнялся с ним, резко взмахнул им, одновременно выхватывая пистолет.
Первые выстрелы – и клячи, везущие тюремную повозку, падают на мостовую.
Разлетается в стороны ветошь, а в руках Ингольфа уже плюется огнем автомат.
Почти одновременно Орминис хлестнул очередью по сопровождавшим телегу кавалеристам.
Толпа истошно заорала и завизжала, я рванул кольцо дымовой гранаты и швырнул зашипевший пузатый цилиндрик в самую гущу народа. Через секунду там с тихим хлопком возникло черное облако. Но еще до того все мы слитно, как одно многорукое и многоногое существо, ринулись вперед.
С треском сталкивались повозки, возницы которых не сумели удержать напуганных стрельбой, криками и дымом лошадей. Серебристой грудой из кузова одной из опрокинувшихся фур вывалилась на брусчатку свежая рыба, на которой поскользнулся бегущий к нам квартальный стражник, минуту назад мирно собиравший дань с торговок.
Вновь, заглушая многоголосый вопль зевак, замолотили автоматы в руках Ингольфа и Орминиса.
Я увидел, как начали валиться пешие стражники, только немногие из которых успели поднять оружие. Огонь двух автоматов почти в упор буквально скосил их за какие-то пять секунд.
Прорываясь сквозь разбегающуюся толпу, подкатила наша повозка. Лихо вставший на облучке Секер Анк длинным бичом отшвырнул с дороги какого-то здоровяка, выскочившего из лавчонки с дубиной в руке – не то пытавшегося преградить «злоумышленникам» путь, не то просто некстати оказавшегося на пути.
Одновременно на тюремной повозке как по волшебству возникли и Рихард с Ингольфом.
От сильнейшего удара прикладом в грудь замерший в прострации церковник полетел через бордюр, перекувырнувшись в воздухе. Только мелькнули грубые башмаки и жирные икры, обтянутые залатанными панталонами.
Скандинав дважды взмахнул топором, и цепи лопнули, как гнилые веревки. Одновременно сломался брус ограждения.
Краем глаза я зафиксировал, как Мидара перепрыгнула в нашу повозку, следом за ней Ингольф перебросил Таю. В следующую секунду мое внимание занял рейтарский патруль, пытающийся пробить дорогу в несущейся ему навстречу обезумевшей толпе древками алебард и ударами палашей плашмя.
У них это получалось плохо, но тем не менее они каким-то образом сумели оказаться всего в десятке метров. Ничего, успеем уйти раньше, чем они доберутся до нас, – вон, сразу двое упали и тщетно пытались встать на ноги.
Ах ты, дьявол! Командир рейтаров целился в нас из неуклюжего пистолета.
Жаль, я бы предпочел обойтись без этого…
Выплюнув последние семь патронов, грохотнул и замолк мой автомат.
Роняя пистолет, рейтар упал наземь – попал я или не попал, времени думать не было.
Я вскочил в трофейную повозку, на миг притормозившую рядом со мною, и мы рванули вперед, к улице Святой Агаты, оставив позади вопящую человеческую толпу.
Несколько уцелевших конных альгвасилов инквизиции тщетно пытались успокоить взбесившихся скакунов, носивших их взад и вперед по затянутой дымом площади.
Ого, а это уже хуже – из улицы Льва опрометью вылетел десяток кавалеристов с желтыми драгунскими султанами на касках.
Ингольф, не говоря ни слова, рывком уложил на дно повозки Таисию и Мидару, уже порывавшуюся схватиться за карабин.
«Дрянь дело, – промелькнуло в сознании, – они, похоже, не испугались наших стволов».
Драгуны и в самом деле не страшились невиданного оружия, а может, просто не успели толком увидеть его в работе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
