до горьких слез, если на спортивную, которая была „пунктиком и гордостью“), — этот Сашок не „дебил и даун“, как ты думаешь, и не бездельник-хронический двоечник». «У него просто условия такие, что и взрослому не по плечу. Вот, пойдем после уроков, чтобы помочь с домашкой и ты все сама увидишь и поймешь». И мы стали ходить, помогать делать домашку к «дебилам и двоечникам» еженедельно. И получалось так, что только человек пять детей, кто учились хорошо, были детьми служащих ИТР и заводоуправлений. Остальных спасали спортивные школы, муз. школы, школы ИЗО. Спасали, если родители все-таки сообразят вовремя, как не давать болтаться ребенку в ужасной коммуналке, во дворе со шпаной, а найти место, где можно вовсю развиваться. Этими спасительными островами для советской детворы ПО ВСЕМУ СССР(!) были еще, как у нас, например, в Пролетарском столичном районе, разные кружки и секции на стадионе «Торпедо» и рядом с «Торпедо», во Дворце культуры «ЗИЛ».
Интересно, что в этом замечательном дворце иногда, на досуге, преподавали наши старенькие педагоги по класс. т-цу из МАХУ и БТ (теперь — МГАХ), потому что их просили преподаватели из очень сильного народного театра (взрослого — детского)при Дворце культуры, где существовали школа/коллектив еще и хореографического театрального искусства, но с некоторыми трудными педагогическими проблемами местные педагоги не понимали, что делать, и звали «старшего брата-препода из ГАБТа и МАХУ, чтоб помогли». Работали там наши учителя с удовольствием, потому что «ученики хотели научиться, хватали все буквально на лету», а «ЗИЛовские» преподаватели «вносили в свои методички способы и ухватки лучшего способа преподавания навечно». Да и подработать никто никогда не отказывался.
С семидесятых я попала в совсем иную среду и «стала жить на другой планете и в другом измерении»: день и ночь занятия, вечером работа в театре (производственная практика была обязательна для всех), чуть более месяца каникул летом, да и то, нужно было «учиться по теоретическим вперед, чтобы освобождать время в течение учебного/рабочего года».
Зато, видно было, как в театре, почти в открытую, не стесняясь, большинство служащих театра вели себя так, как будто за стенами «храма искусства» никакого СССР и социализма, даже, пусть и только провозглашенного пустопорожне и лживо, — НЕ БЫЛО ВООБЩЕ.
От краха советскую культуру спасала только Екатерина Алексеевна Фурцева, что бы там про нее ни говорили и какие бы мерзкие фильмы — «художественно-документальные биографии» ни выпускали. Нужно было ее знать и видеть своими глазами, разговаривать с ней, с той, которая находила время и силы (а была уже немолода) поговорить и с маленькими ученицами какого-нибудь «МАХУ», и с артистами самодеятельных народных театров, а вечером мы ее видели за кулисами в театре-ГАБТе (а он, ведь, хоть и большой-пребольшой, но не один на свете), где она жарко спорила с кем-то из «запускающих режиссеров, обещавших застрелиться, если ему новый пульт не выдадут» или еще с кем-нибудь, иногда, даже с уборщицей или рядовым рабочим сцены, гримером, костюмером, затырканными работой…
И еще мы «наслаждались» постоянным обществом семейства Брежневых и его компании по работе в ЦК КПСС ген. секретарем, — и все с чадами-домочадцами и многочисленными ж…лизами.
И после этого «вечного присутствия лучших хероев соц. труда и Советского Союза, лучших и первых граждан Страны Советов» в театре, пусть и в служебной ложе, — а она очень близко находилась к сцене, «руку только протяни», — можно писать тысячи тонн букв про то, что Брежнев был «такой/не такой/сякой-не сякой», но все это будет мифотворчество, сочинение сказок на заданную тему.
Нужно, чтобы получить такое «глЫбокое» и полное отвращение ко всем генсекам на свете, просто часто видеть не смущающуюся перед глазами артистов рожу бравого генсека, — «да кто они такие? фигляры, прислуга, лакеи, которые развлекают их генсековское величество», — МУТНОГЛАЗОЕ МАРАЗМАТИЧЕСКОЕ ЛИЦО ОДНОГО ИЗ НИХ В ТЕЧЕНИЕ ДОЛГОГО ВРЕМЕНИ.
Мне часто снился сон-кошмар, после которого я вскакивала в холодном поту с кровати, разметав подушки и одеяла прочь, на полкомнаты (видимо, хотела во сне отбить кого-то несчастного из объятий Брежнева при помощи подручных средств — одеял и подушек). В этом сне товарищ Брежнев до смерти зацеловывает одного из руководителей одной из дружеских стран, которых он любил водить в наш театр, «поглядеть на лучших в мире советских балеринок и танцовщиков», оцепляя при помощи ФСО (я не помню, как оно, это подразделение «по охране первых лиц страны», тогда еще называлось) театр и, конечно же, сильно нарушая производственный процесс огромного предприятия, такого, как БТ. Во сне непременно «зацелованный» падал без чувств, ему оказывали срочную мед. помощь — разные реанимационные мероприятия, но они не помогали и несчастный генсек какого-то из дружественных государств неизменно умирал.
И сейчас думается, что этот повторяющийся сон, дающий образы дружественных государств (стран блока Варшавского договора и некоторых капиталистических государств, у руководства которых находились просоциалистически настроенные руководители, например, как Франция и другие), «задушенных» в, якобы, «дружественных объятиях» советского генсека, был каким-то пророческим…
Даже нам, подросткам, юношам и девушкам, загруженным работой и учебой, давным-давно было понятно, что СССР уж списан всеми этими «генсеками с компаниями», списан почти в открытую. они просто ждали, когда эта махина наконец-то убьется технически и рухнет в пропасть, что и случилось в ходе контрреволюции 1991–1993 годов. Но это была лишь ожидаемая бюрократами-предателями СССР, ПРОСТАЯ ФОРМАЛЬНОСТЬ.
Жизнь в СССР.
Ну что можно тут сказать?
Я жил в семье ИТР, геолога и биохимика. Не сказать что жировали.
Поначалу жили в общежитии, на 33 квадратах размещалось 9 человек, две жилые комнаты, маленькая 9 метров, и большая ажно 15. В большой ютились две семьи, одна с двумя мальчишками. Я с родителями жил в маленькой на 9 метрах. Принадлежало это безобразие АН СССР, Петрозаводскому ГУ, факультету геологии. Потом решили расселить в новую общагу, классно жили молодые ИТР, правда, обещали ажно по целой комнате выделить. В общем с боем и прокуратурой добились улучшения условий. А эта квартира осталась за нашей семьей.
Не сказать, что голодали, но мясо раз в месяц по талонам, не Москва таки и не первый список. Масло тоже по талонам. Зато курица типа спортсмен, или «птица удачи», была всегда, тощая, как будто померла своей смертью.
Макароны, крупы, картошка, консервы рыбные, яйца, вот и весь рацион, отец из экспедиций раз в годы сгущенку привозил и тушняк, тот самый военный, который калибра 100 мм. Картошка вечно наполовину гнилье. Самый деликатес
