– Понимаю...
– Как все это произойдет? – Дексия облокотилась на зачехленную стойку бара.
– Не волнуйся. – Доктор Готье прижал кончики пальцев ко лбу. – Я только что обследовал ее. Она все еще слишком истощена для хирургического вмешательства. Правда, легкие чисты. Что касается рук, то тут мало что можно сделать. Ожоги очень сложные, отягощенные воздействием свечного воска и инфекции. Руки заживают, образуются рубцы, которые нельзя удалить. Идет процесс первичного натяжения тканей.
– И к чему же это может привести? Не потеряет ли она руки?
– Нет-нет. Но кончики пальцев могут остаться онемевшими, и у нее больше не будет отпечатков пальцев. В конечном итоге это может пойти нам на пользу.
Дексия кивнула.
– Но ты уверен, что она достаточно окрепла, чтобы перенести операцию такого рода?
– Гм-м-м... Физически, возможно, и нет, но морально она очень сильна. Особенно если учесть, что ей пришлось пережить. Я бы сказал, что она к этому готова.
Дексия нахмурилась.
– У нее хватило силы, чтобы вернуться буквально с того света, Эдмон. А небольшая пластическая операция... – Она умолкла, поняв, что слишком оптимистична.
– А у тебя уже есть для нее новые документы?
– Да-да, – поспешно ответила Дексия. – На имя Клео О'Куан, девушки того же возраста, которая умерла от тифа. Документы, спасибо нашим друзьям, безупречны. Теперь не хватает только ее фотографии.
Доктор прислонился к лестнице.
– Должен предупредить тебя, Дексия, что я решительно против увеличения груди. У нас нет необходимой ткани. Все мои материалы, вплоть до ниток для наложения швов, контролируются. Но переделать ей нос, изменить челюсти и щеки я смогу. Мы многому научились, работая с изуродованными лицами наших солдат.
– И это сделает ее неузнаваемой?
– Абсолютно. – Он уверенно улыбнулся. – Не поручусь, что она станет такой прекрасной, какой могла бы быть твоя кровная родственница, но я не волшебник.
Дексия опустила глаза.
– Благодарю тебя, Эдмон, – тихо сказала она.
Доктор взял ее руку, повернул и нежно поцеловал в ладонь. Этот жест, такой простой и одновременно теплый, шевельнул в ней прежние чувства.
– Не пойму, зачем ты так рискуешь, милая... Конечно, у тебя есть свои причины, – сказал он.
Когда они направились к двери, он взял ее под руку.
– А теперь пойдем, я быстренько покажу тебе, что надо делать.
На следующий день после встречи с доктором Готье давали «Мещанина во дворянстве» Мольера. В последнем акте героиня Дексии Соланж почти все время находилась на сцене. По ходу действия она прошла к рампе, чтобы произнести заключительный монолог. Оказавшись на краю сцены, Дексия схватилась за горло, откинула голову, глаза ее закатились – и она стала медленно оседать на пол. Пышная юбка смягчила ее падение. Дексия закрыла глаза и прислушалась. Зал замер не дыша. Она слышала бегущие шаги, слышала, как Раймон, помощник режиссера, сценическим шепотом просил опустить занавес.
Дексия лежала, закрыв глаза и раскинув руки, на холодном полу сцены, пока, как они и договорились, не подоспела Нанти и не начала отдавать приказы. Дексия почувствовала, как сильные руки подняли ее и понесли за кулисы. Раймон крикнул кому-то, чтобы вызвали «скорую помощь».
Как только двое актеров уложили ее на кушетку, Нанти распорядилась, чтобы все вышли. Через несколько секунд доктор Готье, который находился в зрительном зале, стучал в запертую дверь.
Нанти уже сняла с Дексии парик и расстегивала ей платье. Доктор Готье без слов подошел к стенному шкафу и помог Бронне выбраться оттуда.
Дексия вылезла из платья, и Нанти сразу же набросила его на Бронну. Оно висело на ее худых плечах и плоской груди, как драпировка. Потом на Бронну надели парик.
Все было ей велико, но это значения не имело.
Ее уложили на носилки и укрыли одеялами, а когда выносили через служебный вход, видны были лишь блестящие завитки парика на макушке. Внизу, в поджидающей машине «скорой помощи», уже сидели переодетые Дексия и Нанти.
В эту ночь, когда доктор Готье и его жена работали при свете свечей в операционной без окон на окраине Парижа, на свет родилась Клео О'Куан.
Лицо Клео заживало быстро. Но пока ей нельзя было появляться в номерах нижнего этажа, и Дексия беспощадно ее дрессировала.
– Нет, нет, только не так! – резко говорила Дексия. – Плечи прямо, подбородок вверх, подбери попку. Имей выдержку и сосчитай от одного до пяти. Раз, два, три, четыре, пять. Повернись – и...
– Дексия, пожалуйста, дай мне отдохнуть, – умаляла Клео, откидываясь на спинку кушетки в элегантно отделанной гостиной Дексии.
– Позволь мне отдохнуть, – поправила Дексия.
– Позволь мне отдохнуть!
– Да. У тебя хорошо получается, cherie. Еще несколько уроков – и ты будешь двигаться, как манекенщица Дома Вьонет. Только помни, что плечи надо держать прямо. Представляй, что к твоей макушке прикреплена струна, и она тянет тебя вверх... вверх. Подними подбородок, вытяни шею. От того, как ты себя подаешь, зависит, как тебя принимают.
– Я стараюсь, Дексия, – вздохнула Клео. – Я правда стараюсь.
Здесь, в комнатах на верхнем этаже отеля, она прошла огромный путь. Теперь она ничем не напоминала того разбитого, заросшего грязью, тридцатишестикилограммового ребенка, свалившегося от слабости у дверей отеля.
От прежней внешности мало что осталось. Овальное лицо стало более узким. Доктор сделал ей высокие, как у Дексии, скулы и слегка выступающую челюсть. При новой линии подбородка ее губы стали полнее, а фарфоровые коронки скрыли урон, нанесенный ее зубам за месяцы недоедания и чистки их корками хлеба.
Чудодейственные настои и мази Нанти придали волосам бледно-серебристый оттенок. Затем Нанти подстригла ее, превратив неухоженную, редеющую копну волос в гладкую шапочку в стиле «Жанна д'Арк» с прямой челкой до бровей, подчеркивающей светлые глаза.
Пока Клео выздоравливала, она целыми днями учила Нанти играть в шахматы. В свою очередь Нанти, которая до службы у Дексии была нянькой в английской семье в Нью-Дели, помогала ей правильно произносить английские слова, выученные в тюрьме. Уроки английского, даваемые индийской женщиной французской девушке, породили очень своеобразный акцент.
Часто, прерывая уроки, они начинали приводить в порядок старые спальни отеля. Клео не понимала, для чего предназначаются эти комнаты, пока однажды Нанти не вернулась домой с охапкой тяжелой ткани, которую она выменяла на одном из забытых складов на окраине города.
Клео, как обычно, лежала и читала.
– Нанти! – воскликнула она. – Какая красота. Это для чего?
Нанти бросила рулоны на стул и вздохнула с облегчением.
