Я механически совершала какие-то действия, но никак не могла вжиться в изменившуюся реальность вокруг себя: тупо замирала над водопроводными кранами, напрягалась, разбирая русскую речь, боялась переходить дорогу. На меня все время что-то давило — хотя разница между притяжением Земли и Демеры была не так уж значительна с точки зрения физики… Странное дело, меня здесь не было всего два с половиной месяца по земному счету, но кажется, что прошла целая вечность. И эта вечность навсегда изменила меня…
Особенно трудно было привыкнуть к одиночеству. Я просыпалась и окликала Чаню. Предвкушала встречу с друзьями. Подумывала, как все-таки заставить Дениса вернуться из неспокойных Диких Земель в столицу. Я по-прежнему носила на пальце кольцо Гюаны в память о нашем невероятном путешествии. А потом я вспоминала, что ничего этого больше нет. Что Денис и Нолколеда не просто уехали далеко-далеко — они остались в другом мире, куда я не знаю дороги. Им угрожает опасность, но я не могу им помочь — как не могу изменить трагический финал полюбившегося фильма.
Постепенно я обрастала потребностями, обязанностями, обещаниями… Позвонила Алла.
— Жанночка, ты же не обижаешься на меня? — прощебетала она. — За то, что я пропала? Понимаешь, подвернулся один знакомый — и мы с ним улетели на Канары. Представляешь? Это такая история… Приходи завтра к семи в «Идеальную чашку», поболтаем.
Как я и подозревала, мое отсутствие прошло для нее незамеченным. Я пообещала приехать — надо было начинать общаться с людьми, обзаводиться новыми друзьями, вспомнить старых. Может быть, это заново привяжет меня к моей прежней жизни?
В начале восьмого я вошла в «Идеальную чашку». Алла и Настя сидели в зале для курящих, обставившись пирожными и чашечками кофе. Завидев меня, Алла помахала рукой. На ней было короткое зеленое платье. Зеленое?! Какое кощунство! Я с трудом взяла себя в руки. Здесь же не Лаверэль, милочка. Выкиньте из головы этот вздор. Здесь свобода, каждый носит, что хочет.
Подруги оглядели меня с ног до головы.
— Жанка, сапоги — супер! — задохнулась Алла. — «Валентино», да?
— Классно выглядишь, — кивнула мне Настя, поправляя свои роскошные волосы. — Где загорала, признавайся?
— В солярии, — небрежно отмахнулась я. Боюсь, названия посещенных мною курортов им ничего бы не сказали…
Впрочем, Алла быстро утратила ко мне интерес. Ей надо было выговориться. Она взахлеб повествовала нам историю сумасшедшей любви с директором чего-то там, который ради нее готов бросить семью.
— Он умоляет меня подождать до лета. Пока дочка не закончит школу. Чтобы не травмировать девочку.
— Он тебе пудрит мозги, — со знанием дела возражала степенная Настя.
Я слушала этот треп, как будто сквозь пелену. Точно так же до меня доходили другие звуки в кофейне. От табачного дыма тяжело было дышать. Удивительно: никто не обращал на меня внимание. Я была просто одной из трех респектабельных подруг, собравшихся поболтать за чашечкой кофе в демократично-популярном месте. У меня, как у них, все в порядке. Сапоги — «Валентино», сумочка «Кельвин Кляйн», часики «Картье». И новый аромат от «Диора». Нет, разумеется, мужчины скользили по мне взглядом, но подойти познакомиться не решались. Но никто, никто не видел главного: я вернулась с войны.
Почему здесь все какое-то ненастоящее, как в дурном сне? Почему я себя чувствую куклой, сидящей в заученной позе, качающей головой в такт словам, но не понимающей их смысла? Может быть, просто надо устраивать свой быт согласно счету в банке? Долой всякие «Идеальные чашки», да здравствуют светские тусовки и закрытые клубы для избранных… Скучно? Но я же не пробовала. Зато я танцевала на балу в королевском дворце. Я сводила с ума самых блестящих столичных кавалеров. Со шпагой в руке я могла выстоять против лучших фехтовальщиков. Вместе с друзьями я целую страну спасла от нападения захватчиков. Вот это было настоящее… А деньги? Я не видела в них смысла. Ведь на них нельзя было купить обратный билет до Лаверэля.
— Ну, я, пожалуй, пойду, — объявила я подругам. — Здесь так накурено, что голова разболелась.
— Постой, — возмутилась Алла. — Ты же еще ничего нам не рассказала о себе. Как твоя работа в этом странном агентстве… Забыла, как называется. И как твой роман с этим парнем? Ты не беспокойся, я на машине, я тебя отвезу.
— Да нет, меня ждет водитель, — я кивнула за окно, где, прислонившись к машине, курил Паша.
— Ничего себе! — ахнула Алла. — А он действительно твой водитель? Хорошенький!
Невзирая на уговоры, я схватила кожаную куртку и выбежала на улицу. От дыма кружилась голова. Вот и шикарный лисий воротник пропах табаком, и волосы, наверное, тоже. А на улице удушливый дым валит из каждой машины, и каждый третий идет с сигаретой в руке. Мне казалось, я воочию вижу, как сажа черными хлопьями оседает внутри моих легких.
— Прекрати курить, — рявкнула я на Пашу — Лаверэль научил меня обращаться с обслуживающим персоналом.
— Да, Жанна Петровна, — бедняга послушно бросил окурок в лужу.
— Едем домой, — распорядилась я. — А завтра ты мне нужен к одиннадцати. Надо проверить, как движется ремонт.
Весенний город был грязен и хмур. К вечеру вдруг похолодало, и вместо дождя с неба полетели крупные хлопья снега. Они падали на автомобильное стекло, превращаясь под взмахами дворников в грязно-бурую массу. Как жаль, что в Лаверэле почти не бывает снега… Белоснежными сугробами он лежал бы на чистых крышах и мостовых Вэллайда. И снежинки танцевали бы в прозрачном воздухе, не отравленном выхлопными газами.
Дома было на редкость тихо. Мать с Юрасиком куда-то удалились, оставив полную раковину немытой посуды. Господи, скорей бы вселиться в новый дом и больше не видеть всего этого. В ожидании переезда я жила, что называется, на чемоданах: не покупала себе лишней одежды, пользовалась полуразбитой домашней утварью. Я еще не привыкла к большим деньгам и была бережлива. Выудив двумя пальцами грязную стопку, я тщательно вымыла ее. Открыла шкаф, достала полупустую бутылку дешевого коньяка. Если бы желание выпить возникло чуть раньше, я купила бы по дороге что-нибудь приличное, а так придется довольствоваться тем, что есть. Плеснув себе на два пальца коричневой, едко пахнущей жидкости, я медленно, зажмурившись, выпила. По грязному столу пробежал, шевеля усиками, жирный таракан. Вот они, будни рядовой миллионерши… Я налила еще коньяку.
Просто я вернулась с войны. У меня, если можно так выразиться, лаверэльский синдром. И поэтому я никак не могу вписаться в здешнюю жизнь. Я прохожу по ней бестелесным фантомом, а сама принадлежу другому измерению. Мне будут сниться сны про Лаверэль. Они будут настигать меня неожиданно, как Дениса — сны о том новогоднем штурме. Вечерами я буду пить «Хеннеси» и плакать пьяными слезами. И так будет длиться годами. В тот момент, когда мне наконец покажется, что моя жизнь налажена, острая тоска разобьет уверенность на тысячи частей. И снова встанет вопрос: а зачем это все?
