в ладони как будто потяжелел и стал горячее, соглашаясь с клятвой. Мы застыли в неподвижности, я опустила глаза, потому что не могла выносить пристальный взгляд.
Мне никогда не дарили таких дорогих подарков, еще и усиленных магией. Это было и удивительно, и неудобно. Ведь принять его значит перевести наши странные отношения на другой уровень. По крайней мере, у меня в голове сидела такая установка, полученная еще в старом мире.
– Ты ставишь меня в неловкое положение, – я вздохнула, наблюдая, как мрачнеет дракон. – Он стоит баснословных денег, а я, опять же, тебе не жена и не родственница. И, несмотря на это, ты все равно…
Дарен закатил глаза с таким видом, будто на его плечах лежала вся тяжесть мироздания. Кажется, он по-настоящему обиделся. Пальцы на моей кисти сжались крепче, еще чуть-чуть, и пар из ноздрей повалит, как у Змея Горыныча.
– Ну что же ты такая сложная, а? Неловко на голове стоять, Танья. А принять подарок, сделанный от чистого сердца, очень даже ловко. Я же вижу, что хочется. Но если ты утверждаешь, что тебе он не нужен, можешь передать племянникам. И раз ты мне не жена и не родственница, считай, что ты… эээ… моя подруга.
Я наградила его полным скепсиса взором. Он в ответ невинно округлил глаза.
Подруга? Ага, верим-верим.
– Спасибо за подарок, “друг”, – проговорила, когда он убрал руку. Цепочка обвивала мое запястье золотой змейкой, словно подтверждая право владения. – Не принимай мои слова близко к сердцу, мне все равно приятно. Получить сокровище дракона – это честь для любого. А дети будут рады, что бриллиант, очищенный от проклятья, вернулся. Ты поэтому уехал?
– Мне нужно было посетить место, в котором когда-то жил мой предок. Чтобы убедиться, что проклятие снято, и попросить гномьих мастеров наложить дополнительные чары. Так что украшение напичкано ими до отказа. Храни его, Танюша. Теперь его невозможно украсть, только отдать добровольно. Даже если кто-то обманом сможет его выманить, бриллиант все равно вернется к своей хозяйке. Кстати, мой отец был очень рад, когда узнал, что камень нашелся.
Суровость покинула его лицо, вертикальная складка меж бровей разгладилась.
– Он не захотел оставить его у себя? – спросила я, поглаживая камень указательным пальцем, словно тот был домашним питомцем.
– О, – глаза Дарена насмешливо блеснули. – Когда он узнал, что я собираюсь с ним сделать, то проголосовал “за” всеми конечностями.
Каким-то слишком веселым и жизнерадостным теперь выглядел мой “друг”. Да он же смеется над моей растерянностью! И отца своего упоминает. Подозрительно!
Но хитрый Дарен уже перевел тему.
– А еще я отдал гномам на изучение кусочек твоего серебра.
– И что они сказали?
– Их впечатлила такая качественная работа. Гномы разгадали состав и пропорции, уж не знаю как, у них свои секреты. Могу тебя поздравить, теперь в горах будут выпускать высококачественное серебро новой пробы. А может… надо было продать состав? Может, я поторопился? – вдруг спохватился Дарен. – Получала бы деньги.
– Не я изобрела состав, не мне на нем и зарабатывать. Считай, что это мой подарок вашему миру.
Было приятно, что такие ярые мастера оценили наше земное серебро.
Внезапно Дарен спохватился:
– Час уже поздний. Надеюсь, у тебя найдется лишняя подушка и одеяло? – спросил и деловито огляделся. – А еще я не прочь искупаться с дороги. Встречу воришку благоухающим, как роза, если он заявится.
И, коварно усмехнувшись, уставился на меня в ожидании.
Каков дракон! Знает, что заставляет меня смущаться, и все равно продолжает.
– Скраб для пяточек нужен? – я подколола его с самым невинным видом. Смотреть, как розовеет кожа под щетиной было сплошным удовольствием. – А маска для волос на сметане, чтобы лучше расчесывались и были послушными?
Он закатил глаза и погрозил пальцем.
– И кто еще меня шутником называл? У тебя самой острый язычок, Танья. За словом в карман не полезешь.
Шутить сейчас, когда на город опустилась ночь, а в саду пиликают цикады, казалось немного нереальным, словно происходило не со мной. И хотелось растянуть беззаботные минуты, когда я могла побыть чуть-чуть ребенком.
– Если ты, и впрямь, настроен серьезно, тогда идем, – сказала я с легким сожалением. Сейчас вся легкость испарится, и реальность возьмет свое.
– Я что, похож на шутника?
Дарен взял меня за руку, заставив обернуться, и доверительно заглянул в глаза. Я не привыкла видеть у него такое выражение, потому что от наглости и напора защититься было легче. А против того, что я видела, оружия у меня не было.
– Ты зря подозреваешь меня в разных пакостях. Да, я не подарок, иногда могу показаться бесцеремонным или даже грубым, но я желаю тебе только добра, Танья. Уж не знаю, что у тебя случилось в той, прошлой жизни, но что-то подсказывает, что там ты не была счастлива.
Я только вздохнула в ответ. Тревожили его попытки сковырнуть защитный панцирь, которым я себя окружила. Мое внутреннее пугливое Я куталось в одеяло из страхов и вопило: “Не трогайте меня!”
Говорят, чтобы не разочаровываться, нечего и очаровываться. Так внезапно человекодракона стало слишком много в моей новой жизни, я к этому не готовилась и рассчитывала тихо-мирно существовать в новом мире, никого к себе не подпуская и не привлекая внимания.
– Однажды ты все мне расскажешь, – продолжал Дарен, поглаживая костяшки пальцев, и эти размеренные движения успокаивали. – Я с удовольствием послушаю про твой мир и твою жизнь, а сейчас не стану на тебя наседать.
– Хорошо… Спасибо, Дарен, – произнесла я хрипло, потому что голос не желал повиноваться. Слишком много эмоций испытала за сегодня.
– Кстати, про купание я тоже не шутил. Хочется поскорее смыть с себя дорожную пыль, – он красноречиво поскреб щеку.
На следующие полчаса Дарен закрылся в ванной. До слуха то и дело доносился громкий плеск. Что он там делал? Хвост чешуйчатый намывал?
Наконец, довольный и посвежевший, он покинул санузел. В темной щетине блестели капельки воды, от Дарена несло стойким ароматом розы – как и заказывал, не обессудьте. Дала ему самое ядреное мыло.
– Теперь ты пахнешь так, что любой вор будет наш дом за километр обходить, – я усмехнулась и забрала у него влажное полотенце, чтобы повесить на веревку.
– Ты восприняла мои слова слишком букваль…
Он прервался на полуслове, потому что на лестнице послышались шаги. Я