— Я сразу тебя узнал, — сказал Джимми, когда они сели за бутылку бурбона без этикетки. — У вас с братом одинаковые носы, хотя нос Рифа пару раз ломали, конечно. Горжусь тем, что был там в обоих случаях.
— Надеюсь, это сделал не ты.
— Нет-нет, просто обычные профессора, учили нас, невежд, тонкостям этикета.
— Словно не партнеры по игре, — Фрэнк улыбнулся уголком рта, зная, как может разволноваться Джимми, но сейчас он не обратил на это внимания.
— Он, он говорил, что ты — тот еще тип, — монокль сверкнул. — Я слышал, он вернулся на восток. Прозвучало так, словно вернулся на восток окончательно.
— Тебе это должно быть известно лучше, чем мне.
— Догадываюсь, что нынче ты ищешь Дойса. Хотел бы тебе помочь, но сейчас они могут быть, он может быть где угодно.
— Ты можешь говорить «они».
— Ты знаешь, я ненавижу распускать слухи. Сплетничанье нужно признать тяжким преступлением и ввести за него тяжелое наказание, включая повешение для рецидивистов.
— Но?
— Я видел твою сестру лишь однажды, в Лидвилле. Тогда она была юной леди, лет десять-одиннадцать? В ту зиму построили большой Ледяной Дворец на Седьмой улице.
— Помню это. Сложно поверить, что действительно было.
Три акра на вершине холма, дуговые лампы, ледяные башни высотой девяносто футов, самый большой каток Мироздания, ледяные блоки для замены доставляли каждый день, танцевальный зал, кафе — дворец был популярнее Оперного театра, но был обречен растаять с приходом весны.
— Риф был там с самого начала, — вспоминал Джимми, — но не на самом деле, думаю, мы той весной выполняли свою первую совместную работу. Твоя сестра получила пару коньков и проводила большую часть времени в Ледяном Дворце. Как все остальные дети Лидвилла. Однажды она учила танцевать Голландский Вальс мальчика из города, сына кого-то из руководства, ненамного старше ее, Вебб Траверс пришел, увидел это и закатил истерику. Десять лет прошло, я видел людей и пошумнее, но до сих пор помню эту карусель. Твой папа действительно хотел кого-то убить. Это была не обычная всем нам знакомая история «убери-руки-от-моей-дочери». Это было нелепое поведение пациента сумасшедшего дома.
— Я был на работе в тот день, — вспомнил Фрэнк, — убирал породу на смене, когда вернулся, они еще были там. Крики были слышны за милю, я подумал, что это китайцы или кто-то вроде того.
Это была политика, вот в чем дело. Если бы это был сын шахтера, даже владельца салуна или магазина, Вебб побурчал бы и успокоился. Он пришел в ярость при мысли о том, что какой-то маленький богатый выскочка, ни дня в своей жизни не работавший, обманом схватил невинную дочь трудящегося.
— Это даже не из-за меня, — Лейк была не настолько зла, чтобы позже об этом не напомнить, она всё понимала достаточно ясно, — это опять из-за твоего чертова старого Профсоюза.
К счастью для всех, вокруг были холодные головы, не говоря уж о руках и ногах, которые, скользя, сформировали социальный барьер и вытолкали Вебба с катка, Лейк поникла головой в жемчужно-серой тоске, а мальчик укатил на поиски другой партнерши.
— Мексиканцем, наверное, — решил Элмор Диско. — Тебе, конечно, понадобится правильная шляпа, хотя ты не брился несколько дней — это хорошее начало. Насчет остального мы можем проконсультироваться с Лупи.
Они были в «Надшахтном копре», и субботний вечер обещал обычное центробежное движение к концу света и последующему всеобщему пьяному забытью.
— Элмор, почему ты мне помогаешь? Я думал, что ты Друг Владельцев Шахт.
— То, без чего на самом деле не может обойтись ни один бизнес, — наставлял его Элмор, — это старый добрый мир и спокойствие. Любое агрессивное поведение, выходящее за рамки обычного веселья субботней ночи, может разочаровать банки в Денвере, не говоря уж об однодневных поездках в наш город шарлатанов, от которых все мы так зависим, еще одна вещь, которую тебе необходимо знать: у нас сейчас период безделья, чем меньше, тем лучше. Сейчас кто-нибудь вроде тебя, молодой человек, выглядящий достаточно безобидно, просто войдя в город, попадет в центр внимания слишком многих негодяев, поэтому малышу Э. Диско самое время поразмыслить, как помочь тебе лучше всего обставить твой выход.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Оказалось, что на улице возле салуна «Завсегдатай скачек» играет Гастон Вилла и его Шизанутые Бандольеро, странствующие музыканты в белых кожаных куртках с бахромой, усыпанных блестками «чапсах» и огромных шляпах, скрывавших лица мексиканцев из низов, цвета спектра в соответствии с длиной волны. Отец Гастона был одержим родео, словно воображаемый Чарро, и когда однажды ночью возле Ганнисона он нарвался на аудиторию, чьи представления об отбраковке оказались фатальными, его жена упаковала все его старые костюмы, подтолкнула Гастона, поцеловала его, сказала «адьос» на вокзале и отправила восвояси, чтобы он стал саксофонистом в бэнде шоу «Дикий Запад». Не единожды он был вынужден оставить свои инструменты в залог, чтобы оплатить проживание в гостинице, счет в баре или карточные долги, Гастон плыл по течению много лет и получал разные необычные ангажементы вроде этого.
— Пусть вас это не заботит, — обнадежил он Фрэнка, — вот, вы знаете, что это?
Он показал громоздкое хитроумное приспособление из потускневшей и помятой меди, покрытое клапанами и клавишами, верхний край которого раскрывался рупором, это было что-то для марширующего брасс-банда.
— Конечно. Еще раз повторите, где здесь пусковое устройство?
— Это называется Галандроном — военный фагот, когда-то стандартного образца для оркестров французской армии, мой дядя спас его в битве при Пуэбло, видите несколько вмятин от мексиканских пуль вот здесь и здесь?
— А сюда вы дуете, — сказал сбитый с толку Фрэнк, — подождите минутку, сейчас...
— Вы научитесь.
— Но пока что я...
Кабальеро, вы бываете в этих кантинах — музыкальные вкусы там непритязательны. Никто в этом оркестре не был музыкантом, когда к нам присоединился, но у всех были какие-нибудь проблемы. Играйте с энтузиазмо, как можно громче, и уповайте на благосклонность и плохой слух гринго-кутил.
Вот как Фрэнк превратился в Панчо-Фаготиста. Несколько дней он учился извлекать звуки из этого поршня, вскоре уже играл «Хуаниту». Если играть в ансамбле с несколькими фанфарами, не так уж и плохо, он подумал. Иногда трогательно.
Незадолго до отъезда из города Фрэнка окутало что-то, немного отличающееся от того, что он считал своим нормальным душевным состоянием. Он откладывал, сколько мог, но потом всё же пришел на шахтерское кладбище, стоял там и ждал. На кладбище было много приведений, но не больше, чем в долине и на склонах окружающих холмов. Фрэнк был человеком практичным, и его особо не преследовал призрак Вебба. Другие призраки пожурили Фрэнка за это перед Веббом.
О, это Фрэнк. Когда придет время, он поступит правильно, он просто всегда был слишком практичным, вот и всё...
Это словно наша специализация, папа. Риф весь на нервах, Кит всё постигает с помощью науки, а я изо дня в день колочу в закрытую дверь, как тот парень с востока, который пытается превратить серебро в золото.
Дойса и Слоута нет в Теллуриде, сын. И никто здесь тебе не сказал бы, где они, даже если бы знал. На самом деле к этому времени они уже, наверное, разделились.
Я хочу найти Дойса и Лейк. Может быть, он уже ее бросил, может быть, она — еще одна падшая женщина сейчас, а он во весь опор скачет к тому, что называет своим будущим. Он даже мог пересечь Рио-Браво.
Он, может быть, хочет, чтобы ты так думал.
Он не может оставаться в США слишком долго, его преследуют старые братки, тяжелые времена, и немало молодых рецидивистов, которые будут работать дешевле, так что он — вчерашний балласт. Единственное, что он может сделать — уехать на юг.
Так рассуждал Фрэнк. Вебб, который теперь знал всё, не видел смысла его переубеждать. Он сказал лишь: «Ты что-то слышишь?».
Какие-то духи начали петь oo-oo-oo. Вебб всегда выражал свое мнение в основном с помощью динамита. У Фрэнка было видение, или то, что можно назвать видением, когда вы слышите, а не видите...не отрадный гром взрыва на шахте в горах, а прямо здесь в городе, какой-то грохот молота внизу в долине, так что даже черно-белые молочные коровы на минуту подняли глаза, прежде чем вернуться к серьезному поеданию растительности... звучал пробирающий до костей голос возмездия.
