Созови созовии наш атамане
Весь дівчачіїй кол.
Oі которая дівчинонька
Дита родила
Та не пустила на світ Божій
В морі втопила
<...> Ой не плачь, мати, ой не плачь, стара,
Бо в тебе ще пьять.
Та не пускай іх на досвітки
По довгу гулять [22].
Маркевич указывает на записанные в Галиции варианты этой песни, «хотя довольно отдаленные и без упоминания об Одессе» (один из них есть в «Сборнике Головацкого», т. I, с. 54 и III, с. 26).
Тадиционным «рефреном» этой песни служили слова «Тара — ри — рай , та — ра — ра — рай Тари — ри — рай — та — ри — рай» (или их фонетические вариации).
Ср. современную версию этой песни:
1. Как во этой, во деревне, случилась беда.
Как во этой, во деревне, случилась беда.
Трай, ляй, ляй, случилась беда. (2 раза)
2. Молодая девчоночка сына родила.
Молодая девчоночка сына родила.
Трай, ляй, ляй. Сына родила. (2 раза)
3. Не вскормила, не вспоила, в речку бросила.
Не вскормила, не вспоила, в речку бросила.
Трай, ляй, ляй, в речку бросила. (2 раза)
4. Молодые рыболовы рыбу удили.
Молодые рыболовы рыбу удили.
Трай, ляй, ляй, рыбу удили. (2 раза)
5. Не поймали рыбу-щуку, поймали линя.
Не поймали рыбу-щуку, поймали линя.
Трай, ляй, ляй, поймали линя. (2 раза)
6. Развернули, поглядели — малое дитя.
Развернули, поглядели — малое дитя.
Трай, ляй, ляй, малое дитя. (2 раза)
7. Сознавайтесь, девки, бабы, чьё это дитё.
Сознавайтесь, девки, бабы, чьё это дитё.
Трай, ляй, ляй, чьё это дитё. (2 раза)
8. Одна девка сознавалась, купецкая дочь.
Одна девка сознавалась, купецкая дочь.
Трай, ляй, ляй, купецкая дочь. (2 раза)
9. Как во этой, во деревне колкола ревут.
Как во этой, во деревне колкола ревут.
Трай, ляй, ляй, колкола ревут. (2 раза)
10. Молодую девчоночку связану ведут.
Молодую девчоночку связану ведут.
Трай, ляй, ляй, связану ведут. (2 раза)
11. А за нею идёт мать, плачет и рыдат.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А за нею идёт мать, плачет и рыдат.
Трай, ляй, ляй, плачет и рыдат. (2 раза)
12. Не плачь, мама, не плачь, родна, дома ещё пять.
Не плачь, мама, не плачь, родна, дома ещё пять.
Трай, ляй, ляй, дома ещё пять. (2 раза)
13. Не давай им, мама, воли, как давала мне.
Не давай им, мама, воли, как давала мне.
Трай, ляй, ляй, как давала мне. (2 раза) [23]
Интерес Хлебникова к украинскому фольклору, и в частности к песенному творчеству, известен. Дм. Петровский вспоминал о своем случившемся до революции разговоре с поэтом «об украинских песнях, думах и языке, который мы оба любили». «Хлебников, — подчеркивал мемуарист, — по матери украинец, родился на Волыни, чем и объясняется большое количество производных от украинских корней слов в его творениях. Украинский язык, оставшийся до сего времени более непосредственным и свежим, сохранившим еще звуковую символику, был необходим Хлебникову, занятому в то время исканиями в области языка. Он тотчас же извлек пользу из моего знания украинского языка и предложил работать с ним над „таблицей шумов“, как он называл азбуку, пренебрегая гласными, которые были, по его мнению, женственным элементом в речи и служили лишь для слияния мужественных шумов. Присутствовать хотя бы в качестве фамулуса в лаборатории, где искался камень мудрецов, — я с радостью согласился» [24].
Совершенно очевидно, что «ротовушка» «трай-тарарай» (в фонетической стихии поэмы действительно скрещиваю-щаяся с блоковской музыкой «революционной» стрельбы — «трах-тарарах-тах-тах-тах-тах!»), слова «сыну родила», специфический «черный юмор» и тема (страшного) суда отсылают к приведенной выше народной песне (сам Великий князь представлен в поэме как почитатель украинской деревни с ее милыми хатами, покрытыми «соломенной челкой»). Но зачем Хлебникову понадобилась именно эта песня в поэме о революции? «Фаустовский» сюжет ее — обесчещенная девушка, утопившая своего ребенка, признание грещницы, общинный суд и ее последующая гибель — давал своего рода мифологическую мотивировку народному гневу и, возможно, связывался поэтом с темой пушкинской «Русалки» (ответственность князя за гибель возлюбленной и ее ребенка) [25] и темой настоящего (рождественский зачин «новая новина»).
Обратим также внимание на исключительную значимость русалочьей темы для Хлебникова, хорошо знакомого с народным суеверием, согласно которому некрещеные младенческие души становятся русалками, «особенно если мать утопит своего ребенка». Аполлон Коринфский считал распевавшуюся «на семицких да на купальских игрищах-гульбищах» русалочью песню-причитание «Мене мати породила, некрещену утопила» «явственным отголоском этого поверья» [26]. Иначе говоря, в смысловом плане этой музыкальной (оперной, хоровой) поэмы, вызвавшей почти физиологическое отвращение преувеличившего ее «большевизм» Ивана Бунина [27], названные мотивы вписывались в общие хлебниковские темы женской доли (образ беспощадной Прачки), исторического возмездия (народного «Dies irae») за барское насилие и грехи прошлого и неотъемлемого права мертвых (русалок у Хлебникова) на воскрешение, — темы, объединяющие его произведения о революции и сближающие «Настоящее», с одной стороны, со сценами народного бунта в «Борисе Годунове» Мусоргского, а с другой, с апокалиптическими «Возмездием» и «Двенадцатью» Блока [28].
В этом идеологическом контексте, как мы полагаем, актуализировался и «народный» смысл самой «ротовушки» «тарарай», означающей в восточнославянских загадках и прибаутках болтливый язык. Например, в сборнике М. А. Рыбниковой: «За лесом тарарай кричит. (Язык за зубами)» [29]. В другой форме у В. И. Даля: «За белыми березами тарара живет (язык)» [30]. Слово «тараруй» (в значени пустомеля, шутник и даже поэт) было использовано Хлебниковым в раннем стихотворении «Лесная дева» (1911): «Она пришла (лесная дева) / К волшебнику напева, / К ленивцу-тарарую» [31]. Иначе говоря, в поэме «Настоящее» грозный «тарарай» служит своего рода метафорой народного, уличного или, точнее, «солдатско-казацкого» языка [32], — vox populi, подводящего итог греховному прошлому и самой жизни главного героя поэмы.
