– Аз есмь маленько! – важно подтвердил богатырь. – Я не только сущий, правда, я еще и едящий, и пьющий – если поднесут в меру.
Светает в пустыне быстро, и теперь Жихарь смог как следует разглядеть ночного супостата.
Супостат был много постарше богатыря, в его красивой черной бороде густо переливалась седина. И в плечах он был пошире, и ростом повыше – как только Жихарь с ним управился? Он помог Иакову встать. Тот, прихрамывая, сделал несколько шагов.
– Эх, дядя, дядя, – укоризненно сказал богатырь. – Покалечил я тебе ножку–то. А вольно ж тебе задирать кого ни попадя! И ведь не юнец, поди, семья небось есть?
Семья у Иакова оказалась такая, что Жихарь присвистнул. Человек сто, не меньше, мужчин, женщин и детей повылазили из драных шатров, раскинутых вокруг костра. Это не считая многочисленных овец и верблюдов. Верблюды ревели, женщины тоже. Видимо, не чаяли больше увидеть Иакова живым.
– Крепко живешь, – только и сказал Жихарь. – А кто над тобой княжит, кто защищает, кому дань платишь?
– Никто надо мной не князь, – гордо сказал Иаков. – А защита моя – Господь мой!
С этими словами он распластался перед Жихарем. Богатырь смутно почувствовал, что его тут принимают за кого–то другого. Ну да это неплохо.
– Простри руку свою над домом моим! – потребовал Иаков.
– Чего с рукой сделать? – не понял богатырь.
Иаков досадливо крякнул, встал и показал бестолковому гостю, как надлежит простирать руку.
– Благослови… – снова заныл он. Жихарь понял – пока тут всех как следует не благословишь, жрать не дадут. Поэтому он безропотно вытянул вперед обе руки и терпеливо ждал, пока Иаков подведет под Жихарево благословение весь свой многочисленный род.
– Се – старшая моя жена Лия… Лия была такая страшная, что богатырь расхотел жениться когда–нибудь вовсе, даже на княжне Карине.
– Се сыновья от нее – Рувим, Симеон, Левий, Иуда, Иссахар и Завулон…
– Здоровенные у тебя сыновья, – сказал Жихарь. – Они и без благословения небось голодными спать не лягут – из зубов у кого–нибудь выхватят.
– Се – любимая моя жена Рахиль… Рахиль несколько примирила богатыря с женским родом и очень выразительно глянула из–под платка.
– Иосиф и Вениамин, Дан и Неффалим, Гад и Асир… Ну, последние четверо, правда, от рабынь.
Жихарь рабства не любил и нахмурился.
– Ну, это у меня не совсем рабы и рабыни, не как у фараона. Просто прибьется человек к моему дому – как откажешь? И равных прав с домочадцами ему тоже не полагается…
Иаков долго водил гостя вдоль шатров, потом среди стада. Наконец был благословлен последний осел. Только тогда патриарх повел богатыря в свой шатер, где на ковре уже дымились многочисленные блюда.
Жихарь ел, ел, ел, пока не уснул тут же, на ковре. Как с него снимали сапоги и укладывали – он уже не слышал.
Во сне ему привиделась лестница от земли до неба, и не какая–нибудь там приставная, нет – основательные каменные ступени. По лестнице, вздыхая и вытирая мокрый лоб, поднимался Иаков. А сам Жихарь стоял наверху и обещал гостеприимному хозяину с три короба – и того, и сего, и пятого, и десятого. Обещал силу, могущество, долголетие, удачу… Во сне, известное дело, язык без костей, и за подобные обещания человек отвечать ну никак не может. Иаков же всему верил и кланялся болтуну на каждой ступени. «Хватит врать человеку», – подумал Жихарь и проснулся.
Все семейство Иаковлево сидело у входа в шатер и молча, с великим почтением
наблюдало, как богатырь открывает глаза, как потягивается с хрустом…
Жихарю сделалось неловко – особенно после того, как потянула его природа куда–нибудь в сторону, в кустики…
– Э! – хлопнул он себя по лбу. – Да ведь у меня еще собаки не благословлены!
Он вскочил, промчался мимо, на ходу желая всем доброго утречка, – и прямиком бросился в кусты, где, по его мнению, и находились неблагословленные собаки.
Потом ему поднесли умыться – две пригоршни воды в глиняной миске.
– Ручей пересох, – объяснил Иаков. – Теперь придется сняться и следовать дальше, искать воду…
– Не придется, – объявил Жихарь. Ему и в самом деле хотелось еще денек поваляться на коврах под опахалами, отдохнуть и отъесться как следует. – Я мастер воду добывать…
Он снял с шеи наговоренный платок, наполнил огражденное камнями малое озерцо источника, потом велел подходить с бурдюками и кувшинами.
– Если бы у меня был такой платок, – вздохнул Иаков, – я бы сидел себе спокойно на верблюжьей дороге и собирал серебряные сикли…
– Я бы тоже сидел, – заверил его Жихарь. – Да времени нету. Нужно мне поспешать в город Вавилон…
– Ой–ой, – сказал Иаков. – Лучше бы тебе, господин, обойти тот город стороной: нечестивы жрецы вавилонские и гордыни преисполнены. Всякого путника хватает конная стража, ставит ему рабское клеймо и отправляет строить дерзновенную башню. Построим, говорят, башню от земли до неба и сделаемся как боги… Еле ноги унесли мы из того Вавилона.
– Я им настрою, – пообещал Жихарь. – Век моей работы не забудут…
– А все же обойди его, и благо тебе будет, и долголетен будешь…
– Не могу, – сказал Жихарь. – Пославший меня видит дальше меня. Кроме того,
и слово богатырское дадено…
Тем временем в жертву гостеприимству Иаковлеву принесли еще двух баранов. Жены и рабыни хозяина ухитрялись из одного и того же мяса приготовить два десятка не похожих друг на друга блюд. Были еще незнакомые сладкие плоды и напиток сикера, мерзкий как по названию, так и по вкусу. Больше всего он напоминал прокисшее пиво, но в голову ударял надлежащим порядком.
Дождавшись, покуда гость насытится, Иаков начал рассказывать свою печальную
историю о том, как некогда встретил у колодца маленькую Рахиль и сразу
влюбился в нее, и нанялся к отцу Рахили, хитрющему своему дядюшке Лавану в
работники, и волохал, как на каторге фараоновой, семь годочков, после чего
ему привели страшноватую Лию и не велели жаловаться, поскольку старшую
сестру выдают замуж вперед младшей.
Жихарь сочувственно кивал. Он сам–то в батраках вроде и недолго проходил, а
показалось за десятилетие.
Следующие семь лет бедолага Иаков отрабатывал уже непосредственно за Рахиль, но подлецу дядюшке и этого показалось мало и работника терять не хотелось. К четырнадцати годам трудов праведных прибавились еще шесть – уже за приданое. Потом могучее терпение Иакова иссякло, и он бежал с женами, с добром и домашними богами…
– Правильно сделал, – сказал Жихарь. – Зря только двадцать лет ждал. Я бы сразу девку в охапку – и ходу…
– Так для чего же ты, господин, тогда мне этого не сказал? – простонал Иаков. – Сделал бы мне откровение во сне…
Не стал уж богатырь говорить вечному трудяге, что двадцать лет назад ходил под стол пешком и никому ничего доброго посоветовать не мог. Но всю эту историю он уже когда–то слышал…
Точно: во время гостевания у племени адамычей царь Соломон излагал свое бесконечное родословие, и в предках у него как раз этот самый Иаков и значился… И не одни труды за ним числились, были и неблаговидные, даже по Жихареву нестрогому разумению, поступки…
– Какое тебе откровение, дядя, – сказал Жихарь, – когда ты родного брата обманул, дурниной его воспользовавшись? За чечевицу первородство купил? Эх, был бы у меня родной братец – я бы его почитал, берег от беды…
Иаков поперхнулся сладким плодом и, кашляя, повалился на колени.
– И батюшку слепошарого обманул, – продолжал богатырь свои обличения: приятно ведь и лестно молодому парню поучать и стыдить матерого мужика. – Вытянул из старика братнино благословение… Вот хлюзда на правду и вывела, нашелся и на тебя хитромудрый Лаван…
– Все так, господин, истину вещаешь, – бормотал Иаков, не поднимая головы от стыда.
– Ладно, – заключил Жихарь. – Дело прошлое. Грех да беда на кого не живет…
– Один ты без греха! – возрыдал Иаков.
– Один я, – охотно согласился богатырь. – Разве что когда выпить лишнего могу, а так – ни–ни…
Бедный Иаков в своем раскаянии дошел до того, что полез в самый дальний сундук и достал оттуда запечатанный глиняный сосуд, в котором плескалась не поганая сикера, а настоящее крепкое и душистое вино.
– Тако праведные поступают! – похвалил его Жихарь. – За это сделаю тебе некоторое пророчество: будет у тебя в потомках могучий и премудрый царь. Правда, тоже хитрован добрый…
Жихарь вспомнил, как они с Яр–Туром, состязаясь в силе, таскали на плечах царя Соломона туда–сюда по дороге, и захохотал.
– Строг ты, господин, но и милостив, – заметил Иаков.
– Я отходчивый, – сказал богатырь. – А теперь растолкуй–ка мне, дядя, как добраться до Вавилона побыстрее?
