Просто я вернулась с войны. У меня, если можно так выразиться, лаверэльский синдром. И поэтому я никак не могу вписаться в здешнюю жизнь. Я прохожу по ней бестелесным фантомом, а сама принадлежу другому измерению. Мне будут сниться сны про Лаверэль. Они будут настигать меня неожиданно, как Дениса — сны о том новогоднем штурме. Вечерами я буду пить «Хеннеси» и плакать пьяными слезами. И так будет длиться годами. В тот момент, когда мне наконец покажется, что моя жизнь налажена, острая тоска разобьет уверенность на тысячи частей. И снова встанет вопрос: а зачем это все?
Нечего себя обманывать, я все равно никогда не привыкну. Фраматы заразили меня своей иррациональной страстью к Лаверэлю, и я полюбила этот прекрасный и опасный мир. Эта любовь измучает меня, иссушит в разлуке… Как если бы я жила в браке с нелюбимым мужчиной: вроде бы все благополучно внешне, но приходит особенно ясная лунная ночь, и память выворачивается наизнанку, обнажая старые раны…
Хлопнула входная дверь. Я быстро сполоснула стакан, убрала в шкаф коньяк. Мать прямо в плаще и в сапогах прошла на кухню, уселась к столу. Слезы черными реками стекали по щекам. Мать вдруг посмотрела на меня абсолютно трезвыми глазами.
— А меня Юрасик бросил, — сообщила она. — Ну и пусть. Козел он, Жанка. Эх, какие у меня мужики были… — всхлипнула она. — А это что? Ни-че-го.
Я вдруг пожалела мать. Не настолько, чтобы простить ту грязь, в которой проходила моя жизнь, но все-таки… Была ведь и у нее другая жизнь, в которую навсегда захлопнулись все двери… И мучается она, и пьет, и тоскует потому, что живет тем своим прошлым… Но чем я могу ей помочь? Купить шмоток, свозить в салоны красоты, найти, в конце концов, приличного кандидата в супруги? Но это не вернет ей ни молодости, ни моего отца, который, оказывается, бросил нас ради Лаверэля. И я могу его понять. Я тоже продала бы всех на свете, чтобы снова увидеть на небе две луны — зловещий Модит и светлую Матин.
Но в окно моей комнаты светил лишь тонкий месяц. Сегодня я снова рано легла спать. Сон незаметно сокращал время, отпущенное мне на Земле. Я не дорожила этим временем, как узник не дорожит годами, проведенными в тюрьме. А когда я уснула, то увидела очень знакомый сон…
Здесь невозможно было дышать. Казалось, все ветры смешались в клубок, превращая воздух в сумасшедшую скачку молекул. Колонны и крыша беседки из зеленого камня гудели, а сотни маленьких металлических подвесок слаженно бренчали, создавая ритмичную мелодию. Я дрожала от холода и пережитого страха. Бок, сдавленный когтями огромной птицы, ныл от боли. Отец, отряхнув с одежды перья, опустился на циновку и за руку притянул меня к себе. Мы еще не сказали ни слова, но я ликовала: Гюана выполнила мое невероятное желание…
И в этот момент, я уверена, покровительница безрассудных поступков пришла мне на помощь. Неловко повернувшись во сне, я больно прищемила палец кольцом Гюаны. Я вырвалась из сна, как ныряльщик, не рассчитавший силы, вырывается на поверхность. Вместе со сном меня покинуло отупение, в котором я провела все минувшие три недели. Подумать только! Допустим, я испугалась и безропотно позволила распорядиться собой. Я послушно покинула единственное место, где чувствовала себя дома… Но мне не понадобилось много времени понять, что я совершила ошибку. У богов снова что-то не заладилось, и они в очередной раз переписали проект моей жизни. Но сколько можно полагаться на богов? Почему я до сих пор ни разу не подумала о том, чтобы вернуться обратно?!
Я вскочила с кровати и распахнула окно. Холодный воздух охватил меня всю с головы до кончиков босых ног. Так ли это невозможно — вернуться в Лаверэль?
Единственная известная мне дверь в другие миры находилась в директорском кабинете. Не так уж давно, в декабре, безотчетный порыв погнал меня к дому на Загородном прямо из аэропорта, где я тщетно прождала Дениса. Ключ от агентства по-прежнему лежал в кармане моей дубленки. А дверь в кабинет шефа я уж как-нибудь открою. Взломаю, наконец. Как в кино — вышибу ногой. У меня получится. Но перед этим надо закончить кое-какие дела…
Запустив пятерню в растрепанные волосы, я включила свет, порылась в сумке в поисках записной книжки. Нашла номер адвоката, услугами которого начала пользоваться, как только пришла работать в агентство «Лаверэль». Номер набрала на мобильном, чтобы не разбудить мать треньканьем параллельного телефона. Я звонила дважды, пока наконец не отозвался сонный голос адвоката.
— Виктор Иннокентьевич? Это Жанна Золотова. Извините за поздний звонок. Я могла бы к вам подъехать? Мне нужно составить один документ…
— Сейчас? Дорогая моя, вы в курсе, сколько сейчас времени?
— Я заплачу вам за срочность. Сколько?
— …, — буркнул адвокат.
— Согласна. Выезжаю.
Тон адвоката сразу изменился.
— У вас что-то случилось, Жанна? — озабоченно спросил он. — Почему такая спешка?
Я хотела предложить ему еще денег, чтобы он не задавал лишних вопросов, но потом решила, что молчание сэкономит мне время. Пусть сочтет меня невежливой. К чему мне дорожить мнением людей, с которыми собираюсь расстаться навсегда?
Я достала из шкафа лаверэльское платье, ждавшее своего часа в самом дальнем ящике. Почему-то мне показалось, что надеть его будет хорошей приметой. Посмотрелась в зеркало. До чего я похудела… В Лаверэле даже после самых трудных испытаний у меня не было такого изможденного лица. Ничего, мы это исправим. Я натянула сапоги, куртку, вышла на цыпочках в коридор, помедлила секунду у двери, за которой спала моя мать… Тихонько открыв дверь, вышла из квартиры.
Несмотря на ночное время, по Белградской мчалось много машин. Этот город никогда не спит… Ох уж эти машины, как говорит наш шеф. Я подняла руку, и тут же подержанная иномарка, пронесшаяся мимо, остановилась и начала сдавать задом. Еще бы ей было не остановиться, увидев такую шикарную девицу в полупрозрачной юбке из небулосского шелка.
— Работаешь, красавица? — с надеждой поинтересовался он.
— Работать придется вам, — заявила я. — Мы едем на Садовую, и я плачу вам сто баксов. Я плачу вам вдвое больше, если вы по дороге ни разу со мной не заговорите.
Водитель послушно закивал головой. Всю дорогу он боялся вздохнуть, чтобы не упустить лишнюю сотню — и честно заслужил ее. Я выпорхнула из машины и свернула в темную подворотню. Навстречу мне гуртом вывалили пьяные подростки. Ну, пусть только попробуют пристать, подумала я. Задницу надеру соплякам. Нехороший блеск в моих глазах разбудил в подростках чувство самосохранения, и они благоразумно дали мне пройти.
