— Мне кажется, я влюбилась, — призналась она, и, клянусь вам, на секунду мое сердце перестало биться.
— Я тоже, — выпалил я.
РАССМОТРИМ ПРИМЕР 1: Давайте на минутку остановимся и поговорим о степных мышах. Они являются всего лишь крошечной частью огромного животного мира, где развита моногамия. Самец с самкой спариваются двадцать четыре часа, а после спаривания живут вместе до конца жизни. Однако горную мышь — ближайшую родственницу степной, их генетическое сходство достигает 99 %, — интересует лишь «трах-бах и в дамки, спасибо, мадам», связь на одну ночь. Как подобное возможно? В период спаривания степных мышей в их мозг поступают гормоны окситоцин и адиуретин. Если эти гормоны блокировать, степные мыши, вполне вероятно, будут вести себя так, как эти распутные горные мыши. Но что еще интереснее, если степным мышам ввести эти гормоны, а потом изолировать от партнеров, они все равно останутся рабски преданными своим будущим партнерам. Другими словами: степную мышь можно заставить влюбиться.
Хотя, с другой стороны, такое утверждение ложно. Нельзя ввести эти же гормоны горной мыши и заставить ее томиться от любви. У них в мозгу просто отсутствуют необходимые рецепторы. Тем не менее во время спаривания в мозг поступает допамин — гормональный эквивалент «мужчины, которому хорошо». Но у них отсутствуют остальные два гормона, те самые, которые помогают связать экстаз с конкретным индивидуумом. Без сомнения, мыши с измененными генами, если лишить их рецепторов, на которые воздействуют окситоцин или адиуретин, не узнают своих бывших партнеров.
Я — степная мышь, запертая в теле горной. Если я думаю, что влюбился, то лишь потому, что пришел к этому выводу аналитически. (Учащенное сердцебиение? Есть. Ощущение уюта в ее компании? Есть). Это мне кажется наиболее приемлемым объяснением моих чувств, хотя я не могу понять разницу между романтическим увлечением и близкой дружбой. А в моем случае речь идет о чувствах к моему единственному другу.
Именно поэтому, когда Джесс призналась, что влюбилась, я ответил ей тем же.
От удивления у нее расширились глаза, а губы растянулись в улыбке.
— Боже мой, Джейкоб! — воскликнула она. — Мы можем устроить двойное свидание!
Вот тогда я и понял, что мы говорим о разных вещах.
— Я знаю, что ты любишь, когда мы занимаемся только вдвоем, но тебе знакомство с новыми людьми пойдет на пользу. А Марк искренне хочет с тобой познакомиться. Он подрабатывает лыжным инструктором в Стоу и предложил дать тебе бесплатный урок.
— Да я и кататься-то не умею.
Это один из признаков синдрома Аспергера: мы с трудом можем идти и одновременно жевать резинку. У меня постоянно путаются ноги, я спотыкаюсь о бордюр, а поэтому легко могу представить, как падаю с подъемника или кубарем качусь с горы.
— Я же буду там, чтобы прийти к тебе на помощь, — обещает Джесс.
Именно поэтому в следующее воскресенье Джесс повезла меня в Стоу и заставила натянуть взятые напрокат лыжи, ботинки и шлем. Мы поковыляли на улице и принялись ждать под вывеской лыжной школы. Наконец на горе заклубилось черное облако, и нас обдало цунами из мелкого снега.
— Привет, крошка! — сказал Марк, снимая шлем, чтобы иметь возможность обнять и поцеловать Джесс.
С одного взгляда было понятно, что Марк Макгуайр моя полная противоположность. Он в отличие от меня:
1. С хорошей координацией движений.
2. Красивый (я имею в виду, с точки зрения девушек).
3. Популярный.
4. Мускулистый.
5. Уверенный в себе.
Я понял также, что Марк Макгуайр, в отличие от меня, обладает одним недостатком:
1. Он не умен.
— Марк, познакомься, это мой друг Джейкоб.
Он наклонился к моему лицу и заорал:
— Привет, старина, рад знакомству!
Я прокричал в ответ:
— Я не глухой!
Он улыбнулся Джесс. У него великолепные белые зубы.
— Ты права, с ним весело.
Неужели Джесс говорила ему, что со мною весело? Это означает, что со мной она смеется, потому что я остроумный шутник или потому что я сам — предмет насмешек?
В этот момент я интуитивно возненавидел Марка, потому что его слова заставили меня усомниться в Джесс, а раньше я определенно знал, что мы с ней друзья.
— Как ты отнесешься к тому, чтобы начать со спуска для новичков? — спросил Марк и протянул лыжную палку, чтобы оттащить меня к бугельному подъемнику. — Вот так, — сказал он, показывая, как хвататься за движущуюся веревку.
Мне показалось, что я ухватился, но моя левая рука перепуталась с правой, в результате я отлетел назад и упал на маленького ребенка, стоявшего за мной. Парню на подъемнике пришлось его остановить, а Марк рывком поставил меня на ноги.
— Ты как, Джейкоб? — спросила Джесс, но Марк от нее отмахнулся.
— У него отлично получается, — заверил он. — Расслабься, Джейк. Я часто учу кататься умственно отсталых детей.
— Джейкоб аутист, — поправляет его Джесс, а я, забыв, что стою на лыжах, резко поворачиваюсь и снова валюсь на снег.
— Я не умственно отсталый! — выкрикиваю я, но данное утверждение не слишком убедительно, когда человек не может распутать собственные ноги.
Нужно отдать должное Марку Макгуайру: он научил меня стоять на лыжах, и я даже дважды спустился с горы для новичков. Один. Потом он спросил Джесс, не хочет ли она съехать с большой горы, пока я тренируюсь. Они уехали, оставив меня в компании семилетних детей в розовых лыжных комбинезонах.
РАССМОТРИМ ПРИМЕР 2: В ходе экспериментов ученые обнаружили, что, когда дело касается любви, в работу включается лишь крохотная часть мозга. Например, дружба задействует рецепторы по всей коре головного мозга, но с любовью это не срабатывает. Любовь активирует те части головного мозга, которые обычно ассоциируются с эмоциональными реакциями, такими как страх и гнев. Мозг влюбленного человека будет проявлять активность в области гипоталамуса, которая ассоциируется с инстинктом, и в прилежащем ядре — области, отвечающей за так называемый «центр удовольствия», который активизируется и при употреблении наркотиков. Итак, подведем итог: мозг влюбленного человека отличается от мозга человека, в котором кипят сильные чувства. Он похож на мозг человека, который нюхает кокаин.
В тот день в Стоу я дважды спустился с горы с помощью одного паренька, который учился кататься на сноуборде, а потом заковылял в сторону основного подъемника. Оперся о подставку, где народ ставит свои лыжи, пока попивает в закусочной горячий шоколад и перекусывает курочкой в панировке, и стал ждать Джесс.
Марк Макгуайр в строгом костюме. Под глазами у него круги, и мне становится даже жаль его, потому что, по всей видимости, ему тоже не хватает Джесс. Но тут я вспоминаю, как он ее бил.
— Назовите для протокола свое имя и фамилию, — требует прокурор.
— Марк Макгуайр.
— Где вы проживаете, мистер Макгуайр?
— Берлингтон, Грин-стрит, 44.
— Сколько вам лет?
— Двадцать пять, — отвечает он.
— Где вы работаете?
— Я студент последнего курса Вермонтского университета, подрабатываю лыжным инструктором в Стоу.
— Вы были знакомы с Джесс Огилви, мистер Макгуайр?
— Мы пять месяцев с ней встречались.
— Где вы были в воскресенье, десятого января две тысячи десятого года? — спрашивает Хелен Шарп.
— В Таунсенде, в пиццерии «Мамочкина пицца». У Джесс был урок с Джейкобом Хантом, а мне иногда хотелось присутствовать на этих уроках.
Это ложь. Ему просто не нравилось, что она проводит время со мной и не станет из-за него отменять наши встречи.
— Значит, вы знакомы с Джейкобом?
— Да.
— Сегодня вы видите его в зале суда?
Я опускаю глаза и неотрывно смотрю на стол, чтобы не чувствовать колючий взгляд Марка.
