бы от внешних влияний. Действительность раздражала его, пугала, держала в постоянной тревоге…». Но жизнь на российских просторах действительно «держит в тревоге» и полна таких «внешних влияний», от которых нужна как можно более прочная оболочка. Примечательно, что сам Чехов «под давлением обстоятельств» вполне невинно применил к себе этот образ – уже после публикации рассказа: «Ноябрьские ветры дуют неистово, свистят, рвут крыши. Я сплю в шапочке, в туфлях, под двумя одеялами, с закрытыми ставнями – человек в футляре» (письмо к М. П. Чеховой, 19 ноября 1899 года).
О том, насколько «антифутлярные» настроения сильны в генотипе русской культуры, может свидетельствовать неисправимый романтик Марина Цветаева. В поэме «Крысолов» Цветаева чеканит такие названия для своего alter ego – музыканта, освободителя города, которому городские власти, словно в насмешку, предлагают в награду футляр для флейты:
…Чехолоненавистник
Он – и футлярокол.
Раз музыкант – так гол.
Чист. Для чего красе —
Щит? Гнойники скрывают!
Кто из всего и все
В мире – чехлы срывает! <…>
Не в ушеса, а в слух
Вам протрубят к обедне —
В день, когда сбросит дух
Тело: чехол последний. <…>
Что до футляра – в печь!
В этой цветаевской формуле художника и свободного духа: «чехолоненавистник и футлярокол» – как бы дан общий знаменатель всех антифутлярных настроений русской культуры: от «заголимся и обнажимся» мертвецов в «Бобке» Достоевского до ленинского яростного срывания всех и всяческих масок; от мягкой антимещанской грусти Чехова до видения восставших покойников, выходящих из гробов, у Н. Федорова и других космистов. Вся русская культура была одержима этим революционно-апокалиптическим, антибуржуазным и антикультурным комплексом сдирания чехлов.
Однако сырая натуральность, открытость, стихийность, эмоциональность, непосредственность, которую западные люди часто отмечают в россиянах по контрасту с собственной «завернутостью», при всех своих привлекательных чертах ведет не к устранению, а к уплотнению социальных покровов и фильтров. В «натуральном» обществе, открытом всем стихиям, в том числе телесным потокам и душевным излияниям, цивилизационные перегородки ужесточаются, деревенеют, превращаются в систему бюрократических препон, административных запретов, социальных и партийных каст, а в крайнем случае – и в колючую проволоку спецзон и концлагерей. И тогда – «как бы чего не вышло» – вся страна становится одним футляром, закрывается железным занавесом.
Облачение в эпоху пандемии. Жанр протектива
В эпоху пандемии по-новому перечитываются даже до скуки знакомые хрестоматийные тексты. Например, «Человек в футляре» – отталкивающий Беликов, у которого «наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой…». Темные очки, фуфайка, вата в ушах, пальто на вате, калоши и зонтик даже в хорошую погоду, и все вещи, включая часы и перочинный ножик, – в чехлах. Если добавить маску и резиновые перчатки, получится типичный представитель коронавирусной эпохи. Современный Беликов – герой самоизоляции, подающий пример гражданской ответственности. Он не вызывает ничего, кроме уважения, ибо, изолируя себя от мира, тем самым изолирует мир от себя. «Человек в футляре» теперь перечитывается как грустная и язвительная притча о человеке, которому вдруг открылась собственная беззащитность. Не есть ли «беликовщина», как ни прискорбно это осознавать, – естественная форма выживания и самосохранения человека в мире микроскопически малых носителей смерти?
Можно предвидеть, что со временем угрюмые маски и тупорылые респираторы сменятся разнофасонными личинами, которые приобретут множество знаковых функций: коммуникативных, профессиональных, коммерческих, даже эротических. Вряд ли цивилизация, вобравшая в себя новый протективный слой, совсем от него откажется, скорее творчески преобразит.
Странным образом меняется иерархия ценностей. В литературе традиционно выделялся жанр разоблачения – тайны, преступления. Жанр детектива был создан Эдгаром По всего сто восемьдесят лет назад, не так уж и давно по историческим меркам, но со временем стал одним из доминирующих в литературе, в кино, в компьютерных играх. Пара «преступник и сыщик» была глубоко значима для эпохи индивидуализма и рационализма, когда силы общества уходили на борьбу со злодеями, втайне подрывающими его устои. В эпоху пандемии на передний план выдвигается другой жанр, который можно назвать протектИвом. Если «детектив» происходит от лат. detegere – разоблачать, снимать покров, то «протектив» от противоположного по смыслу protegere – облачаться, закрываться, натягивать покров, заслоняться щитом. Как защититься от всеобъемлющей опасности, какую крепость построить, какую маску надеть? Если детектив – это расследование совершенного преступления, то протектив – это жанр предотвращения катастрофы, защиты от преступления, уже ставшего нормой, – опыт выживания на пределе. У этого жанра – почтенная история, гораздо более древняя, чем у детектива, и восходящая к Библии. Ноев ковчег, вообще мотив построения ковчега и спасения в нем – вот прообраз сверхфутляра и протективного жанра эпохи самоизоляции.
Протектив может быть экологическим, психологическим, бытовым, апокалиптическим. Там, где появляется защитная оболочка, покров, отчаянная надежда заслониться и укрепиться, заткнуть все прорехи, – там протектив. «Робинзон Крузо» Дефо, «Шинель» Гоголя, «Пещера» Замятина, «Защита Лужина» Набокова, «Цвет из иных миров» Лавкрафта, «Человек-ящик» Кобо Абэ – все это в разном смысле протективы. Защита от стихий, от стужи, от метеорита, от космоса, от агрессии, от революции, от утопии, от таинственных врагов и непостижимых опасностей, от внешнего мира как такового. Этот жанр, по сути, не менее захватывающий, чем детективный или приключенческий. Сумеет ли герой выстроить защиту, спрятаться в нору, забиться в щель? Огромную популярность приобретают фильмы-катастрофы и хорроры, такие как «Outbreak» («Эпидемия»), «Contagion» («Заражение»), «К озеру», «Doomsday» («Судный день»), «Die Wand» («Стена»), где именно поиск оболочки, укрытия, спасения составляет главный интерес.
Будущее цивилизации в результате коронавирусного испытания – это, скорее всего, дальнейшее умножение слоев и покровов, торжество футлярности. Такой императив, конечно, противоречит романтическим идеалам и утопиям всеоткрытости, полного обнажения, слияния тел и душ. Но ведь и по сути человек, как создатель и создание культуры, – это существо закрытое, Homo tegens, и в новейшую эпоху маска прирастает к его лицу, как вторая кожа.
✓ Вещь, Глубина, Дом, Пустота, Тело, Чистота
Образ
Образ – воспроизведение предмета, несущее черты сходства с ним; знак, являющий подобие своему означаемому. Образность – присущий искусству и литературе способ освоения и преобразования бытия. Образом также называют любое явление, творчески воссозданное в художественном произведении (особенно часто – действующее лицо).
Природа и структура образа
По Гегелю, образ стоит «посредине между непосредственной чувственностью и принадлежащей области идеального мыслью» и представляет в «одной и той же целостности как понятие предмета, так и его внешнее бытие»
