- Прости. С речью я еще кое-как справляюсь, но контролировать громкость собственных мыслей пока не научился.
Дайала медленно села.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Джастин.
- Очень устала. С маленькими деревьями работать трудно, а я обещала сделать несколько шкатулок.
Дайала еще протирала глаза, когда Джастин поставил на стол блюдо с сыром, хлебом и ябрушами и зажег огнивом маленькую лампу.
- Спасибо, - подавив зевок, пробормотала Дайала.
- Можно узнать, что именно ты сегодня делала?
- Я успела закончить только одну коробочку. Она там, на столе. Получилось не очень хорошо, и все из-за спешки, - она пригубила соку и осведомилась: - Как тебе Юал?
- Он встретил меня весьма радушно. Мне придется еще не раз наведаться в его кузницу. Работа с металлом - дело нескорое, особенно если ты давно не практиковался.
- То же самое можно сказать и обо мне. Работы по горло, и быстро ее не сделать.
- А можно мне взглянуть на твою шкатулочку? - спросил Джастин.
- Взгляни, только помни, что это не самое удачное изделие.
Подойдя к столику, инженер взял в руки овальную шкатулку из гладко отполированного светлого дерева с ярко выраженной волокнистой структурой. Крышечка отходила без малейшей натуги. Никаких следов соединений - ни на клею, ни на штырях, ни на чем ином - не наблюдалось, словно все изделие представляло собой цельный кусок дерева.
- Очень красиво, - искренне промолвил Джастин, поставив шкатулку на место.
- Прошу тебя... Это далеко не лучшее изделие.
- Если так, то твои лучшие изделия должны быть как... как... - он так и не нашел нужного слова.
- Ты слишком добр.
- Ничего подобного. Нечасто увидишь столь искусную работу.
Они ужинали в молчании, подавляя зевоту.
- Мы оба утомились, - промолвила Дайала, отодвигая кружку в сторону.
- Да, денек выдался трудный, - согласился Джастин, отстранено пытаясь сообразить, как же можно изготовить такую прекрасную шкатулку без каких-либо инструментов. Во всяком случае, усталость Дайалы свидетельствовала о том, что эта работа не из легких.
Они встали и, пошатываясь, побрели к своим кроватям.
- Доброй ночи.
Джастин попытался понять, кто - он или Дайала - произнес эти слова, но так и не успел. Его сморил сон.
82
- Ты должен учиться наблюдая... и слушая, - сказала Дайала, крепко сжав пальцы вокруг руки Джастина. - Он почти такой же древний, как некоторые из старейших, и его песни многому учат.
- Юные влюбленные... Вижу, вы укрылись там, на скамье.
Голос показался Джастину молодым и сильным, да и сам мужчина с серебряными волосами, сидевший с гитарой в руках возле бившего ниоткуда маленького фонтана, выглядел не старше самого инженера.
Джастин осторожно потянулся к нему чувствами, покосившись при этом на Дайалу. Та ответила ему импульсом сдержанного одобрения.
- Радуйтесь своей юности, - продолжал человек с гитарой. - Я тоже был молодым... когда-то.
Смех музыканта звучал тепло и дружелюбно, а чувства Джастина отметили наличие гармонии, содержавшей, однако, намек... на нечто иное, связанное внутри.
Потом пальцы музыканта пробежали по струнам, и Дайала вновь чуть сжала руку Джастина. Сидя на скамье, выращенной из гладкого лоркена, инженер приготовился слушать. Золотистые звуки слетели со струн и воспарили в сумерках, неся тепло и прохладу, покой и восторг, радость и печаль. Дайала и Джастин сидели рука в руке с глазами, полными слез.
...На побережье восточном, где пены белые клочья,
Прислушайся к песне ветра, к земле опустив очи.
Солнечный свет ясный любит ветер восточный,
А западному милее тьма и прохлада ночи,
А северный ветер студеный веет один где-то,
А я, тобою плененный, дневного боюсь света.
Сердце мое похищено тобою в ночи ненастной,
И огни, тобою зажженные, дольше солнца не гаснут...
...Дольше солнца не гаснут, там где пены белые клочья,
Так послушай же песню ветра, к земле опустив очи...
Пусть, как прежде, не угасают
До рассвета твои костры,
Но уж смерть меня поджидает
На холодной вершине горы,
Ибо ветер стальной ярится
И доносит правду о том,
Чего не могу я добиться
Могучим своим клинком.
...Чего не могу добиться, там где пены белые клочья,
Так послушай же песню ветра, к земле потупя очи!
Ибо эта правда печальна
То, что было сказано мною,
И к любви твоей изначально
Я стремился всею душою;
Хоть с тобой мое сердце терзалось,
И пусть ссорились мы немало,
Но едва ты со мной рассталась,
Жизнь моя никчемною стала.
Да, совсем никчемною стала, там где пены белые клочья!
Так послушай же песню ветра, опустивши к земле очи!
Да, послушай же песню ветра, опустивши к земле очи...
Джастин понурился, в уголках его глаз стояли слезы. Золотистые ноты песни были напоены светлой, но безысходной печалью.
- Возможно, я исполнил ее не совсем правильно, но все это было так давно, - грустно произнес певец.
Дайала тихонько прокашлялась.
- Но ты немного напоминаешь мне ее, юная красавица... Совсем немного. Как тебя зовут?
- Дайала.
- Прелестное имя.
Певец перевел взгляд зеленых глаз на Джастина, и голос его зазвучал холоднее:
- Помни все, что услышал здесь, когда будешь покидать Наклос. Уходить тяжело, но оставаться - еще тяжелее. Мне это ведомо. Я испытал и то и другое.
- Кто ты? Я чувствую, что должен это узнать, - промолвил Джастин, растерянно поводя плечами. - У меня такое впечатление, будто я стою у обрыва и мне не за что ухватиться.
- Имена бренны и не имеют особого значения, особенно по прошествии столь долгого времени. Некогда меня звали Верлинном, и у меня были дети, отозвался музыкант, поднимая гитару. - Покидать их было трудно. Все решили, что я погиб в странствиях. Так было лучше. По крайней мере, для них.
Дайала кивнула.
- А эту песню ты помнишь? - спросил Верлинн, и длинные пальцы нежно пробежали по струнам.
Ты не проси, чтоб я запел,
Чтоб колокольчик прозвенел!
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все - один ответ!
Ничто и все - один ответ!
Любовь сияла белизной
Голубки белокрылой,
Но так прекрасен был другой,
Кто разлучил нас с милой.
Нет, не проси о том пропеть,
Не может голос мой звенеть.
Ведь счастья нет - и солнца нет...
Ничто и все - один ответ!
Ничто и все - один ответ!
И ночь окутала мой взор,
Черна, как туча грозовая,
Где ярко молния сверкает
И освещает лжи позор.
Так не проси, чтоб я пропел,
Чтоб колокольчик прозвенел.
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все - один ответ!
Ничто и все - один ответ!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});