Казалось, что через поцелуй он собирается лишить ее кислорода.
Чем больше Мари пыталась сопротивляться, тем крепче становился захват руками ее тела, а поцелуй становился глубже. Даниэль был настолько возбужден, что мог легко потерять контроль над собой и своими действиями.
Мари впервые почувствовала, что не может активно противодействовать его реакции на себя, у нее похолодели не только руки, но и сердце. И тогда она просто прокусила Даниэлю нижнюю губу, от чего он прервал поцелуй, тяжело, прерывисто дыша, облизнул кровь на губе, улыбнулся и прошептал ей на ухо: «Наступит день, и ты станешь моей. Я подожду».
Мари дала ему пощечину и отвернулась к окну. Её губы полыхали от поцелуя этого мужчины, на душе было противно, как никогда.
— Когда ты в гневе, ты очень сексуальна. Не злись, меня это возбуждает так, что я могу не сдержаться и тогда…
Но он не договорил, его прервала Мари: «И тогда я убью себя. Мне нечего терять в этой жизни».
В дом Мари вошла первая, охранник занес ей в комнату чемодан, и она больше до утра не спускалась вниз.
Даниэль налил себе вина и некоторое время расхаживал перед камином, размышляя над словами девушки, облизывая рану на своей губе.
«Страстная малышка», — подумал он и как-то хищно улыбнулся.
Утром Мари, не завтракая, ухала на мотоцикле на работу. Когда припарковалась, обнаружила в бардачке пластиковый одноразовый контейнер с завтраком, любезно приготовленным Томасом.
«Какой он добрый и внимательный человек, я буду за ним скучать», — подумала она, взяла завтрак и вошла в больницу.
Так пролетела неделя. Мари работала, тренировалась, с Пирром обменивались информацией и инструкциями от шефа операции. Она высказала свои предположения, что в течение месяца, максимум полутора, ситуация с Миллером выйдет на финишную прямую. В принципе, такие же прогнозы давал и Интерпол, основываясь на полученной спецслужбами оперативной информации.
На одной из тренировок девушка сообщила Пирру, что во время их совместного ужина с Даниэлем Миллером, последний разговаривал по телефону с мужчиной на французском языке, будучи уверенным, что Мари не знает этого языка, и из разговора следовало, что у Даниэля свой человек в Правительстве, в ведении которого находятся вооруженные силы и административный аппарат страны, и похоже, что он из кабинета Премьер-министра.
Речь шла о каких-то уже подписанных документах по вопросу поставки оружия, причем на баснословную сумму. Миллер был удовлетворен подписанием этих бумаг и говорил о конкретной дате или встречи, или поставки, из разговора это не совсем было понятно.
Пирр, в свою очередь, дал понять, что с подачи Доминика Моро, администрация Президентом республики начала активно сотрудничать с Интерполом, поскольку вопрос касался не только чистоты рядов окружения главы государства, но и внешней политики страны.
В это самое время тучи над Даниэлем Миллером сгущались. В его криминальном бизнесе появился предатель, который активно сливал кому-то информацию, из — за чего к нему весьма некстати возник нездоровый интерес правоохранительных органов. Но отдать должное, он сохранял спокойствие, как это свойственно прагматичному человеку.
Единственное, что его выводило из себя, так это то, что Мари затаила на него злобу за произошедшее в машине, и как он для себя решил, специально уже дважды встречалась за ужином с Домиником Моро.
Один из его источников сообщил, что Моро решительно настроен завоевать Мари Росси, активно интересуется ее предпочтениями и вкусами.
Относительно девушки сказали, что она достаточно спокойно принимает его внимание, инициативы не проявляет, но и не отталкивает, ведет себя как истинная леди.
Доминик Моро продолжал через службу охраны и безопасности главы государства устанавливать коррупционные связи Миллера с должностными лицами не только госдепартаментов, но и Правительства. Помимо этого он усилил наблюдение за Мари, опасаясь, что Миллер ее снова похитит или убьет.
И он был не так далек от истины, поскольку Даниэль Миллер уже продумывал план уехать с Мари в Италию на случай, если во Франции кто-то ему начнет мешать.
Вообще-то события развивались таким образом, что напряжение перед предстоящей развязкой чувствовали все: Мари, которая понимала, что Даниэль ею одержим и попытается сделать своей, а если не получится или заподозрит в измене, то убить; Доминик Моро, который уже получил часть отчета о выявленных коррупционных составляющих не только в Правительстве, но и в администрации главы республики, о чем был проинформирован лично Президент; Норвуд Браун, руководивший операцией, проводимой Интерполом, в полной мере отдающий отчет, что на линии огня осталась Мари Росси, которая не только организовала поступление нужной информации о связях Даниэля Миллера с госструктурами, но и о его сделках, поскольку ей даже удалось получить копии его соответствующих записей, но сама девушка остается уязвимой, хоть за ней и установлен усиленный контроль спецслужб, и с некоторых пор она готова в любую минуту встретиться со своим убийцей.
Но были еще и те, кто не владея объективной информацией обо всем, что происходит и чем занимается Мари, каждый день ощущали приближение чего-то нехорошего и от этого не находили себе места.
Мартин Гарсиа, который за столько лет дружбы и любви к Мари Росси научился ее чувствовать душой на любом расстоянии благодаря прочной ментальной связи, возникшей между ними, не мог унять возникшую в сердце тревогу. Он постоянно мысленно «держал» Мари около себя в надежде согреть ее своим душевным теплом, защитить, приласкать и успокоить, вселить в нее уверенность.
Мартин ждал свою девочку, он в нее верил, но не переставал волноваться, сердце просто ходило ходуном. На работе все понимали, почему доктор ни с кем не общается, кроме своих маленьких пациентов и их родителей, сразу после работы уезжает, немногословен.
Он чаще стал бывать в квартире Мари, ставил послушать ее любимые пластинки с джазом. На одной он нашел стикер с ее запиской: «Я знаю, что прошло много времени. Не скучай. Послушай эту музыку».
Вот и сейчас, вечером, не включая свет, он сидел на ее кровати, обняв большого медведя — любимую игрушку Мари, было ощущение, что они никогда не увидятся.
Утром Мартин сел за руль и поехал к Джиму.
— Привет, дружище. Неспокойно мне как-то, Джим, вот и приехал к тебе. Ты же не против? Вот уже скоро 11 лет как тебя не стало, а такое чувство, что только вчера виделись. Наша с тобой Мари все еще во Франции. Но мне так тревожно, боюсь, что ее могут разоблачить, прямо предчувствие какое-то. Она конечно у нас боевая, но такая маленькая девочка. Откуда у нее только силы на всю борьбу? Наверное, это ты ей помогаешь. Это
