к тебе и не притрагивается, сочинив убедительную отмазку, а потенциальный любовник не спешит воспользоваться твоей беспомощностью…
— Не хочу спать, — говорю я Тельману. — А ты?
— Тоже. Чем займёмся? Обсудим ещё парочку важных политических дел?
— Дела можно обсудить с утра. Расскажи мне что-нибудь о себе. О своём детстве.
— Это неинтересно, — вроде бы Тельман морщится. — Иногда, когда я вспоминаю всё то, что было, мне начинает казаться, будто вместо меня действовал какой-то другой человек. Не я. Лучше расскажи ты. О Травестине. О своём прошлом, о семье. Я так мало о тебе знаю. Я хочу узнать тебя лучше.
— Обязательно расскажу, — неожиданно для себя самой говорю я. — Однажды я обязательно всё тебе расскажу, но не прямо сейчас. Знаешь… Давай лучше сыграем во что-нибудь?
— Сыграем? Во что? — судя по всему, Тельман уверен, что он ослышался.
— Здесь есть какие-нибудь игры? Вообще в Криафаре?
— Игрушки?
— Нет, игры, ну… как бы тебе объяснить… Средства для досуга? Ладно, милостивая Шиару, проще показать и научить, чем объяснять.
Тельман не понимает моих разъяснений, спустя шаг я бросаю это бестолковое занятие, поднимаюсь, трясу фонарь из горючего сланца, нахожу бумагу и перья и трачу как минимум шага три, чтобы поведать Тельману правила.
— Как называется эта забава? — мой Вират смотрит на меня с настороженным сочувствием здорового человека, впервые посетившего психдиспансер. — Крестики… Нолики?!
— Да. Начнём с чего-нибудь простого. Потом научу тебя играть в морской бой.
— Но в Травестине нет моря!
— Это игра из Силая. Да какая разница?!
— А на что мы будем играть? — м-да, с детскими играми Тельман не знаком, зато прекрасно ориентируется в азартных. — Чтобы было не так уж по-детски.
— На… — я теряюсь и сначала просто собираюсь ответить, что ни на что, но потом мне приходит в голову абсурднейшая идея. — На раздевание. Это будет самая взрослая игра из возможных, мой Вират.
Разумеется, настоящей Крейне не привиделось бы чего-то подобного даже в самом страшном сне, но у Кнары Вертинской была бурная юность и самый разнообразный жизненный опыт. Правда, не припомню, чтобы когда-нибудь я чувствовала себя так… Так, словно я стою на пороге бесконечного, до горизонта и дальше, золотистого бездонного чуда.
Чувство, которое дарил мне бестолковый Вират Тельман.
Я рассказала ему основные правила, вот только приберегла для себя маленький секрет успеха: следует ставить крестики или нолики лишь в определённые квадратики, и тогда результат боя всегда будет под контролем: либо выигрыш, либо ничья.
— Так нечестно! — после двенадцатой игры Тельман остался без рубашки и носков, точнее — довольно забавных мужских чулок. Мы договорились снимать по одной вещи за четыре проигранных партии. — Ты жульничаешь!
— Напрягите извилины, Ваше Величество, — ехидно ответила я. Вират наготы, конечно же, не стеснялся, но проигрывать не любил. А мне нравилось на него смотреть, и вот так — без одежды, на него, светлокожего, казавшегося сейчас более атлетичным, нежели худощавым. Ещё через шесть партий Тельман оскорбленно завернулся в одеяло и потребовал морского боя. В правилах он разобрался довольно быстро и в первом же бою обыграл меня всухую.
— Твоя очередь, моя Вирата.
А я вдруг поняла, что одежды на мне почти и нет. Длинная мягкая ночная рубашка, которую при всём желании нельзя разделить на элементы, нижнее бельё представлено тонкими невесомыми трусиками и — всё. Ни короны, ни носков.
А кто виноват? Сама виновата, надо было предварительно нацепить на себя местный аналог противосолнечной паранджи, слоёв этак тридцать, и снимать с лукавой улыбкой слой за слоем, один за другим.
— Ты выиграл, — говорю я Тельману. — Жаль, что у Криафара нет собственного флота. Предлагаю поспать ещё. Глаза стали слипаться.
— Я выиграл, а ты проиграла. Не нарушай договорённости, дорогая.
Он смотрит на меня, не отрываясь, а в комнате постепенно светлеет. Утро.
Я медленно стягиваю через голову ночную рубашку. Договорённости — это святое, мой Вират.
Глава 55. Часть 2.
В дверь даже не стучатся — тихонько, едва слышно скребутся. Ночную рубашку, тем более — платье натягивать долго, а я не хочу, чтобы Тельман просыпался раньше времени, так что просто заворачиваюсь в одно из одеял, точнее, покрывал, горкой лежащих на полу, и бегу к двери.
Выхожу в коридор: Жиэль выученно не реагирует на мой не очень-то приличный и совсем не королевский вид, гордо демонстрирует нечто увесистое, накрытое тёмной холщовой тканью.
— Давайте я отнесу, госпожа…. Тяжелый!
— Ничего, Жиэль, не такой уж и тяжелый. Тут недалеко. Спасибо, — мне очень хочется отодвинуть ткань и заглянуть внутрь, но это можно сделать и по другую сторону дверей.
— Вам бы одеться, Вирата… — круглые щёки пухленькой служанки всё-таки краснеют. — Мало ли…
Я собираюсь ответить, но не успеваю. В коридоре появляется Рем-Таль — собранный, сдержанный, совершенно такой, как всегда.
…Совершенно не такой, каким он был прошлым вечером — если этот вечер мне не пригрезился и не приснился, разумеется.
— Доброго утра, Вирата.
Жиэль испаряется, как капля воды, а я бы тоже рада испариться, но продолжаю стоять, а одеяло предательски сползает, оголяя плечи и так и норовя оголить грудь.
— Доброе утро, Рем-Таль.
— Рад, что у вас всё хорошо, — внезапно говорит он, а я набираю воздуха — и набираюсь решительности:
— Не то что бы всё, но… Что со мной вчера было?
Страж — или уже бывший страж, кто знает, насколько быстро подписывает указы Вират Фортидер — с самым недоумевающим видом приподнимает брови:
— Что вы имеете в виду, Вирата?
— После Совета. Что мы делали после Совета?
— Мы пообщались о делах Криафара, вы устали, и я проводил Вас в спальню. Вашу спальню с Виратом Тельманом.
Всё-таки что-то такое мелькает в его невозмутимом лице, и я уже не спрашиваю — прошу:
— Скажи мне.
— Вам не о чем беспокоиться, Вирата, — спокойно отвечает он. — Впрочем, похоже, с вами действительно всё в порядке. Я рад.
А у меня внутри остаётся привкус горечи. Лёгкий, едва ощутимый, непонятный
