Джоэл поднялся из-за стола и тут же, растопырив пальцы, прикрыл лицо рукой, делая вид, будто ощупывает бровь. Он миновал расставленные на тротуаре столики, повернул направо и пошел в сторону ближайшего перекрестка. Его легким не хватало воздуха, но он сдерживал дыхание, боясь, что даже вздох помешает ему расслышать какой-нибудь необычный звук в обычном уличном шуме. Пульс его участился, уши были настороже…
Однако пока что лишь возбужденные разговоры перемежались с громким воем такси – совсем не те звуки, которые он боялся услышать. Те, другие звуки должны были последовать за громкими криками мужского голоса, поднявшего тревогу. Конверс пошел быстрее, слившись с потоком пешеходов, переходящих площадь, – быстрее, быстрее, опережая тех, кому некуда было спешить. Ступив на тротуар на противоположной стороне улицы, он тут же пошел медленнее – быстро идущий человек привлекает к себе внимание, а этого он позволить себе не может. Хотя чем дальше отходил он от столиков кафе, тем сильнее билось в нем одно-единственное, почти неподконтрольное “ему желание – бежать, бежать как можно быстрее. Его уши еще не улавливали звуков тревоги, но каждая секунда этой тишины говорила ему: скорее сверни в какую-нибудь боковую улочку, в любую, какая попадется тебе на пути.
Ничего. Ничто не нарушало возбужденного разноголосия площади, но какая-то почти неощутимая перемена все же произошла, и она не имела отношения к тому, что он ожидал услышать, – истерический мужской крик из кафе. Отовсюду слышались слова: “американер”, “американер”… Но паника первых минут прошла. Американец убил американца, убийцей был не немец, не коммунист и даже не террорист, ускользнувший из рук службы безопасности. Жизнь продолжается. Германия не отвечает за эту смерть – и граждане Бонна издали вздох облегчения.
Конверс повернул за угол кирпичного здания и через площадь бросил взгляд на столики кафе-кондитерской.
Студент Иоганн сидел на своем месте подперев голову руками и читал газету. Затем он встал и направился внутрь кондитерской.
“Интересно, есть ли там телефон? Скажет ли он кому-нибудь? Сколько времени у меня в запасе?” – подумал Конверс, изготовившись к бегу, но инстинкт удержал его на месте.
Иоганн вышел из кондитерской, держа в руках поднос с кофе и рогаликами. Он сел, аккуратно переставил тарелки с подноса на стол и снова уставился в газету. Затем он внезапно поднял голову и поглядел вдаль, не останавливая свой взгляд ни на чем конкретно, как бы сознавая, что за ним наблюдают невидимые глаза, и кивнул.
Еще один сторонник рискованных действий, подумал Джоэл, сворачивая в боковую улочку и прислушиваясь к незнакомым звукам, приглядываясь к незнакомому окружению. Судьба подарила ему несколько часов. Если бы еще знать, как ими распорядиться? Если бы знать, что делать?
Валери подбежала к телефону. Если это еще один репортер, она скажет ему точно то же, что уже говорила пяти предыдущим: “Я не верю ни единому слову из всего этого, и больше мне сказать нечего!” А если это опять какая-то фигура из Вашингтона – ФБР, ЦРУ или еще какой-нибудь набор букв, – она просто взвоет! Сегодня утром она целых три часа отвечала на вопросы, пока ей не пришлось буквально выставить за дверь ее мучителей. Лжецы, которые к тому же хотели, чтобы она подтвердила их ложь! Проще всего было бы выключить телефон, но она не могла этого сделать. Она дважды звонила Тальботу в Нью-Йорк и просила разыскать его – пусть он позвонит ей. Настоящее сумасшествие. “Безумие!” – обычно говорил Джоэл с такой убежденностью, что в его спокойном голосе ей всегда слышался яростный крик.
– Алло?
– Вэлли? Это Роджер.
– Папка! – Только один человек на свете называл ее этим именем – ее бывший свекор. Развод с Джоэлом ничуть не изменил их отношений. Она обожала старого летчика и была уверена, что он относился к ней точно так же. – Где ты? Джинни не знает, где тебя искать, и ужасно психует. Ты забыл включить автоответчик.
– Ничего я не забыл, Вэлли. Просто тогда бы пришлось обзванивать черт знает сколько народа. Я только что из Гонконга, и не успел сойти с самолета, как на меня налетело не меньше полусотни журналистов со своими камерами и блицами. Теперь неделю не смогу ни видеть, ни слышать.
– Какой-то предприимчивый клерк из авиакомпании шепнул кому-то, что ты на борту. Кто бы он ни был, целую неделю будет теперь обедать в самых дорогих ресторанах. Где ты сейчас?
– Все еще в аэропорту, в кабинете главного диспетчера. Спасибо им – вытащили меня из этой давки… Вэлли, я только сейчас увидел газеты. Мне тут дали последние выпуски. Ты можешь, черт побери, сказать, что происходит?
– Не знаю, папка, но уверена, что в газетах сплошное вранье.
– Этот мальчишка всегда был самым нормальным из всех, кого я знал. Они все извратили, все хорошее, что он сделал, превратили во что-то зловещее, что ли. Не знаю… Он слишком разумен, чтобы рехнуться.
– Он и не рехнулся, Роджер. Это все подстроено, его бросили под каток.
– Но зачем?
– Не знаю. Я думаю, Ларри Тальбот что-то знает… Во всяком случае, больше того, что он сказал мне.
– А что он сказал тебе?
– Не по телефону, позже.
– Почему?
– Я не уверена… Но мне кажется, я что-то чувствую.
– Ты плетешь какую-то ерунду, Вэлли.
– Ну прости.
– А что говорит Джинни? Я ей позвоню, конечно.
– Она в истерике.
– Она вечно в истерике, ей только дай повод.
– Нет, сейчас иное дело. Она во всем винит себя, она считает, что на брата взъелись из-за ее выступлений в шестидесятых годах. Я пыталась разубедить ее, но, боюсь, только подлила масла в огонь. Она очень сухо осведомилась, верю ли я тому, что говорят о Джоэле. Я ответила, что конечно же не верю.
– Это все ее старая придурь. Трое детей, муж-счетовод, а она никак не возьмется за ум. Я никогда не мог справиться с этой девчонкой. А ведь она чертовски хороший пилот. Начала летать раньше Джоэла, хотя и была на два года младше. Обязательно позвоню ей.
– Можешь и не дозвониться.
– Почему?
– Она сменила номер телефона, я думаю, тебе стоит сделать то же. Я, например, дождусь звонка от Ларри и сразу же займусь этим.
– Вэлли… – Роджер Конверс замялся, – не делай этого.
– Почему? Ты хоть немного представляешь себе, что здесь творится?
– Вэлли, я никогда не спрашивал, что там произошло у вас с Джоэлом, хотя мы каждую неделю обедали с этим пижоном, если я был в городе. Он-то считал это чем-то вроде сыновнего долга, но я тут же соскочил бы с этого, если бы он мне меньше нравился. Я хочу сказать, он приятный парень, а иногда и забавный.
– Я все это прекрасно знаю, Роджер. Но что ты хочешь сказать?
– Говорят, что он исчез, и что никто не может найти его.
– Ну и?…
– Он может позвонить тебе. Вряд ли он обратится к кому-нибудь еще.
Валери плотно прикрыла глаза – лучи вечернего солнца стали нестерпимыми.
– Это – вывод из ваших еженедельных обеденных бесед?
– Знаешь, у меня нет интуиции, разве что только в воздухе… Конечно, из разговоров с ним. Он ни разу не сказал этого прямо, но это всегда лежало внизу, скрытое облаками.
– Нет, папка, ты просто невыносим.
– Пилоты тоже ошибаются. Но бывают моменты, когда нельзя позволить себе ошибку… Не меняй номера, Вэлли.
– Не буду.
– Ну а как насчет меня?
– У мужа Джинни есть прекрасная идея. Теперь они всех переадресовывают своему адвокату. Может, и тебе сделать то же? Есть у тебя адвокат?
– Конечно, – сказал Роджер Конверс. – Целых три: Тальбот, Брукс и Саймон. Если уж ты хочешь знать мое мнение, лучший из них Нат. Этот сукин сын в шестьдесят семь лет получил летные права! Летает на многомоторных самолетах. Представляешь?
– Папка! – перебила его Валери. – Ты сейчас в аэропорту?
– Я же сказал – в аэропорту Кеннеди.
– Не возвращайся в свою квартиру. Первым же рейсом отправляйся в Бостон. Билет возьми на чужое имя. А потом сразу же перезвони мне и сообщи номер рейса. Я тебя встречу.
– Зачем?
– Сделай так, как я прошу, Роджер, пожалуйста!
– Но зачем?
– Ты будешь здесь жить. Я уезжаю.
Глава 21
Конверс торопливо вышел из магазина готового платья на многолюдную Борнхаймерштрассе и придирчиво оглядел свое отражение в витрине. Он любовался своей покупкой теперь уже не как покупатель – в магазинных зеркалах, – а как самый обычный пешеход. Увиденное полностью удовлетворило его. Теперь он не будет привлекать внимания. Фотография в газете – единственная за последние пятнадцать лет оказавшаяся в газетных архивах – была сделана год назад во время интервьюирования нескольких адвокатов агентством “Рейтер”. На этой фотографии он был в обычном темном костюме-тройке, белой сорочке и полосатом галстуке – стандартный облик преуспевающего адвоката, эксперта по международному частному праву. Именно таким представляли его себе все те, кто читал о нем в газетах, и, поскольку образ этот изменить было нельзя, изменяться пришлось ему.
