В Ульяновском районе Калужской области в настоящее время находится деревня Хоревка. По преданию, эта деревня выросла из хутора Хоря (Богдановы, с. 16).
В. Колонтаева, дочь соседа по имению В. П. Тургеневой, многие годы прожившая в Спасском, пишет в «Воспоминаниях о селе Спасском», что прототипом господина Полутыкина был помещик Калужской губернии Н. А. Голофеев. «Как-то раз я рассказывала в присутствии Ивана Сергеевича, что некто Ник. Алек. Голофеев сделал предложение одной моей знакомой девице и, получив от нее отказ, на другой день прислал ей огромный поднос с кислыми персиками <…> Случилось, как нарочно, что Иван Сергеевич охотился в лесах Калужской губернии, недалеко от поместья Голофеева, познакомился с ним и прогостил у него несколько дней <…> Впоследствии, когда появился в печати рассказ „Хорь и Калиныч“ и Голофеев прочел его, то, узнав в Полутыкине себя, страшно обиделся, говоря, что Иван Сергеевич крайне неделикатно с ним поступил» (ИВ, 1885, № 10, с. 64–65).
В рассказе «Хорь и Калиныч» отразились идеологические споры, которые велись в середине 40-х годов между «западниками» и славянофилами[111]. В трактовке двух основных образов рассказа, — в высокой оценке самобытной личности крестьян, подчеркивании в них чувства собственного достоинства, уважении, с которым автор относится к своим героям, — сказались разделявшиеся в то время Тургеневым взгляды на русский народ Белинского и Герцена.
Идеологи славянофильства заявляли о приверженности русского народа к старине, об активном неприятии им всего нового, особенно идущего с Запада. Тургенев же показал в образе Хоря, что простой русский человек относится ко всякого рода новшествам с позиции здравого смысла, с точки зрения практической полезности, пригодности этого нового в условиях той действительности, в которой он живет. Остро полемически звучало заключение, вынесенное «рассказчиком» в результате беседы с Хорем, — заключение, что «Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях». Отношение к государственным реформам Петра I было, как известно, одним из основных вопросов, по которым славянофилы расходились с «западниками». Славянофилы считали реформаторскую деятельность Петра чуждой духу русского народа, а его преобразования — искусственно перенесенными с Запада на русскую почву, в результате чего будто бы было нарушено «самобытное» развитие Руси. Признание Тургеневым народного характера петровских преобразований определяло позицию писателя в одном из главных идейных споров его времени.
С другой стороны, образ Хоря свидетельствует об отрицательном отношении Тургенева к иллюзиям и домыслам реакционно-консервативных идеологов о будто бы существовавшем в самодержавно-православной России единстве народа и правящего сословия, о патриархальной гармонии между «отцами-помещиками» и «детьми-крестьянами». Крепостной крестьянин Хорь относится к своему барину, помещику Полутыкину, с иронией, критически. Он превосходит своего господина интеллектуально и по деловым качествам.
Рассказ «Хорь и Калиныч», ставший первым в цикле «Записок охотника», был высоко оценен современной критикой и читателями. Друзья и единомышленники из редакции «Современника» сообщали об этом Тургеневу за границу. И. И. Панаев пишет 10 (22) февраля 1847 г.: «Ваши оба рассказа (второй напечатан во 2 №) очень нравятся, да и не могут не нравиться, потому что они истинно хороши»[112]. Вслед за тем Белинский в письме от 19 февраля (3 марта) рассказывает автору о настоящем триумфе его художественной миниатюры: «Вы и сами не знаете, что такое „Хорь и Калиныч“. Судя по „Хорю“, Вы далеко пойдете. Это Ваш настоящий род <…> „Хорь“ Вас высоко поднял — говорю это не как мое мнение, а как общий приговор» (Белинский, т. 12, с. 336).
Более подробный отзыв критик дал в обзорной статье «Взгляд на русскую литературу 1847 года». Белинский определил здесь природу таланта Тургенева, отметил тесную связь его творчества с современной русской действительностью, новый подход к теме народа, в рассказе «Хорь и Калиныч» — типичность образов главных героев (там же, т. 10, с. 344–346).
Типичность крестьянских образов рассказа подчеркивал и Герцен. В предисловии к немецкому изданию «Рыбаков» Григоровича Герцен писал в 1857 г.: «Он <Тургенев> наделил, конечно шутки ради, одного — характером Гёте, а другого — характером Шиллера. Но по мере того, как Тургенев приглядывался к господскому дому и к чердаку бурмистра, он увлекся своей темой. Шутка постепенно исчезла, и поэт нарисовал нам два различных, серьезных поэтических типа русских крестьян» (Герцен, т. XIII, с. 177).
Очень сочувственно отнесся к «Хорю и Калинычу» Анненков. В «Заметках о русской литературе прошлого года» он заявил, что этот рассказ — «первый по появлению <…> остается первым и по достоинству» (Совр, 1849, № 1, отд. III, с. 19).
Лишь немногие лица высказывали отрицательные суждения. Так, например, В. П. Боткин считал, что «Хорь и Калиныч» — «идиллия, а не характеристика двух русских мужиков». В идеализации крестьян обвиняли Тургенева также «Отечественные записки». Рецензент журнала особенно упрекал автора за ту сцену, где «один мужик несет в подарок другому (страшно вымолвить!) пучок земляники…» (Отеч Зап, 1848, № 1, отд. V, с. 23).
Изменчивым было отношение к рассказу (а впоследствии и ко всему циклу) виднейших представителей славянофильства — братьев Аксаковых. В 1847 г. в рецензии на «Петербургский сборник» Некрасова К. С. Аксаков, резко отрицательно отозвавшись о стихотворениях Тургенева и поэме «Помещик», сделал специальную оговорку о «Хоре и Калиныче»: «Мы должны указать на появившийся в 1-м нумере „Современника“ превосходный рассказ Тургенева „Хорь и Калиныч“. Вот что значит прикоснуться к земле и к народу, в миг дается сила!» (Московский сборник на 1847 год, отд. II, с 38, примечание). Однако в октябре 1852 г., прочитав «Записки охотника» (отдельное издание), К. С. Аксаков весьма сурово оценил весь цикл, изменив свое мнение и о «Хоре и Калиныче». «„Хорь и Калиныч“, — писал он Тургеневу, — тот же, и те же в нем достоинства, но, видно, требования выросли, видно — выросло время: только далеко не так понравился мне этот рассказ, как прежде <…> Ваши „Записки охотника“ вообще — только одно мерцание какого-то света, не больше» (Рус Обозр, 1894, № 8, с. 481). И. С. Аксаков, критически оценивая манеру художественного письма в «Записках охотника» и указывая автору на отдельные стилистические промахи, относил рассказ «Хорь и Калиныч» к числу лучших (там же, с. 476).
Чиновник Главного управления цензуры Е. Волков, который в 1852 г. вел секретное следствие об издании «Записок охотника», обратил особое внимание на антикрепостнический дух рассказа. В рапорте на имя министра он докладывал: «Внушать крестьянину мысли, что на свободе ему будет лучше, чем у своего барина, несмотря даже, что он хороший барин, <…> не следует» (см..; Оксман, Сб, 1959, с. 273).
В качестве охотника посещая Жиздринский уезд… — В Жиздринском уезде Калужской губ. находились семь деревень Тургенева с населением более 450 ревизских душ, перешедшие к нему по наследству после смерти матери и раздела с братом. Крестьяне этих деревень были отпущены Тургеневым на оброк за плату, вдвое меньшую принятой за норму в уезде (см.: Малинин Д. И. Жиздринские деревни Тургенева. — Изв. Калужской ученой архивной комиссии. Калуга, 1914. Вып. XXII, раздел 9).
…хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть Пинну… — А. Н. Нахимов (1783–1815) — второстепенный поэт-сатирик, автор эпиграмм, басен, сатир на взяточничество, ябедничество, галломанию. «Сочинения в стихах и прозе» А. Нахимова в начале XIX века издавались несколько раз. Вероятнее всего, Тургенев был знаком с сочинениями Нахимова, вышедшими в Москве в 1842 г.
«Пинна» — одна из повестей М. А. Маркова (1810–1876), вошедшая в сборник «Сто русских литераторов», т. III (СПб., 1845). Повести Маркова, писавшиеся в духе Марлинского, по определению Белинского, «забывались в ту же минуту как прочитывались» (Белинский, т. 9, с. 267). Иронически пересказывая в рецензии на названный сборник содержание «Пинны», Белинский писал, что со смертью героя «на свете стало одним глупцом меньше — единственная отрадная мысль, которую читатель может вынести из этой галиматьи» (там же, 269–270).
…кто без бороды живет, тот Хорю и на́больший. — Хорь имеет в виду чиновничество, под чью зависимость он рисковал попасть, освободившись от крепостной зависимости. По указу Николая I от 2 апреля 1837 г. чиновникам запрещалось носить усы и бороду (см. примеч. к стр. 250).
«…замашки»… — грубый домотканый холст или посконная пряжа из волокон конопли.
