Не существовало подходящего времени года для поездки в Хьюстон, а 4 июля был худшим днем для этого. Но именно 4 июля 1962 года семеро астронавтов отправились в Хьюстон. Для содействия лунной программе Кеннеди под руководством НАСА строился Центр пилотируемых космических полетов на тысяче акров пастбища к югу от Хьюстона, возле Чистого озера, которое на самом деле было не озером, а небольшой бухточкой, и настолько же чистым, как зрачки отравленного окуня. Астронавты, Гилрут и большинство персонала Лэнгли и Мыса должны были переехать в Хьюстон, хотя пусковым центром по-прежнему оставался Мыс. Скромные размеры Лэнгли и Мыса как нельзя лучше подходили для стадии «полный вперед!», которую проект «Меркурий» уже прошел. Все знали, что Хьюстон крупнее, но об остальном даже не догадывались.
Они вышли из самолета в аэропорту Хьюстона и окунулись в расплавленный воздух. Температура была под сорок градусов. Не то чтобы это имело значение — парней заверили, что их въезд в Хьюстон пройдет легко и небрежно, в техасском стиле. Будет небольшая энергичная кавалькада по Нижнему городу, просто чтобы на них посмотрели добрые люди… а затем состоится вечеринка с коктейлями, на которую придут несколько важных местных фигур. Во время вечеринки парни смогут расслабиться и пропустить пару стаканчиков.
В аэропорту их ждала шеренга лимузинов — по одному для каждого астронавта и его семьи; на бортах автомобилей были прикреплены крупные полосы бумаги с написанными на них фамилиями. Вскоре кортеж двинулся в путь — ехали все, за исключением жены Ширры, которая находилась в Лэнгли, поправляясь после какой-то незначительной операции. Довольно быстро, на хорошей скорости они проследовали по улицам Хьюстона, и это было в общем-то безболезненно. Но затем все семь автомобилей поехали вниз по склону, в глубь арены, известной как Хьюстонский Колизей.
Холод начал пробирать их до костей. Они поеживались и трясли головами. Вскоре они оказались внутри какой-то огромной подземной парковки. Воздух тут кондиционировался по-хьюстонски, то есть вас продувало насквозь. Здесь, вместе с оркестрантами в униформе, собралась целая армия промерзших людей. Они стояли, словно ледяные скульптуры. В лимузинах сидели политики — им было слишком холодно, чтобы открывать рты; а еще — полицейские, пожарники, солдаты Национальной гвардии и снова музыканты. Потом процессия развернулась и выехала наверх, в слепящее солнце и сорокаградусную жару; асфальт вздымался волнами и плавился. Парни оказались во главе торжественного проезда. Впрочем, не совсем так. В первом лимузине ехал техасский конгрессмен, румяный парень Альберт П. Томас, влиятельный член Финансового комитета Палаты представителей. Он размахивал огромной шляпой, словно говоря: смотрите, кого я вам привез!
Тут до парней и их жен начало доходить, что эти люди, бизнесмены и политики, рассматривают открытие Центра пилотируемых космических полетов и приезд астронавтов как важнейшее событие в истории Хьюстона. «Нейман-Маркус» и другие фешенебельные универмаги, крупные банки, музеи и другие учреждения, все лучшее, вся культура — все это находилось в Далласе. По хьюстонским меркам Даллас был настоящим Парижем — разве что часы там устанавливались по Центральному стандарту, — а в самом Хьюстоне не было ничего, кроме нефти и прожженных дельцов. Космическая программа и приезд семерых астронавтов должны были сделать этот скороспелый городок респектабельным, законной частью души Америки. Поэтому большой парад возглавлял депутат Альберт Томас, который размахивал своей десятигаллоновой шляпой, сигнализируя о начале спасения Хьюстона.
Астронавты и их жены думали, что уже повидали все возможные виды парадов, но этот был sui generis. На улицах выстроились тысячи людей. Но они не издавали ни звука. Они стояли в четыре-пять рядов, потели и таращились. Пот тек с них рекой. Они просто таращились и потели. Семеро парней, каждый в именном лимузине, стояли, улыбались и махали руками, их жены улыбались и махали, дети улыбались и смотрели вокруг — каждый делал свое обычное дело, — а толпы людей просто таращились на них. Они даже не улыбались. Они смотрели на астронавтов с угрюмым любопытством, словно видели военнопленных или пришельцев с Альфы Центавра и не были уверены, смогут ли те понять местное наречие. Время от времени какой-нибудь древний старик размахивал руками и кричал что-что сердечное и подбадривающее, но остальные просто торчали под солнцем, как пугала. Стоять в полдень в асфальтовом месиве Нижнего города и смотреть на парад… Нет, эти люди были не в своем уме! Но процессия постепенно проходила через эти волны оцепенелости и апатии.
Примерно через час парни и их семьи к своему ужасу поняли, что процессия возвращается в ту самую дыру в земле под Колизеем. Кондиционированный воздух обрушился на них стеной. Все опять промерзли до костей, зуб не попадал на зуб. Оказалось, что именно здесь, в Хьюстонском Колизее, должна состояться небольшая вечеринка с коктейлями. Они поднялись на первый этаж Колизея, напоминавший формой огромную чашу. Здесь собрались тысячи людей, а все пространство было наполнено каким-то странным запахом и шумом голосов. Пяти тысячам чрезвычайно громкоголосых людей не терпелось наброситься на жареную говядину и щедро залить ее виски. В воздухе стоял запах горящего мяса. Здесь было устроено около десяти углублений для барбекю и жарилось тридцать говяжьих туш. Пять тысяч бизнесменов, политиков и их лучших половин, освеженные сорокаградусной июльской жарой, сгорали от нетерпения. Это было техасское барбекю в хьюстонском стиле.
Сначала семерых храбрых парней, их жен и детей вывели на сцену в конце арены, и состоялась небольшая приветственная церемония, во время которой астронавтов по очереди представили публике, а затем многочисленные политики и бизнесмены выступали с речами. И все это время огромные говяжьи туши шипели на огне и дым смешивался с ледяными струями кондиционированного воздуха. Только сильный холод удерживал вас от рвоты: нервные окончания солнечного сплетения замерзали напрочь. Жены пытались быть вежливыми, но это им не удавалось. Дети ерзали на сцене и просились в туалет, где не были уже несколько часов. Жены вставали и шепотом спрашивали у местных жителей, где тут уборные.
К несчастью, теперь наступала та часть, когда они должны были расслабиться, поесть говядины и фасоли с подливкой, выпить немного виски, обменяться рукопожатиями с добрыми людьми и почувствовать себя как дома. Их снова вывели на первый этаж арены, освободили пространство, поставили для них складные кресла и бумажные тарелки с огромными кусками жареного техасского бычка, а затем окружили их еще целым частоколом таких же складных кресел. Вокруг этого частокола выставили кольцо из техасских рейнджеров лицом к толпе. Толпа, несколько сот человек, выстроилась рядами возле барбекю, накладывая огромные жирные куски говядины на бумажные тарелки… и попивая виски. Затем публика заняла места на трибуне и смотрела оттуда вниз, на первый этаж. Это и было главное событие, торжественный прием: пять тысяч человек, все как один — особо важные персоны, сидели на трибунах Хьюстонского Колизея посреди дыма от жарящегося мяса и наблюдали за тем, как астронавты едят.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
