— Без щитов! — крикнул Уилл Скит. — И их тетивы, должно быть, отсырели.
— Их стрелы не долетят до нас.
Сбоку от Томаса снова появился отец Хобб.
Томас кивнул, во рту у него пересохло, и он ничего не сказал. Арбалет в хороших руках — а не было рук более умелых, чем у генуэзцев, — стрелял дальше, чем обычный лук. Если тетива его была сухой. Дальность стрельбы не являлась большим преимуществом, поскольку требовалось много времени на новое натяжение. Лучник пользовался этим, выпуская шесть-семь стрел, пока арбалетчик заряжал вторую. Однако, даже понимая все это, Томас нервничал. Врагов казалось так много, а французские барабаны — огромные котлы с натянутой на них толстой шкурой — громыхали в долине, как стук сердца самого дьявола. Вражеские всадники двинулись вперед, им не терпелось погнать своих коней на английский строй. Английские латники зашевелились, сплачивая ряды в одну сплошную массу щитов и стали. Гремели и звенели доспехи.
— С нами Бог! — крикнул священник.
— Не тратьте стрелы зря, — предостерег Уилл Скит. — Цельтесь наверняка, ребята, наверняка. Их надолго не хватит. — Он повторил свое наставление, пройдя вдоль строя. — Том, у тебя такой вид, будто ты увидел призрака.
— Десять тысяч призраков, — ответил тот.
— Ублюдков больше десяти тысяч, — сказал Уилл Скит и оглянулся на холм. — Всадников, может быть, тысяч двенадцать. — Он осклабился. — Значит, парень, нужно двенадцать тысяч стрел.
У французов было шесть тысяч арбалетчиков и вдвое больше конных латников, в подкрепление которым на обоих флангах французского войска появилось пешее ополчение. Томас сомневался, что ополченцы сыграют роль в сражении. Если только оно, конечно, не превратится в беспорядочное бегство. Он понимал, что арбалетчики, вероятно, отойдут назад, поскольку шли без щитов, а их тетивы отсырели. Но чтобы отогнать генуэзцев, потребуются стрелы, много стрел, и, значит, меньше останется на всадников, чьи поднятые вверх раскрашенные копья частоколом вздымались на вершине холма.
— Нам понадобится больше стрел, — сказал он Скиту.
— Обойдешься теми, что есть, — ответил тот. — Мы победим. Не желай того, чего все равно не получишь.
Арбалетчики замешкались у подножия холма и, выстроившись в цепь, вложили стрелы в пазы. Прежде чем выпустить первую стрелу, Томас суеверно поцеловал ее наконечник, представлявший собой клин из чуть заржавевшей стали с двумя крутыми зазубринами. Он положил стрелу на левую кисть и пристроил выемку на тупом конце к середине тетивы, защищенной от истирания пеньковой оплеткой. Потом натянул лук и ощутил успокоение от сопротивления тиса. Стрела лежала с внутренней стороны цевья, слева от сжимавшей его руки. Он ослабил натяжение, прижал стрелу левым большим пальцем и согнул пальцы правой руки.
От неожиданного звука трубы Томас подскочил. Теперь все французские барабанщики и трубачи взялись за дело, создав полную какофонию, и генуэзцы снова двинулись вперед. Они поднимались по английскому склону, их лица казались пятнами в обрамлении серых шлемов. Французские всадники спускались с холма, но медленно, словно смакуя приказ к атаке.
— С нами Бог! — крикнул отец Хобб.
Он стоял в позе лучника, вытянув левую руку вперед, и Томас увидел, что его ноги босы.
— Что случилось с вашими сапогами, святой отец?
— Одному бедному мальчику они были нужны больше, чем мне. А я добуду себе пару французских.
Томас пригладил оперение на первой стреле.
— Погодите! — крикнул Уилл Скит. — Погодите!
Из английского строя выбежал пес, и его владелец звал его обратно, а через мгновение уже все лучники выкрикивали собачье имя:
— Кусака! Кусака! Сюда, негодяй! Кусака!
— Тихо! — проревел Уилл Скит, а пес в полном замешательстве убежал в сторону неприятеля.
Справа от Томаса, за строем, пушкари с дымящимися фитилями присели у телег. Лучники поднялись на повозки, слегка натянув луки. Графу Нортгемптонскому пришлось подойти и встать среди стрелков.
— Вам не следует быть здесь, милорд, — сказал Уилл Скит.
— Едва король произвел его в рыцари, он сразу возомнил, что может мне приказывать! — проворчал граф.
Стрелки усмехнулись.
— Не убивай всех латников, Уилл, — продолжал граф. — Оставь несколько для наших неуклюжих мечей.
— У вас еще будет возможность повоевать, — мрачно проговорил Уилл Скит. — Погодите! — снова крикнул он лучникам. — Погодите!
Генуэзцы наступали с воинственным криком, хотя их голоса почти заглушал громкий барабанный бой и неистовые звуки трубы. Кусака несся назад к англичанам, и, когда пес наконец укрылся за строем, раздались веселые возгласы.
— Не тратьте понапрасну чертовы стрелы, — напоминал Уилл Скит. — Цельтесь хорошенько, как вас учила мама.
Генуэзцы подошли на расстояние выстрела, но ни одной стрелы пока не вылетело. Арбалетчики в красно-зеленых камзолах все приближались, чуть пригнувшись на подъеме. Они шли не прямо на англичан, а немного под углом, и это означало, что правый фланг английского строя, где стоял Томас, попадет под удар первым. К тому же в этом месте склон был самым пологим, и Томас с замиранием сердца понял, что, похоже, окажется в гуще сражения. Тут генуэзцы остановились, выровняли линию и издали боевой клич.
— Слишком рано, — пробормотал граф.
Арбалетчики встали в позицию для стрельбы. Они направили арбалеты вверх, намереваясь обрушить на английский строй смертоносный дождь.
— Натянуть! — скомандовал Скит, и у Томаса заколотилось сердце, когда он оттянул до правого уха шероховатую тетиву.
Он выбрал человека во вражеском строю, расположил конец стрелы прямо между ним и своим правым глазом, отвел лук чуть вправо, чтобы компенсировать отклонение, потом поднял левую руку и вновь отодвинул его, учитывая направление ветра. Ему не приходилось думать о прицеливании, все делалось инстинктивно, и все же он нервничал, и на правой ноге подрагивала мышца. Из английского строя не доносилось ни звука, а арбалетчики кричали, и барабанный бой оглушал. Генуэзцы напоминали красно-зеленые статуи.
— Стреляйте, ублюдки, — пробормотал кто-то, и генуэзцы повиновались.
В небо взлетели шесть тысяч коротких арбалетных стрел.
— Пора, — удивительно тихо проговорил Уилл. И полетели английские стрелы.
* * *
Элеонора скрючилась у повозки с пожитками лучников. Тут было три-четыре десятка других женщин, многие с детьми, и все вздрагивали при звуке труб, барабанного боя и отдаленных криков. Почти все женщины были француженки или бретонки, но никто из них не жаждал победы французов, потому что на зеленом холме стояли их английские мужчины.
